– Делайте, как вам будет угодно, Ваше Величество, – с улыбкой ответил он. – Если вам кажется, что это необходимо. Хотя я должен предостеречь вас, чтобы вы больше никому не давали его читать.

– Например, Соррелю? – тихо спросила она.

Джосс решил не отвечать, а просто поднялся.

– Уверен, вы хотите поговорить с Майклом и с остальными. Не буду вам мешать.

– Да. Майкл должен быть в приемном кабинете. Скажете, что я его зову, хорошо?

– Да, Ваше Величество.

Майкл действительно был в приемной, и сват отметил, что он лишь создает видимость занятости, да и выглядит несчастным.

– Ее Величество хотела бы с вами поговорить, – произнес Джосс и сдержал улыбку, когда вид у барона стал еще несчастнее. – Заверяю вас, волноваться не стоит.

Затем Уордингтон вышел, быстро шагая в сторону собственного кабинета, где заказал чай и принялся прибирать на столе, чтобы хоть чем-то занять себя.

Контракт выполнен, и теперь делать нечего. Обратиться к нему с новым заказом больше никто не может, и неизвестно, когда Джосс сможет покинуть эту страну.

Он скучал по дому, скучал по знакомым, приветливым лицам, по работе и признанию. По чувству общности.

Только все больше людей приветствовали его здесь, и если они и обращались к нему официально, то лишь потому что он никогда не предлагал называть себя по имени. Но когда королева объявит о своей помолвке, все узнают о его роли в случившемся. И сват не мог предсказать, как это повлияет на отношения с людьми.

Ну кого он обманывает? Здесь было хорошо, и Джосс считал, что мог бы назвать это место домом, если бы сложились обстоятельства… но некое обстоятельство явно избегает его после столкновения в доме Чарльза. Он смог вынудить Сорреля оставить его в покое.

Уордингтон должен бы быть в восторге или, по крайней мере, испытывать облегчение.

Вместо этого он чувствовал себя проигравшим.

Появился слуга с чаем, сервировал столик у окна на одного. Всегда на одного. Есть ли надежда, что это когда-то изменится? Дома ему удавалось не обращать внимания на собственное одиночество. Здесь же оно стало до боли очевидным с тех самым пор, как началось… то, что у них было с маркизом.

Внезапно он понял, что больше не в силах выносить замкнутое пространство кабинета и сбежал на прогулку в сад. Джосс гулял долго и побрел во дворец, когда уже миновало время обеда, искренне надеясь, что утомил себя достаточно, чтобы ни о чем не думать.

Он резко остановился на пороге, когда увидел, что его кабинет занят, и с гневом и смятением уставился на Данкирка, с удобством устроившегося за столом.

– Это не ваше место, – выкрикнул Уордингтон. Громко захлопнул за собой дверь и быстрым шагом направился к незваному гостю, переходя в наступление. – Сейчас же встаньте!

Соррель даже не потрудился на него посмотреть, не то, что ответить.

Джосс одарил его испепеляющим взглядом, а потом понял, что именно читает маркиз.

– Содержимое этих бумаг вас не касается! – прорычал он и кинулся вперед, выхватывая папку. – Как вы смеете лезть в чужие дела?!

– Очень легко, – ответил Соррель. – Марианна была так занята воркованием с Майклом… да они все просто погрязли в своих романах! Я мог бы дать клятву целибата, и никто бы не услышал, – он поднялся и забрал бумаги. – Не думаю, что они заметили, как я взял ее и как ушел, – в его голосе были горечь и боль, но Джосс уловил их лишь потому, что не мог пропустить мимо ушей.

«Мое обучение», – отчаянно подумал он. Уордингтона обучали слышать подобные нотки. Иначе он не обратил бы на них внимания – ему было все равно, что чувствует Соррель.

– Господин сват, вы довольно наблюдательны, ничего не скажешь, – произнес маркиз и вновь раскрыл папку. – В ваших оценках нет ни единой ошибки, если не считать акцентов на любви.

Джосс оставил попытки забрать отчет. Пусть гад ищет повод для ссоры, пусть оскорбляет, потом они разойдутся раз и навсегда.

– Мы уже пришли к выводу – здесь наши мнения расходятся, милорд, – сухо сказал он, перекрестив руки на груди и пожав плечами, будто его уже утомила эта пикировка. – Если вы явились, чтобы повторить на иной лад тот старый спор - уходите! – он повернулся спиной к Данкирку, отказываясь даже смотреть на него, и выглянул в окно.

