Лишь однажды он ошибся в своем выборе. Молоденькая девушка, которую он принял за девицу легкого поведения, оказалась обычной студенткой, приехавшей в Дублин из какой-то глубинки. Наивная дурочка, чересчур вызывающе одетая для похода в клуб, привлекла его внимание своей непосредственностью и кажущейся легкодоступностью. Парочка комплиментов, парочка коктейлей и вскоре они оказались у него дома. Кто ж знал, что на следующий день перепуганная студенточка напишет заявление в полицию. Дойл был крайне удивлен и даже в какой-то мере испуган, но все обошлось. Друг семьи, Уильям Маклафлин, отмазал его. Потом последовала череда пьяных драк, зачинщиком которых стал тщедушный на вид Томас, и которые закончились для его «оппонентов» довольно неприятными ранениями, нанесенными, как следовало из протоколов полиции, «колюще-режущим предметом». И Уильям Маклафлин каждый раз его отмазывал.

Томас стоял у окна, уже больше не пытаясь вслушаться в слова адвоката. Все, что было необходимо, он уже запомнил и повторение одного и того же в сто первый раз считал пустой тратой времени. Ему было скучно. Щелкнув кнопкой раскладного ножика, он медленно провел лезвием по куцей щетине, чуть зажмурившись от прикосновения стальной прохлады. Да, Томас страстно любил ножи. И кровь, которую выпускала на свободу холодная, бесстрастная сталь.

Занудное бормотание Маклафлина-старшего было прервано трелью телефона его отца, с обреченным спокойствием слушающего своего старого друга. Мартин Дойл извинился и, нажав на прием, вышел из кабинета.

Томас снова щелкнул лезвием, убирая его, и уже собрался отвернуться от окна, когда заметил двух молодых людей, шагающих вдоль загона. Бесцветные глаза превратились в две узкие щелочки, впившись мертвым взглядом в золотоволосого парня, несущего на руках маленькую девочку. Дойл не поверил своим глазам — Волчонок! Единственная его жертва, о которой он не смог забыть, пусть и прошло уже больше года! Единственный, от кого у него напрочь снесло крышу, из-за кого он потерял над собой всякий контроль и, начав резвиться, остановиться уже не мог. Прекрасный ангел, покоривший своей красотой и очарованием. Слишком совершенный, но и слишком порочный, чтобы иметь право оставаться таким. Томас постарался это исправить, слегка подкорректировав идеальную внешность падшего ангела, но, к своему сожалению, так и не успев довести дело до конца.

Молодые люди остановились, взялись за руки и, сказав что-то друг другу, порывисто обнялись. Томас криво усмехнулся, скользя взглядом по покалеченному некогда телу. Эти объятия слабо напоминали дружеские — очень уж нежно прошлись руки брюнета по стройной спине Волчонка, прижимая к себе. А то, как молодой Маклафлин уткнулся носом в мягкие золотистые волосы, зарываясь в них пальцами, не оставило сомнений — ангел покорил и его…

«Тебе удалось спастись, Волчонок, но я вижу, что мой урок прошел для тебя даром. Ты все так же прекрасен и так же порочен. Ты продолжаешь соблазнять, малыш. И, дьявол! Как бы я хотел вновь заняться твоим исправлением. Ты так надолго исчез из моей жизни, но не из памяти, а теперь я снова тебя вижу, но могу упустить. — Томас задумчиво почесал подбородок. — Черт, как некстати это слушание! Папаша не выпустит меня из-под своего крылышка до его окончания, следя за каждым моим шагом. Хотя… кое-что я могу сделать прямо сейчас».

Кадык на худой, жилистой шее дернулся, а тонкие губы растянулись в почти незаметную ниточку.

— Томас, ты слушаешь меня? — Уильям раздраженно забарабанил по столу пальцами, возмущенный показным безразличием своего подопечного.

Дойл сдвинул в сторону штору и буквально ткнулся в стекло острым носом.

— Я не знал, что Рори здесь. Давно его не видел…

— Да, он приехал с другом покататься на лошадях… Томас!

— С «другом»? — Дойл тихо рассмеялся. — Мистер Маклафлин, давно у Рори этот «друг»?

— Не имею понятия. Он сказал, что не так давно встречается с ним.

Томас медленно развернулся к адвокату.

