Уже утром, маясь похмельем, я буду смутно вспоминать, что было и как. Сейчас для меня есть только она. К ошейнику и браслету прибавились ещё знаки принадлежности, гладкие, серебряные, почти скромные. Но такие, чтобы все знали. Моя девочка будет мне принадлежать всегда, вместе со своими стонами и охуенной глоткой.