Расстегнув верхние пуговицы мундира, Лисянский сидел на койке. Волосы егокурчавились, на висках и на бритой губе скопился пот. Капитан-лейтенант медленнымиглотками пил ром, разбавленный водой, из глиняной кружки и молча следил за ходившимпо каюте Барановым.
Правитель ступал тихо, ровно, неторопливо, словно не замечая качки, потом остановилсявозле стола, положил на него небольшую пухлую руку, поднял голову. Глубокие светлыеглаза смотрели из-под нависшего широкого лба.
Компании потребны большие выгоды и прибытки,сказал он вдруг весело и,усмехнувшись одними губами, поглядел на Лисянского. От умножения оных только иможно ожидать внимания... Не однажды писал я, что в Якутате, Чугаях, под Ситхоюнеминуемо последуют кровавые происшествия. Здешний народ российский погибнуть должен,все наши занятия уничтожатся и все выгоды. Не компании только, а всего отечества нашего...
Баранов замолчал, блеск в его глазах потух. Он смотрел на собеседника и не видел.
Лисянский тихонько поставил стакан. Чувство восхищения, появившееся после встречиотважного суденышка, не проходило. Внимательно, с любопытством читал он, офицеримператорского флота, инструкцию адмиралтейств-коллегий, требовавшую оказать помощьРоссийско-американской компании, еще в столице слышал отзывы о правителе, дикомнелюдиме. И, получив от него тревожную записку на Кадьяке, шел сюда с нескрываемыминтересом.
Как всякий просвещенный петербуржец, он знал историю далеких российских владений,знал, что первая кругосветная экспедиция под командованием его и Крузенштерна частичносубсидировалась компанией. На втором корабле, направлявшемся сейчас в Японию, находилсяи один из главных акционеров, камергер двора Резанов. По выполнении поручения кяпонскому императору Резанов должен прибыть сюда... Но Лисянский не представлял себеистинного положения дел в колониях и, как умный и талантливый офицер, старался вовсем разобраться.
Больше ста лет назад русские люди появились в этих местах. Огромная Россия простираласьдо трех океанов, и смелые ее мореходцы первыми открыли Америку с севера, первымипоселились на не принадлежавших никому берегах. Гвоздев и Федоров, а позже Чириков иБеренг нашли пролив и море, «Российский Колумб» купец Григорий Шелехов обосновалсяна Алеутских островах и, построив на собственных верфях три корабля, проник на Аляску.Неисчислимые богатства лежали перед ним. Стареющая Екатерина наградила купца медалью,шпагой с алмазами, грамотой, дозволила продолжать открытия.
Шелехов завоевал Кадьяк, изгнал мелких промышленников, пробравшихся в далекиеводы, а крупнейшим предложил объединиться в компанию и назвал ее Соединеннойамериканской. Сильный, восторженный, он еще раз заставил вспомнить о новых земляхимператрицу. Из Петербурга выехал архимандрит с монахами наставлять вере христовойпокоренных алеутов. Скоро все они были окрещены. Рубашка и два листа табаку соблазняликаждого. Пусть даже приходилось окунаться в воду и вода была ледяной.
Управлять компанейскими делами на американском берегу Шелехов назначил Баранова.Спокойный, неразговорчивый, будущий правитель давно нравился купцу. Тогда Барановеще торговал с чукчами и один, без приказчиков и слуг, жил среди не покорившегосяпрестолу племени. Потом в конце концов чукчи сожгли его товары, дали на дорогу припасов,лодку. «Уходи! сказал ему новый вождь.Отец был добрым, давал тебе торговать. Ядобреея дарю тебе жизнь».
Компания крепла. Морских бобров убивали десятками тысяч, сотни тысяч пиастроввыручали в Китае от продажи мехов. Деньги ничем не пахли, слава новых земель росла.
Сибирский тракт стал самым многолюдным. Шли бежавшие из бесчисленных тюрем,рудников и каторг, шли обнищавшие мужики, рабы, солдаты, казаки. Раскольники,выкуренные из новгородских лесов и уральских скитов.
Шли на вольные земли, за хлебом, которого там не было, за смертью, которая тамбыла...
Шелехов умер в Иркутске в 1795 году. Баранов остался единым правителем всехамериканских земель.
И вот теперь молодой честолюбивый царь решил оказать им внимание. Передовые людиПетербурга и Москвы приняли горячее участие в подготовке экспедиции. Лисянскийвспомнил, с каким недоумением принимал в прошлом, 1803 году в Кронштадте на борт«Невы» ящики с книгами, картины, статуи жертвования вельмож и именитых людейдалеким русским колониям.
Медведей и диких будут обучать стихам и изящной словесности,трезвонил в кают-компании мичман Верх и сразу же оглядывался. Неприятно действовал взгляд темных глазюноши креола, почти единственного штатского на корабле.
Молодого пассажира звали Павел Прощеных. Он был крестником Баранова, и правительпосылал его учиться в штурманское училище в Санкт-Петербург, а потом в Лондон. Теперьон возвращался домой, на острова.
Господин Баранов...Лисянский оттянул расстегнутый воротник, словно тот мешалему, решительно встал и сказал горячо и искренне: Не собирался я изучать государственныетонкости, не передел компании, новинку теперь, что ни вас, ни новых земель в Петербургесовсем не знают. Догадываюсь только, что сейчас должно наступить иное время... А островамы вернем, даже если б пришлось сражаться с целой эскадрой!
Весь берег до Ситхи я уже вернул,негромко ответил Баранов. Лицо его стало вдругжестким, выделялись тонкие, стиснутые губы, острый, крутой подбородок...Двадцатьчугайских жил сгорело. Князька за измену повесить велел... У меня нет войска. Любезнуювойну вести не могу,добавил он с неожиданной горечью.
Потом круто повернулся.
Ведомо ли вам, сударь, как мы тут живем?спросил он резко.Сколько наших наодной Ситхе замучено, сколько убито младенцев?.. А мы защищаем только свою землю...
Лисянский не успел ответить. Открылась дверь, и, пригнувшись на пороге, ступил вкаюту вахтенный офицер.
Судно на рейде!доложил он.
Павел долго не мог уснуть. Встреча с Барановым взбудоражила его, и хотя она вышлакороткойправитель был занят,Павел видел, что крестный тоже взволнован.
Пашка! сказал он и, казалось, вдруг помолодел сам, выпрямился. На его усталомлице отразилась радость.