Но обитатели школы, в добровольно-принудительном порядке выгнанные на открытую всем ветрам площадку, были далеко не единственными зрителями намечающегося зрелища. Прийти посмотреть на день открытия спортивного фестиваля выбрались очень многие британские маги, лорды и леди, сэры и эсквайры, наследники и просто погулять вышедшие случайные типы – короче, площадка вокруг пирсов была забита достопочтенной и не очень публикой. Фадж, распинавшийся о чём-то с центральной трибуны, украшенной флагами, притащил сюда с собой даже симфонический оркестр, где он его взял – теряюсь в догадках, ибо ни театров, ни концертных залов в Магической Британии нет. На флагштоках, числом соответствующим количеству заявивших свои делегации государств, трепыхались на сильном ветру разноцветные флаги. Ветер рвал и уносил прочь мишуру, букеты наколдованных цветов и искрящиеся ленты.

Все до единого посетители фестиваля вглядывались в плывущую над водой серую дымку, гонимую ветром – именно оттуда, из мороси и тумана, должны были появиться корабли с участниками Игр. И вот, из-за ближайшего к школе холма, скрывавшего вход в канал к большой воде, появилась копна дыма, а спустя какое-то время – и первый корабль, на корме которого трепетал на ветру германский чёрно-бело-красный триколор. Надпись на его носу, начертанная на двух языках, гласила: «LORELEY – ЛОРЕЛЕЙ», а приписан корабль был к порту Гамбурга.

Германский теплоход, на леерах верхних палуб которого были вывешены флаги делегаций, прибывших на его борту, не спеша ошвартовался у среднего причала. И пока немцы, финны, шведы и голландцы сходили с палубы на причал, из входа в канал показался второй лайнер – на этот раз наша «Новороссия», севастопольской приписки, под красным флагом на корме и с красными же полосами на трубах. Английское магическое буржуинство и аристократство при виде надписи «НОВОРОССИЯ – NOVOROSSIJA» недовольно поморщило носы.

Русский теплоход ошвартовался у третьего, дальнего причала, и с его палубы сошли, помимо наших спортсменов, также делегаты остальных причерноморских и средиземноморских стран. Площадку перед замком заполнило и второй разноцветной и разноязыкой толпой, и стоявшие рядом со мной мои солнечные невесты горячо зааплодировали – наши идут!

Тем временем подошёл и третий корабль, на этот раз он принадлежал Южно-Африканской Федерации, имел имя «Трансвааль» и вышел из Капстада около месяца тому назад с заходом в Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро и Каракас. «Трансвааль» причалил рядом с нашим лайнером у дальнего пирса, и на площадь сошли спортсмены в пончо, сомбреро и пробковых шлемах. Новый взрыв аплодисментов, и широкая улыбка на лице стоявшей рядом со мной Авроры – на борту этого корабля прибыли её земляки.

Четвёртым в импровизированную гавань вошёл и причалил к ближнему пирсу американский лайнер под звёздно-полосатым флагом, вышедший, судя по имеющейся у нас информации, из Бостона, ибо Нью-Йорк захвачен порождениями Хаоса, а Вашингтон и вовсе разрушен до основания, ибо прямо через город проходит фронт. Однако лорды и сэры оживились прибытию кузенов и собственного же канадского доминиона, а также ряда заморских владений.

Пятым пришёл лайнер с восходящим солнцем на белом полотнище, наполнивший площадь перед замком делегатами из арабских и индийских государств, а также самой Японии. «Идзумо-Мару» встал на якоря рядом с немцем, у среднего причала. Ну, а последним оказался лайнер принимающей стороны, привёзший на Игры австралийцев, новозеландцев и прочих обитателей многочисленных островных и индокитайских княжеств.

Ну что ж, всё, что ли? Приглашают зайти в Большой Зал, мол, гости проголодались с дороги, а нас, типа обитателей замка, зовут составить им компанию и проявить гостеприимство. Ладно, идём, что уж тут.

Большой Зал был наряден, как он бывает всего дважды в год, на встрече и проводах учебного года. Однако мебель переставили, столы оказались длиннее, и не четыре их теперь уже было, а восемь, и места каким-то магическим образом хватило на всех.

