Кстати, многожёнство разрешено здесь преимущественно для военнослужащих и приравненных к таковым – штатскому деятелю, как бы высоко он ни забирался, вторую жену не разрешат, разве что он совершит что-то конкретное и материально выраженное, за что полагается как минимум Трудовая Слава. Так что в этом благословенном мире даже простые работяги, ежели непьющие и несудимые, имеют массу преимуществ перед своим начальством, ибо в цеха заводов здесь прилетает гораздо больше орденов и медалей, чем в высокие кабинеты. На долю больших и важных чинуш всех мастей здесь чаще достаётся чёрный воронок, допросный подвал МГБ и огромные лагерные сроки с конфискацией всего «нажитого непосильным трудом». Начальнику-то награду может дать только всеобщее собрание подчинённых, с одобрением не ниже трёх четвертей от коллектива, а вот уголовное дело любой прокурор сшить может. И всё логично и обоснованно, чем выше залез, тем больнее падать, чем выше общественное положение некоего гражданина, тем выше мера ответственности за нарушение оным гражданином закона…
Света привезла мне в подарок очередное доказательство, что вброшенный мной культурный пласт вполне себе приживается здесь. Группа «Любэ» весной выпустила новый альбом, получивший название «Песни о людях», оказавшийся двойным, и песен здесь было намного больше.
Кассета 1
Сторона А Сторона Б
1. Там, за туманами 1. Белый лебедь
2. Скворцы 2. Две подружки
3. Тянет к людям 3. Ребята с нашего двора
4. Покосы 4. Улочки московские
5. Бабушка 5. Младшая сестрёнка
Кассета 2
Сторона А Сторона Б
1. А заря… 1. Старые друзья
2. Ясный сокол 2. Охота
3. Свои 3. Эх, Москва…
4. Верка 4. Позови меня тихо по имени
5. Поёт гитара 5. Дорога
- Сейчас, как было сказано, хотят они записать альбом по военной теме, – сказала Света. – Кое-что у них уже есть, может, ты ещё что-нибудь подкинешь?
- Что-нибудь подкину, – усмехаюсь я. – Есть у меня тут некоторые наброски стихов, может, что и получится… – беру гитару и, изображая ожесточённый ход мыслей, напеваю:
Серыми тучами небо затянуто,
Нервы гитарной струною натянуты,
Дождь барабанит с утра и до вечера,
Время застывшее кажется вечностью.
Мы наступаем по всем направлениям,
Танки, пехота, огонь артиллерии.
Нас убивают, но мы выживаем,
И снова в атаку себя мы бросаем…
Давай за жизнь,
Давай, брат, до конца,
Давай за тех, кто с нами был тогда,
Давай за жизнь, будь проклята война,
Помянем тех, кто с нами был тогда… [66]
Песня, однако, немного отличалась от изначального варианта, в частности, в третьем куплете значилось: «…Деда, он был офицер Русской Армии. «Сыну на память. Май сорок четвёртого». Встретил Победу в далёкой Испании…» Тем не менее, прошло на «ура».
- Это будет нечто… – захлопала в ладоши Света. – Ту кассету, что я привезла, еле в Москве нашла, расхватывают на глазах. Таких песен мало в последнее время пишут…
- Я так подозреваю, что с этими песнями наши скоро в атаку пойдут.
- Учитывая, что в мире творится, не исключено, – кивнула Света.
Тем временем поспел шашлык, и мы продолжили наше скромное семейное торжество. Семейное – потому что и Дору, и Свету я уже считал своей семьёй. И обе мои невесты были с этим полностью согласны.
А пока мы втроём строили планы на будущую семейную жизнь, события продолжили нестись вскачь.
Вскоре после отбытия Светы в Хогвартс мы с Дорой наведались в Косой переулок за книжками для четвёртого курса. Покупать было надо мало чего, Дора дала мне свои старые учебники, какие попадали в список, тем паче что с тех пор они не поменялись ни на запятую, а вот ингредиенты для зелий нужно добывать свежие и каждый год.
Мы не сразу поняли, почему, но автобус неожиданно высадил пассажиров раньше, чем должен был. Странно как-то, раньше без проблем доезжали, от конечной остановки четыре улицы, и вот тебе «Дырявый Котёл».
Прямой путь преграждал полицейский кордон, не пускавший транспорт – однако пешеходы проходили без проблем.
