— Все равно круто, — нижняя тыкала своим тонким пальцем в стальную мышцу, пытаясь ее продавить.

Когда я в юности качался, прессу, груди и бицепсам было уделено максимальное внимание. Плоды тяжких трудов пожинаю, оказывается, до сих пор.

Вдоволь ощупав объект своей симпатии, Катя улеглась мне на грудь и прикрыла глаза. Наверное, мне так даже спокойнее, что она дома остаётся. А то не совсем хорошо, что я не знаю, где мразь и как ее искать.

— Я вот тут думаю в последнее время, — негромко начала девочка, подушечкой пальца поглаживая родинку у меня под ключицей, — зачем я тебе? Ты вот проблемы мои решаешь, защищаешь меня, зачем? — я открыл было рот, когда она рывком подняла голову, а глаза грустные-грустные. — Не только из-за игр ведь, да?

Первое правило саба — бояться, что дом наиграется и бросит. Особенно учитывая тот факт, что ее первый верхний так и сделал.

— Ты не вещь, которая должна быть зачем-то нужна, — усмехнулся я, заправив прядку ей за ухо, — ценю тебя, поэтому и забочусь.

— Но, тем не менее, я твоя собственность, — совсем по-другому, спокойно и с улыбкой, это хорошо.

— Охуенно правильно мыслишь, детка, — смеясь, я поднял голову и чмокнул ее в лоб, — единственная и неповторимая собственность.

Аж засветилась вся, упорхала куда-то в сторону кухни. Я с довольной усмешкой потянулся, нащупал свой телефон, чтобы написать Семену о подмене. Пацан трудолюбивый и никогда не откажется от лишней пары хрустящих бумажек в кармане, так что можно не беспокоиться на этот счёт. Заодно написал ментовскому приятелю, что есть не телефонное дело. Если понадобится пьянку организовать для разговора, проблем не будет, это я всегда пожалуйста.

Странно, она, вроде, пошла то ли в ванную, то ли на кухню, но тишина. Ни шума воды, ни звона посуды. Выпутав ноги из одеяла, я пошел на разведку.

Катя в моей футболке и с ошейником стояла у окна на кухне, ко мне спиной. Один из лучших ракурсов и вариантов одежды. Обняв ее за талию, я пристроил подбородок у нее на макушке и попытался понять, на что она так внимательно смотрит. Правда, предполагал все, кроме истины.

С моего четвертого этажа прекрасно видно двор. Площадка для детворы, заставленные машинами тротуары — все типично. Кроме незнакомого плюгавенького мужика, сидящего на ограде площадки, худого, с заметными даже отсюда залысинами. Они с Катей чрезвычайно пристально смотрели друг на друга, что развеивало остатки сомнений в его личности.

— Как он узнал, где я живу? — поинтересовался я, чувствуя, как она льнет ко мне, ощущая ее пугливую дрожь.

— Не знаю, я бабушке не говорила, — надтреснуто выдохнула она, — что мне теперь делать?

Почуяв приближающуюся панику, я повернул ее к себе лицом и сделал шаг назад, выходя из поля обзора со двора.

— Сидеть дома, — заглядывая ей в лицо, я неудобно ссутулился, но это мелочи, — я уже придумал, что с ним делать, так что скоро все будет хорошо, детка.

— Ты будешь со мной? — крепко вцепившись мне в запястья, Катерина с непередаваемой мольбой смотрела прямо мне в глаза, что ей несвойственно. — Будешь?

— Конечно, моя хорошая, — ее ногти больно впивались в кожу, но я не подал виду. Ей нужен якорь, чтобы не унесло на волнах истерики, и я им буду, — может, выпьешь успокоительного?

— У тебя же нет таблеток, кроме антипохмельных, — вот, бытовуха всегда помогает отвлечься.

— Зато у меня есть отличный коньяк, — я осторожно попробовал забрать свои руки, и мне позволили. Достав стопку и бутылку, я налил ей грамм двадцать, от силы, — целебная настойка от всех болезней, чтоб ты знала.

Попытка разрядить обстановку оказалась безрезультатной. Обычно она отказывается от таких крепких напитков, но тут махнула, даже не поморщилась. Я утащил ее в гостиную, где окна выходят на другую сторону дома, сунул ей в руки ее плюшевого кота, заказал пиццу, обнял, включил канал про животных. Нервные подрагивания и напряжение вскоре прошли, девочка взяла себя в руки. Она мне как-то показывала фотографию молодой мамы, опасения оправданы — они одно лицо. Представляю, как ей страшно сейчас. Жила себе, жила, а тут самый стремный ночной кошмар опять наяву.

