Утро. Голова чугунная, в ушах звон, во рту пересохло. Беру наполовину полную бутылочку с водой и жадно пью. Постепенно в памяти начинают одно за другим всплывать события прошедшей ночи.

Пивной бонг[3]. Пьяный поцелуй в ванной с незнакомым типом. Кого-то тошнит в кустах возле дома. Споры с водителями, которые выпили, но всё равно рвутся за руль. Мэтт из нашей школы пытается выхватить у меня ключи. А вот он, спотыкаясь, идет к машине вместе с Эшли, своей девочкой.

Я вскакиваю в кровати и зажимаю рот, чтобы не выплюнуть воду.

Мэтт сел за руль? Нет! Нет, нет, нет…

Трясущимися руками беру с тумбочки мобильник. Девять утра – может быть, слишком рано, но неважно. Набираю сообщение для Эшли и жду, затаив дыхание. К счастью, ответ приходит тут же – у них с Мэттом всё в порядке.

Хрипло выдохнув, я сползаю с кровати и падаю на колени, роняя голову на руки. До чего же мне ненавистен этот образ жизни! Сегодня ни с кем ничего не случилось, а завтра? Рано или поздно тусовка с участием Анны Уитт для кого-нибудь обернется трагедией. И ведь мне еще повезло по сравнению с другими детьми демонов. Хотя в то, что отец у меня «добрый малый», верилось не без труда – слишком уж хорошо он исполнял роль злого демона.

Почувствовав себя лучше, я поднимаюсь, прохожу к туалетному столику, достаю из ящика небольшой кинжал с черной рукояткой и становлюсь лицом к листу толстой фанеры, прикрепленному к стене. Там нарисована человеческая фигура в натуральную величину, которую покрывают многочисленные отметины. Патти относится к этой штуке с ужасом. И я начинаю сеанс психотерапевтического метания, вкладывая в броски воспоминания прошедших шести месяцев.

Той ночью полгода назад, когда я узнала, что Каидан Роув переезжает в Лос-Анджелес, меня посетил демон Азаил – союзник отца и по странному совпадению посыльный самого Сатаны.

Рахав приказал впредь до особого распоряжения держать под наблюдением всех испов. За твоим отцом тоже следят. Удачи тебе, дочь Белиала.

Кинжал впивается в ладонь мишени. Весь предпоследний год, особенно во второй его половине, учеба у меня шла из рук вон плохо. Когда-то я была в числе первых, а сейчас едва-едва тянула. Просто удивительно, до какой степени знание, что твоим мечтам не суждено сбыться, отбивает охоту поддерживать на высоте средний балл. Вместо того чтобы делать уроки, я часами тренировалась швырять острые предметы. Вот и сейчас. Извлекаю кинжал из мишени и снова прицеливаюсь.

Последние полгода меня постоянно преследовали. Приходилось всё время напоминать Патти, чтобы она не показывала свою любовь ко мне, и мое сердце обливалось кровью. Мы придумали жест, обозначающий, что рядом демоны, – я чесала подбородок. Тогда Патти выходила, чтобы демоны не увидели ее ауру и не узнали, как много я для нее значу.

Кинжал с глухим звуком входит в фанеру возле локтя мишени. Иду дальше по кругу.

Я ни разу не заплакала с того дня, как стояла на Смотровой площадке, – ни разу за все шесть месяцев. Такую дань взяли с меня страх и шок. А ведь когда-то я ненавидела свои слезные железы – думала, что слезы делают меня слабой, и принимала их очищающее и облегчающее воздействие как нечто само собой разумеющееся.

Бросок.

Отец не появляется – занят. Ему надо поддерживать безупречный образ демона – повелителя злоупотребления наркотическими веществами. Но сразу после форума он составил для меня программу занятий по самообороне. Программу тяжелых изнурительных тренировок, идущих вразрез с моим врожденным миролюбием.

Бросок. Нож вонзается в глаз. Видел бы меня сейчас Каидан!

Полгода я не общалась ни с кем из испов. Не получила ни единой весточки от Кая. Тревога, спрятанная в глубоких тайниках моей души, грозила выйти наружу и захлестнуть меня с головой. Я даже не знала, жив ли он.

Бросок.