- Странно как-то, пройдём дальше? – спросила Дора.
- Хм, мне как-то тоже странно… давай-ка лучше мы с тобой в обход пойдём.
Однако то, ради чего прямая дорога оказалась перегорожена, мы таки увидели. И увиденное мне очень не понравилось, живо напомнив кое-какие события…
Большая площадь в центре Лондона, та самая, где стоит колонна с памятником адмиралу Нельсону, оказалась запружена толпами народа, заставлена палатками и ограждена горами из автомобильных покрышек, выдранными со своего места скамейками, утащенной из окрестных магазинов мебелью и плакатами с самодельными лозунгами. Над всем этим вавилонским столпотворением развевались флаги, чаще всего красный крест на белом фоне английского флага, либо же коронный «Юнион Джек», но временами попадались жовто-блакитные либо бело-красные мотивы – видимо, потомки сбежавших от штыков Врангеля галичан и приверженцы польского сейма в изгнании не смогли пройти мимо такого качественного бесплатного развлечения.
Главным лозунгом всего этого беспредела была тема недопущения шотландского референдума и вообще самоопределения. Это подтверждалось громким воплем с импровизированной трибуны, какой-то майданный оратор на всю площадь распространялся, что сначала нужно придушить шотландских сепаратистов прямо у них в логове, а потом пойти и расквитаться с ирландцами. Восторженный вопль сотен откормленных глоток был ему ответом, и вся эта орава прыгала в такт вокруг этой трибуны, вопя что-то нечленораздельное. Короче, «кто не скачет – тот шотландец» в местной вариации. Более того, майданная шушера ещё и горланила какие-то речёвки, живо напомнившие мне что-то очень характерное:
…Ще не вмерла Британiя, i слава, i воля,
Ще нам, браття-англiчани, усмiхнеться доля,
Згинуть кляти шотландяки, як роса на сонцi,
Запануємо ми, браття, у своїй сторонцi,
Душу й тiло ми положим за свою свободу,
I покажем, що ми, браття, британського роду,
Гей же, братцi, смiло вiзьмемось за дiло,
Пiдем воювати, славу здобувати...
Если кто не понял, мотив практически полностью соответствует гимну петлюровских националистов, в иной истории ставшему позже государственным гимном нэзалэжной Украины-Руины. А поскольку ЗДЕСЬ самостийника проще найти как раз здесь, на клятом Альбионе, ибо вокруг Львова всю эту заразу ещё Врангель калёным железом повыжигал в двадцатом году, то немудрено, что сумевшие сбежать петлюровцы притащили сюда и свой поток сознания.
- Пойдём-ка мы отсюда, Дора, – шепчу своей невесте.
- Ты тоже об этом же думаешь?
- В точности. Добром такие вот истории не кончаются. Если с таких вот трибун призывают к тому, чтобы убивать тех, кто не согласен с заявлениями этих ораторов, рано или поздно прольётся кровь. Причём, судя по тому, что полиция бездействует вместо того, чтобы отходить ораторов дубинками и определить в околоток, гнев толпы явно направляют наружу, на шотландцев и ирландцев. За то, что отделились или хотят это сделать.
- Ты прав, пойдём отсюда.
Закупившись на скорую руку в магазинах и лавках Косого переулка, а также наведавшись в оружейную лавку, где я купил патронов и для себя, и для Доры со Светой, возвращаемся обратно к остановке автобуса. Наша дорога снова проходила мимо Трафальгарского Майдана, и я не был бы диверсантом, если бы не таскал при себе парочку сработанных братанами Пруэттами гранат с обсирательным газом, каковые и подбросил украдкой в толпу бунтовщиков. Название для этого боеприпаса когда-то родилось спонтанно после первого же применения, теперь на ящиках со сработанными гранатами красовалась надпись «Scheißgranaten» [67], а сами баллончики с газом мы красили в зелёный цвет с оранжевой и коричневой полосами.
Уже садясь в автобус, мы услышали дикий вопль, вой сирен кучи несущихся к площади «скорых» и громкие, слышные даже с остановки, призывы отомстить проклятым узурпаторам из Ирландии, подложившим добропорядочным джентльменам столь ядрёный дурнопахнущий сюрприз. Ага, значит, кто-то нашёл вброшенные в толпу баллончики и догадался, как их вскрыть. Ну что ж, представление, видимо, удалось, эффект от газа должны были прочувствовать многие.