Вроде, Катя ожила, так что звонок от менеджера я позволил себе принять в другой комнате. И услышанное мне совсем не понравилось — одна из доставок клиенту такого уровня, что отправить Семена ну никак нельзя. Делов на десять минут, дорога туда-обратно займет полчаса. Оставить Катерину на сорок минут? Когда это говно сидит во дворе в такой опасной близости? Да, мою дверь даже тараном не вынести, но дело не в его возможных попытках залезть в хату, а в самом факте его присутствия.

Девочка, как обычно, ни слова не возразила. Я пытался увидеть следы недовольства, потому что, да, блять, я нарушаю обещание не оставлять ее одну, но увидел только страх. Пока сомневался и собирался, привезли пиццу — Катя от звонка в дверь подпрыгнула едва ли не на полметра. У меня ныло в груди от предчувствия какого-то говна, я даже порывался спихнуть заказ на босса, но он упиздил на турбазу хуй знает куда и благополучно находился вне зоны действия сети. И меня именно в этот момент больше всего разозлило принятое мной лично решение сделать главным его, а не принять бразды правления наркотрафиком.

— Закрой за мной на средний замок, и даже дивизия ОМОНа открыть не сможет, — накинув на плечи кожанку, я чуть наклонился, чтобы заглянуть в лицо опустившей голову девушке, — полчаса, детка, ладно?

Она кивнула, прикусив губу и глядя на меня огромными влажными глазами. Блядство…

Стоя за дверью, я проследил за щелчками. Три замка, каждый на два оборота. Верхний и нижний со скважинами снаружи, средний только с ручкой изнутри. Помолиться, что ли, чтобы все было нормально, пока меня нет? Хотя я столько говна натворить успел, что даже всепрощения не хватит.

Во дворе мудака не оказалось, хотя я хотел бы его встретить. Сломать нахуй челюсть, как минимум, и отвлечь от моей девочки. Но в обозримом пространстве его не наблюдалось, и это вызывало мерзкое чувство. Как когда идёшь за тапком, чтобы ебнуть паука, возвращаешься и не находишь его. Никогда не знаешь, где выползет.

Все было нормально. Вроде бы. Я торопился, как только мог, нацеплял штрафов и матерных воплей, но через пятнадцать минут после выезда из дома уже собирался обратно. Надел шлем, тронулся — и звонок. Пара секунд, не больше, пришлось перезванивать.

Катя тяжело дышала, с хрипом, с перерывами.

— Я уже еду, детка, — пробормотал я, ей должно быть слышно, несмотря на шум движка, — слышишь?

— Он пришел, — всхлипнула она, надрывно и страшно, — просит впустить.

Как в дерьмовом ужастике, мать его. Вот выбрал же время!

— Ну ты же не будешь этого делать, — пролетев уже опустевший перекресток в первые секунды включения красного сигнала, я глянул в зеркало и перестроился в левый ряд, потому что впереди тупящий автобус, — а я уже скоро.

Минут пять ещё, только пять, проклятье, это много или мало, а?!

Раздался звонкий удар металла о металл, который я услышал даже через два телефона, Катя взвизгнула и разрыдалась.

— Эй…

Еще один удар и ещё один панический вскрик. Бедная девочка плакала от ужаса и бессвязно просила оставить ее в покое, а я от бешенства ничего вокруг себя не видел. Убью, убью нахуй суку!

— Нет, нет, пожалуйста…

Он продолжал лупить по двери, а она продолжала вскрикивать и бормотать. Противные мурашки побежали по спине, когда я просто представил, как сильно ей страшно. Даже сравнить в своей жизни не с чем. А она ещё и явно сидит в прихожей, глупая, нет бы спрятаться.

— Уйди оттуда, — сквозь зубы попросил я, мотоцикл опасно юзанул задним колесом, когда я зашёл в поворот на передачу выше, чем следовало, — иди в спальню, закрой уши.

— А дверь? Вдруг… — ее измученный, полный ужаса вскрик в очередной раз оборвал мне душу.

Ясно, понял, надо видеть дверь, чтобы быть уверенной, что она закрыта. Ещё минута, я уже почти дома, через поворот заехать во двор осталось.