Уодингтон услышал, как Соррель снова усаживается за его стол, шелестит бумагами и устраивается поудобнее.

Он стиснул зубы и не сказал ни слова. Надо игнорировать ублюдка, пусть заскучает и уйдет.

– Это дополнение о моей кастрации – профессиональное мнение или личное желание?

– Что?! – завопил Джосс и развернулся. Он увидел, что маркиз читает не отчет, составленный для королевы, а цветную папку, которую сват завел для Сорреля. – Какая наглость! – он метнулся к столу, чтобы забрать листы. – Это было в запертом ящике, бесцеремонная вы скотина!

– Прям уж в запертом? – спросил Соррель с ухмылкой.

Джосс сердито посмотрел на него. Да, он все сложил внутрь. Как, во имя всего святого, маркиз взломал ящик? Или Джосс, погрузившись в раздумья, забыл запереть замок?

– Неважно, – раздраженно произнес он. – Вас это не касается.

– А я думаю, очень касается. Если кто-то выражает профессиональное мнение о том, что мне необходимо удалить некие части моего тела…

Уордингтон не собирался это комментировать.

– Содержимое моих папок вас совершенно не касается, – повторил он. – У вас нет права их читать.

Соррель пожал плечами и шагнул вперед.

Джосс отступил назад, потом понял, что делает, и больше с места не сдвинулся, игнорируя самодовольное веселье в глазах Данкирка.

– Все мои друзья счастливы до тошноты, – сказал маркиз. – И это мешает.

– Мне жаль, что вы не рады чужой любви, – резко произнес Джосс.

Соррель посмотрел на него с нечитаемым выражением лица.

– Я не сказал, что не рад. Я сказал, что это мешает, – он захлопнул папку, которую держал в руках, и небрежно швырнул назад, едва не промахнувшись мимо стола.

– Только вы можете назвать любовь помехой, – сказал сват, ощущая гнев и отчаяние. – Вы пришли сюда, рассчитывая разоблачить меня, как шутника? Не хочу разрушать ваше представление об окружающем мире, милорд, но они любят друг друга и, скорее всего, так и будет дальше. Даже вы не в силах это изменить.

– Да, – согласился Данкирк, чем удивил Джосса, – не думаю, что у меня такое получится. Хотя и пробовать я не собираюсь, потому что не смешиваю дружбу с трахом.

Грубое слово ввергло Джосса в минутное оцепенение. Он не догадался ускользнуть, когда Соррель приблизился, оттесняя его к окну. Оказавшись в ловушке, сват ударился ногами о скамью под подоконником, но не стал садиться, опасаясь попасть в проигрышное положение.

– Они не так бахвалятся своим счастьем, как вашим невиданным талантом, господин сват.

Джосс ничего не сказал.

Соррель ухмыльнулся. Уордингтону захотелось ударить его. Ему захотелось врезать по лицу, а потом потребовать ответ, к чему все это? «Зачем, – хотелось закричать ему, – зачем вы так меня мучаете?»

– Итак, господин сват, – начал маркиз, беря его за подбородок и вынуждая посмотреть себе в глаза. – Какие личные чувства затронуты, что вы не можете аккуратно расписать меня на листе бумаги, как сделали с моими друзьями? Ненависть? Отвращение? Раздражение? Презрение? Жалость?

– Страдание, – сквозь стиснутые зубы выдавил Джосс, которому надоело чувствовать, как с ним играются, надоело быть мышью для кота-Сорреля. – Разочарование. Гнев. Смятение. Вожделение. Но больше всего страдание. Вы добились того, чего хотели, милорд. Я попался в ваши сети, как муха, и я ничего сделать не могу, только ждать, когда вы отпиршествуете мной и насладитесь своей победой.

«Уйдите, – взмолился он про себя, – просто уйдите».

Конечно же, маркиз не ушел. Вместо этого он заговорил, но насмешки, к которой Уордингтон себя приготовил, не было.

– Вы мне не нравитесь, господин сват. Вы самонадеянны и бесцеремонны, настырны и слишком умны, у вас великолепно получается появляться там, где вам не рады. Вы видите чересчур много, знаете чересчур много и не гнушаетесь использовать эти сведения в своих интересах.