- Где же все? – прошептала Гермиона, осторожно идя вперёд по направлению к Большому залу.
Гарри застыл в его дверях. Столы факультетов исчезли. Зал оказался полон людей. Выжившие стояли группами, обнимая друг друга. Чуть в стороне ото всех остальных, Гарри заметил профессора МакГонагалл и профессора Слизнорта, который бережно держал обе её руки в своих ладонях. Гарри поразился тому, насколько «личным», почти интимным, ему показался их короткий обмен взглядами, после того, как губы профессора Слизнорта легонько коснулись костяшек пальцев Минервы МакГонагалл. Однако, ему так же ни разу не доводилось видеть подобное выражение глубочайшей скорби и одновременно нежности, что застыло на её пораненном лице, пока она подавленно кивала каким-то тихим словам Слизнорта, смотревшего на неё невероятно встревоженно и в то же время…влюблённо. Раненых перевязывала на возвышении зала мадам Помфри с несколькими помощниками. Среди раненых был и Флоренц. На боку у него зияла рана, он лежал, не в силах держаться на ногах. А около него, молча и угрюмо, стояли два других кентавра и, как часовые с огромными луками, зорко следили за действиями школьной целительницы. Гарри заметил, что их самих изрядно потрепало в бою, но те продолжали резко мотать головами на все предложения мадам Помфри помочь и им. Война и общее горе, наконец, примирили их с отверженным братом. Жаль только, что повод оказался столь печальный и кровавый… Мёртвые лежали в ряд посередине зала. Тела Перси не было видно, потому что вокруг него собралась вся семья. Фрэд с Джорджем стояли на коленях у изголовья, миссис Уизли лежала у Перси на груди, сотрясаясь от рыданий. Мистер Уизли гладил её по голове, и по его щекам градом катились слёзы. Ни сказав ни слова, Гермиона направилась прямо к ним. Гарри видел, как она подошла к Джинни, стоявшей тут же с опухшим, пятнистым лицом, и обняла её. Крепко сжимая миниатюрную ладошку Флёр, Билл смотрел на тело мёртвого брата огромными, покрасневшими глазами, в которых стояли непролитые слёзы, и весь дрожал, словно едва сдерживался, чтобы во всё горло не завыть, как раненный зверь, от их общего горя. Низко опустив голову, Чарли приобнимал за плечи оцепеневшего Рона. Когда Джинни и Гермиона передвинулись ближе к остальным, Гарри стали видны тела, лежащие рядом с Перси. Среди них оказался хрупкий юноша со спутанными, мышиного цвета волосами. Горло Гарри перехватило спазмом, когда в невероятно бледном, совсем ещё юном лице, он узнал Колина Криви, несмотря на все запреты, видимо, всё-таки сумевшего каким-то образом остаться в замке на время битвы. Рядом с Колином сгорбилась и мелко сотрясалась от беззвучных рыданий крошечная, безутешная фигурка его младшего брата Денниса… Большой зал поплыл перед глазами, уменьшился, съёжился… Гарри, пошатываясь, отступил от входа. Он не мог вздохнуть. У него не было сил взглянуть на другие тела, узнать, кто ещё погиб за него. Он не мог подойти к Уизли, не мог смотреть им в глаза – ведь если бы он сразу отправился к Волан-де-Морту, Перси бы не погиб… Он повернулся на пятках и помчался вверх по уцелевшей стороне мраморной лестницы. «Колин Криви…», – холодея от ужаса, думал Гарри. Колин Криви… Совсем ещё ребёнок, хоть и был всего на год младше него самого… Даже с широко распахнутыми глазами, Гарри не мог перестать видеть перед мысленным взором его улыбающееся, искреннее лицо с преданными, большими глазами… Если бы Гарри только мог вырвать своё сердце, все свои внутренности, всё, что заходилось рыданиями у него внутри… Замок был совершенно пуст. Видимо, даже привидения отправились в Большой зал оплакивать погибших. Гарри бежал, не останавливаясь, сжимая флакон с последними мыслями Снегга, и замедлил шаг только у горгулий. Сбитые заклятиями Пожирателей, те впервые против воли покинули свои посты и теперь валялись полуразбитые и перекошенные возле прохода к директорскому кабинету. Переступив их слабо шевелящиеся и кряхтящие останки, Гарри взбежал вверх по винтовой лестнице. Войдя в круглый кабинет, он не удивился, обнаружив, что