Все четыре факультета расселись по своим столам. Зашедшие следом иностранные делегации тоже принялись занимать места. В компанию к гриффиндорцам пристроились американцы, африканские делегации, набранные с бору по сосенке из выпустившихся ранее истинных англичан и самих же гриффиндорцев последних курсов. Равенкловцы делили стол главным образом с азиатами всех мастей, слизеринцы – с англичанами, канадцами, австралийцами, столу же Хаффлпаффа компанию составили, завидев нашу скатерть с самоваром, славянские, европейские и латиноамериканские делегации. Сюда же прицепом шла и делегация Конфедерации, обрадовавшаяся полному отсутствию за нашим столом истинно английских чёрных рож.

Преподавательский стол тоже изменил свой вид, теперь вместо кресел только для преподавателей там должны были сидеть главы делегаций, а учителей по приказу МакКошки спровадили делить стол со студентами. Впрочем, кому и как, нам-то это только по душе, ибо в непосредственной близости от меня тут же возникли все три мои невесты, в том числе и просочившаяся в замок под моим невидимым плащом Дора. И если Аврора и Света сидели на противоположной стороне стола, чтобы не выдать факт наших с ними устоявшихся отношений, то Дора, ничуть не смущаясь, пристроилась по правую руку от меня, как она всегда делала весь мой первый курс.

Внимание мужских половин большей части делегаций скрещивалось на нашем столе. И, как мы поняли впоследствии, на одной конкретной гостье из братской Сербии, девушке с платиново-белыми волосами и пронзительно-синими глазищами. Она сидела от нас достаточно близко, чтобы можно было её рассмотреть, но, в отличие от иных прочих хаффлпаффцев, я достаточно быстро отвернулся. Нечего вейл из братских стран взглядом раздевать – в этот раз, в отличие от, у меня с личной жизнью всё в порядке, и мои три невесты красотой ей ни в чём не уступят. То, что это вейла, притом свободная, было понятно сразу, ибо, как говорилось в справочнике по магическим существам и расам, так привлекать мужское внимание способны только они, причём сильнее всего такое их Очарование у тех из вейл, которые ещё не успели найти спутника жизни. Однако многие из тех, кто составлял нам компанию за столом, то бишь русские, немецкие, сербские и другие гости из числа «красных», проявляли моральную устойчивость – то ли у них вопрос с личной жизнью уже решён окончательно, по книжкам так и говорилось, то ли защитные талисманы какие выдали им при отправке, то ли они просто тренируются в таком ключе. А вот американцы, азиаты, англичане и особенно гуталины уставились на сербскую вейлочку, словно бараны на новые ворота, и некоторые стали при этом натурально исходить слюной, создав тем самым преотвратнейшее зрелище. Собственно говоря, именно эта конкретная особа была за столом не единственной вейлой – присутствовали ещё две таких же белокурых девицы в русской форме, одна в болгарской и одна в венгерской – но от остальных не исходило такого Очарования. Видимо, они прибыли сюда уже просватанными либо и вовсе замужними.

Так я и отвернулся, и переключился на беседу с Дорой, упустив из виду направленный на меня пристальный взгляд синих глаз. И это заимело далеко идущие последствия, только узнали мы об этом гораздо позже.

- Слышь, паря, твой самовар? – спросил меня кто-то из русской делегации.

- Мой, – отвечаю. – Купил когда-то по случаю.

- Богатый стол, слушай! Как у нас! А мы думали, что наглы ничем путным кормить не будут.

- Так то наглы, их еду за остальными столами смотрите. А я наш, русский.

- Откуда ж ты взялся-то, кормилец? Ить не было ж тебя! – пароль принят.

- Князь Милославский, слыхал про такого? – отвечаю вторую часть кодовой фразы. – Приятель Антон Семёныча Шпака.

- А-а, понял, понял, не дурак. Скажу кому надо. Иван Беспалов, – тянет он руку. – Я из Архангельска.

- Владимир Чернов, питерские будем, – пожимаю ему руку. Всё же из всех городов здешней России я лучше всего знаю именно о Питере, наслышан от выросшей там Светы, сию легенду и договорились с ней выдавать на-гора по потребности. А она соответственно это же и отослала начальству.