Можно подумать, что армию тех, кто с большим удовольствием свёл бы со мной счёты, как-то остановит наличие у меня гражданства и отстиранной биографии.

– Вы меня прямо поражаете своей щедростью и открывающимися для меня перспективами, – не скрывая иронии, произнёс я.

Однако гость это понял по-своему. Видимо в душе он уже праздновал победу государственной машины над волком (пусть и очень зубастым) одиночкой.

– Мне ужасно мешает этот мешок.

Попытка поднять свой статус была легко предсказуемой.

– Я ещё не решил вашу судьбу, – усмехнулся я, – но, если вы его снимите, то избавите меня от лишних сомнений.

Платок, которым он протирал кисти рук, стал совершенно мокрым.

– Вы понимаете, что говорите с представителем государства?

– Государства, которое промолчало, когда один параноик стёр мой мир, – я старался говорить беззлобно, но не уверен, что это мне удалось. – Которое, не приняло нас, единственных сорок восемь человек, оставшихся в живых после этой катастрофы, однако теперь собирается что-то от меня потребовать?

До гостя быстро дошло, на какую узкую тропинку он встал. Его прислали договариваться со мной, а не злить Вестника Смерти.

– Успокойся.

Я даже не услышал, как она подошла. Второй год нашего незаконного, с точки зрения Альянса, супружества, а она продолжает меня удивлять. Вот так вот подойти к Вестнику тихо и незаметно может не всякий из моих коллег по профессии.

– Леди Изабелл, – гость привстал.

– Канцлер собственной персоной, – произнесла жена.

Теперь уже привстал я сам, больше от неожиданности, нежели от почтения к высокой должности. По табели о рангах Земного Альянса канцлер – третье лицо в государстве. Он следует сразу за Великим Магистром и Хранителем Печати.

– Что б ты без меня делал, – она потрепала меня по голове. – Глав Альянса надо узнавать по голосу. Хотя, в данном случае, и по костюму, – Белла вдруг рассмеялась, – Вы так и не отчистили пятно от пунша с нашей последней встречи на вечеринке у генерального прокурора. И не снимайте мешок, – предотвратила она его роковую попытку. – Муж вас реально убьёт, если вы это сделаете.

– Ваш муж – просто душка.

Я непонимающе посмотрел на жену.

– Это шутка такая, – улыбнулась она, – наш заказчик расслабился!

– Наш? – Я произнёс это так, чтобы Белла поняла: о её участии в деле речи даже близко не идёт.

– Хорошо – твой, – подозрительно быстро согласилась она. – Может, мы его уже выслушаем?

Прежде чем выбраться на открытое пространство, мы со старшиной прошли километра три по лесу, удаляясь от болота с его мошкарой и трупами. Затем ещё какое-то время шагали вдоль опушки, пока не добрались до места, где накатанная просёлочная дорога, огибая небольшую балку, приближалась вплотную к самому лесу.

Этот тактический манёвр, во-первых, уводил нас от места недавней перестрелки, на звуки которой, по словам старшины, могли в любой момент подоспеть новые отряды егерей. А, во-вторых, приближал к территории поселенцев, где мы могли бы, по мнению моего нового спутника, перевести дух, перекусить и продумать в спокойной обстановке план дальнейших действий.

А мне ещё, помимо прочего, требовалось получить побольше информации о параллели, в которой я оказался. Ибо мои сведения об этом мире были весьма скудными. А чтобы действовать эффективно, требовалось, как следует уяснить местный жизненный уклад и расклад сил. К примеру, разобраться в не очень пока понятных мне взаимоотношениях поселенцев и егерей.

– Далеко до посёлка? – поинтересовался я.

– Пара километров, – сообщил, переведя дух старшина, – если б не та рощица впереди, – он указал рукой на небольшое скопление высокого кустарника метрах в пятистах от нас, – ближние хаты уже видно было.

По сухой и твёрдой дороге идти стало значительно легче.

– И это, – спохватился мой спутник, – там у них на въезде что-то на вроде поста охраны. Оружие придётся сдать.

Произнося последнюю фразу, он развёл руками. Мол, ничего не поделаешь, таковы местные правила. Однако я не мог не заметить ехидной улыбочки под густыми рыжими усами. Он-то знал, кто я есть, от того и жив остался. Пока.