его обстановка несколько изменилась. Все те диковинные серебряные приборы и вещицы, наводнявшие прежде этот кабинет при Дамблдоре, так же, как и жёрдочка Фоукса, бесследно исчезли. Портреты, висевшие по стенам, пустовали. Похоже, все их обитатели отправились непосредственно наблюдать за событиями, переходя из рамы в раму по длинным рядам портретов, развешанных по всему замку. Однако тот, кто сбил со своих постаментов каменных горгулий, по всей видимости, добрался и до директорского кабинета, так как сейчас здесь царил настоящий бардак – всё было перевёрнуто вверх дном, как будто этот неизвестный совсем недавно проводил здесь очень спешный досмотр. Гарри с тоской посмотрел на пустующую раму портрета Дамблдора, висевшую прямо за директорским креслом, и повернулся к ней спиной. Как ни странно, но «Омут памяти» обнаружился на своём обычном месте. Гарри перенёс его на письменный стол и вылил воспоминания Северуса Снегга в глубокий сосуд с рунами по ободку. Воспоминания немедленно закружились в нём странным серебристо-белым водоворотом. Гарри набрал полные лёгкие воздуха и без колебаний и даже каким-то облегчением погрузился в чужую память. Ему казалось, что даже то, что осталось от Северуса Снегга, не могло быть хуже его собственных тяжёлых мыслей… Его закрутило, завертело в туманной дымке, перенося в одно из воспоминаний Снегга, и он оказался на ярком солнце в какой-то маленькой роще. Земля, покрытая густой травой, под его ногами была тёплой. Распрямившись в полный рост, Гарри увидел, что стоит на берегу какого-то озера. Маленькая девочка с длинными рыжими волосами сорвала с куста увядший цветок и, спрятав его в ладошке, поманила к себе другую девочку, невзрачную и явно чем-то недовольную.
- Смотри, – с нотками веселья в голосе сказала первая девочка.
Вторая девочка придвинулась к ней, явно разрываясь между любопытством и неодобрением. Дождавшись пока она подойдёт достаточно близко, рыжеволосая девочка раскрыла ладонь. Уже не казавшийся увядшим цветок лежал на ней, открывая и закрывая свои лепестки, как странная многогубая устрица.
- Прекрати! – взвизгнула та, что была постарше и выбила из руки рыжеволосой девочки «оживший» цветок. – Как ты это делаешь!?– с явной завистью в голосе спросила она, но рыжеволосая девочка только пожала плечиками и бросилась наутёк. Обидевшись, вторая закричала ей в спину:
- Лили! А ну стой! – но всё же последовала за ней, торопливо перебирая тоненькими ножками и продолжая выказывать своё недовольство:
- Я всё расскажу маме! ЛИЛИ!
Глаза Гарри округлились, когда в рыжеволосой зеленоглазой девчушке он действительно узнал свою родную маму, и охнул, когда она, озорно хохоча: «Петунья, догоняй!», пробежала прямо сквозь него, остановившись только лишь около старого, раскидистого дерева, отбрасывавшего на землю прохладную зелёную сень. Петунья, наконец, достигшая вершины небольшого холма, где всё ещё стоял Гарри, неожиданно затормозила и испуганно попятилась назад. Гарри обернулся, чтобы посмотреть, кто мог её так напугать. Из широкого лаза между могучих корней вылез какой-то мальчик, в котором Гарри не сразу смог распознать молодого Снегга. В его вытянутом, болезненно бледном лице, казалось, не было ничего особенного, кроме больших, будто застывших в восхищении на фигурке миниатюрной Лили, карих глаз. Аспидно-чёрные волосы мальчика были давно не стрижены и ложились на его худенькие ссутуленные плечи слабыми завитками. Одежду, висевшую на нём поношенными лохмотьями, как будто нарочно, подбирали не по размеру: джинсы были слишком коротки, зато широченная куртка сгодилась бы взрослому мужчине; рубашка под ней была чудна́я, с чем-то вроде жабо. Гарри сразу же вспомнил самого себя в детстве, когда он ещё был вынужден донашивать за Дадли его старые вещи, и невольно посочувствовал Снеггу, сообразив, что и его детство было отнюдь не «сахарным». Он подошёл к мальчику поближе. Снеггу было на вид лет девять-десять – бледный, жилистый заморыш. Снегг всё так же беззастенчиво и жадно продолжал смотреть на младшую из девочек.