У меня был выбор, каким видом самообороны заняться, и инструкторы все как один советовали дзюдо и рукопашный бой, для которых я обладала нужной ловкостью, силой и выносливостью. Они совершенно не понимали моего интереса к метанию ножей, а я не собиралась объяснять им, что это дает мне ощущение связи с любимым. Интересно, что бы он подумал, увидев, как я целюсь прямо в горло нарисованной фигуры? Испытал бы гордость или пришел в ужас? Остались ли у него чувства ко мне? Те, которые были видны сквозь эмоциональную броню, когда он поднялся на нью-йоркском форуме, готовясь биться за мою жизнь?

Бросок.

Шесть мучительных месяцев без сладкого лесного аромата, который прятался, казалось, в любом воспоминании о Кае. Шесть месяцев притворства.

Когда кинжал погрузился в то место фигуры, где у живого человека было бы сердце, я не стала его вытаскивать, а сама плюхнулась на кровать.

При всей чудовищности событий того форума на нем произошло невероятное – небо послало ангелов, чтобы сохранить мне жизнь. Если бы они не появились и не вмешались, произошли бы три смерти: моя, Каидана и Копано, который встал, собираясь меня защищать.

Со вздохом я взяла телефон и набрала номер Джея – надо было извиниться перед ним за очередную безумную выходку на вечеринке.

Он ответил мгновенно:

– Привет! Ну, что у тебя?

– Привет! – ответила я, удивляясь, что голос у него не грустный.

– Ты в порядке?

– Гм… да, в основном.

– Знаешь, это очень странно, что ты позвонила, потому что я как раз собирался звонить тебе.

– Правда?

– Ага. Можешь заскочить? Хочу дать тебе кое-что послушать.

Он явно был чему-то очень рад. Может быть, привык, наконец, к тому, как я изменилась.

– Конечно. Буду минут через… двадцать?

– Отлично, до встречи.

Когда я отключилась, в дверь заглянула Патти. Я сказала:

– Всё спокойно.

При виде мишени с ножом в груди Патти скривилась. Аура вокруг ее талии была голубой – оттенка печали, – но когда она повернулась ко мне, цвет изменился на чудесный бледно-розовый. Она скрестила руки на груди.

Свои золотистые кудри Патти заколола на затылке, но некоторые локоны выбились из-под зажима и обрамляли ее слегка веснушчатое лицо. Прямо позади нее, как всегда, стоял, со спокойной уверенностью глядя на нас обеих, туманный ангел-хранитель. Молчаливое присутствие ангелов, охраняющих людей, придавало мне уверенности.

– Доброе утро, – сказала я Патти.

– Куда-то собираешься?

– Да, к Джею.

– Как хорошо! – Даже в интонации ее голоса слышалась улыбка. – Целую вечность его не видела. Передашь ему, что я по нему скучаю? – Она пригладила рукой мои волосы, собранные в конский хвост, и поцеловала меня в щеку.

Я обернулась и крепко ее обняла. Вот чего не было у других испов, так это любящего воспитателя, который принимал бы их как есть. В последние полгода Патти много раз отвозила меня домой с вечеринок. Ужасно, что ей приходилось всё это видеть.

– Непременно передам. Спасибо, Патти. Люблю тебя. – Я схватила с тумбочки ключи и выскочила на улицу.

Странно было ехать к дому Джея. Какое-то время назад я перестала там бывать: с тех пор, как он начал работать и у него появилась девочка, а я сделалась Анной-тусовщицей, многое переменилось. Наверное, ничто не может оставаться всегда неизменным. Джей по-прежнему носил короткую стрижку, а то бы у него на голове образовалась плотная белокурая губка. Но он выглядел совсем взрослым, потому что весной подрос на пару дюймов и юношеская мягкость черт исчезла.

Он продолжал работать помощником диджея и в летние каникулы пошел стажироваться на одну из радиостанций в Атланте.

Под колесами захрустели сосновые шишки – это машина въехала на дорожку, ведущую к знакомому одноэтажному дому. Над ним склонилась огромная плакучая ива, лиственная завеса касалась редкой травы газона. Я взглянула на иву, которая была моим старым другом, и пошла к двери, вдыхая летний аромат жимолости.

В этом доме никто не стучался в двери. Я просто зашла и проследовала дальше, через холл с потертым ковром, прямо в комнату Джея.