– Они только от вас требуют разоружения, или у них вообще табу на оружие? – решил уточнить я.

– Они нам не доверяют, – вздохнул старшина. – По правде сказать, тому есть причины. Ребята бывает, хлебнут лишнего в здешнем кабаке, начинают к местным красоткам клеиться. А утончёнными манерами наши парни не избалованы. Солдафоны – чего с них взять. Селянки шарахаются, носики морщат. Кто-нибудь из местных замечание сделает, или просто пробурчит вроде себе под нос, но достаточно громко про «гнид казарменных». Ну, слово за слово и, как водится, мордобой случается. Пока поселенцы не додумались оружие при входе отбирать, и до стрельбы доходило.

– Чего они тогда просто не перестанут вас пускать на свою территорию? – удивился я странной половинчатости защитных мер.

Усач усмехнулся и хлопнул себя по бедру широченной ладонью.

– Экономика, едрён-корень! Их кабаки, почитай, только за счёт нас и существуют. Хлеб, опять же, молоко, овощи мы у них покупаем или меняем на дичь, – пояснил он. – Да и не все уж их девчонки от наших шарахаются, – подмигнул он мне.

Честно говоря, мне этот старшина нравился всё больше, невзирая на то, что я прекрасно понимал как его чувства, так и его намерения в отношении меня. Однако не было в нём, во всяком случае, внешне не проявлялось, ни капли страха, ни тени ненависти. Хотя всего лишь час назад в перестрелке погибло около дюжины его подчинённых.

Я вдруг сообразил, что до сих пор не знаю, как его зовут. И он, словно прочитав мои мысли, посоветовал:

– Ты только не зови меня там по званию. Ни к чему им его знать. Звать меня Вадим. Поселенцы кличут Вадом.

Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая ответного представления, а, не дождавшись, снова хмыкнул в усы и покачал головой:

– Как говорит наш хозяин, «телёнку ни к чему знать имя тигра».

– Мудрые вещи говорит ваш хозяин, – согласился я.

Там у болота я мгновенно выделил из подоспевших егерей старшину и постарался его не зацепить. Надо отдать ему должное. Поняв, что перед ним именно тот, кого они ждали, он попытался спасти остатки своего воинства. Но было поздно. Его приказ отступать, уже некому было исполнить.

А затем у нас состоялся откровенный разговор, из которого выяснилось, что наши ближайшие планы в некотором роде совпадают. Ему было приказано либо заставить меня убраться восвояси, дав понять, что спокойно разгуливать по этому миру мне не дадут. Либо, если удастся, вырубить, заковать и доставить пред светлые очи хозяина. Я же категорически отказывался вырубаться и давать надеть на себя цепи. Однако совсем был не против повидаться с хозяином старшины в добровольном порядке.

В свою очередь, Вад никак не собирался разделять участь своих павших товарищей, но и в плен сдаваться гордость не позволяла. Поэтому, после непродолжительных переговоров, в процессе которых старшина проявил похвальное самообладание и изрядную смелость, был выбран некий промежуточный вариант. Он конвоировал меня к своему хозяину, а я использовал его для получения необходимой мне информации. Эдакий взаимный плен, но без связывания конечностей и допросов с пристрастием. Всё на взаимовыгодной основе.

И вот теперь мы, как два боевых товарища, спешащих после ратных дел промочить горло в тепле и уюте, приближались к заставе поселенцев. Их дома действительно показались впереди, лишь только мы обогнули заросли какой-то местной разновидности орешника.

Нас окликнули, едва мы приблизились к заставе метров на сорок-пятьдесят. Правда, назвать столь гордым именем кое-как сбитый из разнокалиберных досок сарай и столь же корявые рогатки с парой ниток ржавой колючей проволоки, коими перегорожена была дорога, можно, как мне подумалось, только с очень солидной натяжкой.

И ещё мне показалось любопытным то, что ни справа, ни слева от сторожки не присутствовало и намёка на какое-нибудь даже самое примитивное ограждение. По сути, эту «заставу», если не полениться, можно было легко обойти с любой стороны. Разве что мины? Я принюхался. Взрывчаткой попахивало, но очень слабо.