Но отец и дочь не заметили внезапной веселости. Навстречу им, бесшумно ступаяподошвами мягких сапог, шел сам правитель. Низенький, широкий в плечах, подняв голову,приблизился он к запоздавшим, радушно протянул обоим руки, повел к очагу. Он не сказални слова, но в зале перестали смеяться, завистливо притихли женщины. Потом Барановхлопнул в ладоши, и сразу же в соседней комнате заиграл оркестр.

Мальчики-креолы, те, что пели в церкви, обучались и музыке. Трубы и два кларнетабыли куплены у английского шкипера, заходившего в Ново-Архангельск. Тогда же приобрелБаранов большой глобус, карту земного шара, грифельную доску. Здание школы ещедостраивалось, но хозяин колоний приказал набирать учеников.

Отцы пусть церковному наставляют, а мне потребно образование умов,ответил онкоротко на тайный намек Лещинского по поводу могущих возникнуть осложнений сархимандритом.

Баранов уже знал о доносе Анания, но никому не обмолвился ни звуком. Даже несказал Павлу. Будто все шло тихо и гладко. Лишь оставшись один, ночью записал у себя идневнике: «Спокойствие колоний будет зависеть от того влияния, кое успеет приобрестьглавный правитель. Особливо от его уменья, и, в случае надобности, с твердостью, а паче сблагоразумной осторожностью поддерживать свои требования и права...» Баранов знал и опопытке миссионера созвать индейцев в крепость без разрешения правителя. Он тоже ничегоне сказал, по сегодняшним указом открыть ворота подтверждал еще раз, что только онможет здесь отдавать команду. Даже если она рискованна.

Оркестр был неожиданностью для большинства. Мальчики разучивали марш и песню водной из горниц большого дома, н мало кто мог догадаться о приготовлениях. Сквозь толстыестены звуки не проникали. Баранов присутствовал на всех репетициях, подходил к каждомуиз молодых музыкантов, вслушивался, заставлял протрубить гамму, строго следил, чтобыникто не фальшивил. Он во всем требовал тщательности исполнения.

Промышленные задвигали скамейками, поднялись с мест. Нанкок уронил трубку, двадругих князька шарахнулись к двери. Только когда первое изумление прошло, а мальчикипродолжали играть, довольная улыбка появилась на всех лицах. Баранов с почетом принималгостей. Даже офицеры с корабля, стоявшие обособленной группой, невольно переглянулись.Мичман Рагозин перестал критиковать присутствующих, на минуту умолк.

Америка! сказал он затем, подмигивая гардемарину и доктору.Контрданс,пожалуй, начнут.

Офицеры фрегата явились на бал почти в полном составе. После случая в церкви флотскиес большим любопытством приняли приглашение правителя, тем более что капитан-лейтенантне мог простить купцу полученного афронта и сам не пошел. Офицеры ходили по комнатам,разглядывали дом, шкафы с книгами, картины, вежливо извинились перед Серафимой,когда та решительно загородила дверь в свою горенку, отвечали на поклоны. Старший офицер,высокий сухощавый моряк, заменивший на балу командира корабля, был слишком строг ипрямолинеен. Он, как и большинство офицеров фрегата, не разделял пренебрежительногоотношения к колонистам, к Баранову.

Зато мичман Рагозин держал себя вызывающе. Правда, за спиной остальных. Каждуюминуту мичман подносил лорнет к своим темным продолговатым глазам, разглядывая вупор всех, кто ему встречался, делал замечания, принудил хлебнуть кипящего пунша Луку.Пять тысяч крестьянских душ да с полсотни имений приучили не церемониться.

Больше всего его злило спокойное, властное поведение правителя. Еще днем, сейчасже по приходе судна, мичману захотелось «осадить» Баранова, о котором ходило стольколегенд, дать почувствовать свое превосходство дворянина и офицера линейного корабля. Онтогда же подошел к правителю, распоряжавшемуся на пристани, вскинул к переносицелорнет, небрежно козырнул.

Российского флота мичман Рагозин и вахтенный командир корабля,сказал он,разглядывая Баранова через стекла почти в упор.Потрудитесь, господин купец, не мешатьмоим матросам.

Правитель некоторое время молча из-под широкого лба смотрел на Рагозина, затемрасправил полу кафтана, поднял голову.

Российской державы коллежский советник и командир всех российских колоний,тихо и внятно произнес он.Потрудитесь соблюдать артикул, господин мичман.

И, отвернувшись, продолжал наблюдать за разгрузкой байдар.

Мичман никому не сказал об этой короткой стычке, зато возненавидел Баранова по-настоящему. Весь день он искал случая отомстить, унизить правителя, всячески поиздеватьсянад ним, но сделать этого не мог. Баранов не замечал офицера. Не замечал и его дерзкихвыходок, насмешливого, оскорбительного тона. Словно мичмана не существовало.

Рагозин начинал нервничать, злиться, грубо оборвал доктора Круля, смеялся натужнееи громче. Все оставалось по-прежнему. Зверобои и промышленные сторонились флотских.Баранов был здесь первым и почитаемым, офицеры чужими людьми.

И вот наконец повод нашелся. Заметив, с каким особым вниманием принял Барановсвоих гостей, услышав шутки и смех, вызванные костюмом девушки, а затем звуки оркестра,мичман от радостного возбуждения даже вспотел. Теперь он посмеется...

Он торопливо оглянулся и, заметив, что офицеры задержались в смежной горнице,возбужденно подмигнул другу-лекарю и бодрым, упругим шагом пересек середину зала.Невысокий, затянутый во фрак-мундир зеленого дорогого кастора, сияя пуговицами, шитьемворотника, золотом эполет, мичман стремительно и ловко направился прямо к Наташе.

Не имею чести быть вам представленным, сударыня...начал он, шаркая толстыми,мясистыми ногами и почти в упор наводя лорнет.Мичман императорского флота Рагозин...Разрешите пригласить на контрданс? Сей танец, надеюсь, вы изучали?

Он говорил нарочито громко, на весь зал. Оркестр как раз умолк, и каждое слово былоотчетливо слышно. Гости затихли, невиданная сцена поразила их, и они с любопытствомобернулись к камину.

Наташа недоуменно подняла брови. Она плохо разбиралась в происходившем и молчасмотрела на сверкающего русского, бесцеремонно и насмешливо разглядывающего ее черезсвои стекла. Потом беспокойно обернулась к Баранову. Внутреннее чутье подсказало ей, чтопроисходило что-то неладное.