— Встречается? Интересно…

— Господи! — Уильям поднялся из-за стола и подошел к окну. — Дружит, Томас! Понятное дело — дружит!

— Но он сказал — встречается, так? Он именно так сказал?

— Я не понимаю, почему тебя это столь сильно заинтересовало, Томас. На твоем месте, я бы не стал отвлекаться ни на Рори, ни на этого молодого человека…

Дойл улыбнулся хищной акульей улыбкой и ткнул пальцем в окно.

— Дело в том, мистер Маклафлин, что я знаю этого парня. — Он многозначительно изогнул тонкую бровь. — Он — гей.

Уголок губ Уильяма дернулся.

— Ты… ты намекаешь на то, что мой сын…

Тихий шелест смеха и небрежное пожатие острых плеч.

— Я ни на что не намекаю. Рори — творческая личность, художник, к тому же, насколько помню, в основном — портретист. Все портретисты находятся в постоянном поиске новых лиц, а также, в чем я не сомневаюсь, новых… ощущений. Ничего удивительного, что он «подружился» с этим парнем. Ведь тот очень красив, вы не находите? Есть небольшие изъяны, но все же… — Дойл прикрыл глаза, будто вспоминая что-то, и хмыкнул, — Рори — и с Волчонком… никогда бы не подумал. Очень интересно…

Малафлин-старший смотрел на него, приподняв одну бровь.

— Потрудись объяснить, Томас, что означает это твое «очень интересно».

Дойл растянул губы в подобии улыбки и с сонным выражением на лице тихо произнес:

— Этот парень — проститутка. — Увидев недоумение в глазах адвоката, он прижал руку к груди и опустил глаза. — Боюсь, мистер Маклафлин, что должен огорчить вас — я уверен, что ваш сын занимается с ним не только написанием портретов. — Он снова повернулся к окну и взглянул на Марка. — Этот милый парень, так напоминающий ангела, умеет обольщать как никто другой. И доставлять массу удовольствия. Не бесплатно, конечно… Я думаю, что Рори уже достаточно потратился на него. Мальчик умеет вытягивать деньги. И знаете, мистер Маклафлин, на вашем месте я бы не оставил без внимания эту сомнительную «дружбу».

Рори припарковался и заглушил двигатель. Царившее всю дорогу молчание, разбавляемое мерным урчанием автомобильного сердца и звуками негромко играющей музыки, тут же навалилось на него всей своей тяжестью, почти придавив к рулю. Он повернулся к Марку, сидящему с такой же низко опущенной головой.

— Приехали…

Волчонок не шевельнулся. Только руки, лежащие на коленях, немного задрожали. Маклафлин скользнул по нему взглядом, вздохнул и, отлепившись от руля, обернулся назад. Дарина крепко спала, скрутившись калачиком и прижимаясь щекой к любимой кукле.

— Думаю, не стоит ее будить. Я возьму ее на руки, а ты бери сумки и иди, открывай двери. И, да — машину закрой, пожалуйста.

Марк молча кивнул.

Пока они поднимались на четвертый этаж, он пытался гнать от себя мысли о том, что не хочет отпускать Рори. Что он очень хотел бы, чтобы кудрявый брюнет остался, а он напек бы им с сестрой печенья (единственное, что умел печь, но и это не каждому дано), и они бы все втроем уселись на пол перед маленьким «кубиком» и посмотрели бы телешоу An Jig Gig. Сидели бы, лопали печенье, запивая привезенным из гостей сидром, а Дарина — теплым молоком, и любовались бы на великолепных танцоров, с невозмутимыми лицами выбивающих умопомрачительную чечетку. А потом…

«Не будет никакого «потом», — с тоской подумал Марк, открывая входную дверь и пропуская Рори с сестренкой на руках. Не будет, потому что он должен отпустить его. Навсегда. Больше никаких встреч.

Рори отнес девочку в ее комнату, уложил на постель, осторожно стянул туфельки и бережно прикрыл одеялом. Дарина пошевелилась, прижимая так и не выпущенную из рук игрушку, улыбнулась во сне и снова тихо засопела. Он постоял немного с нежностью глядя на нее и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Марк стоял у окна, обхватив себя за плечи и глядя на улицу.

— Я уложил ее и…

— Дай мне, пожалуйста, свой телефон, — перебил Волчонок.