Почему он всё это время прячет эти странные чувства в себе? Неужели не верит, что они… Ладно, возможно, насчёт Рона у неё не было стопроцентной уверенности… Но она-то!? Неужели же она не смогла бы его понять? Выслушать? И принять, в конце концов? Да, Малфой тот ещё засранец и были времена, когда он позволял себе такие обидные гадости, что она частенько плакала потом по ночам, хотя при Гарри и Роне всегда храбрилась, стараясь быть «выше этого»! Но то было давно, на начальных курсах… Грейнджер призадумалась, даже позабыв на какое-то время про друга. Её брови, как это бывало обычно в моменты серьёзных размышлений, сошлись у переносицы, а губы сами собою напряжённо сжались, чуть ли не вытягиваясь в трубочку. А ведь, правда… Она старалась, но не смогла припомнить, когда Малфой в последний раз сам по-крупному задирался к их троице или непосредственно к Гарри. Разве что… на начальных курсах? После той стычки на втором курсе, когда Рон в порыве благородных чувств неудачно попытался отомстить Малфою за оскорбление, а потом сам же полдня исторгал премерзких, огромных слизняков, нападки слизеринца странным образом из года в год стали сходить на «нет». Вряд ли, конечно, на него могло повлиять то обстоятельство, что Рон и Гарри всегда были настороже и вставали плечом к плечу, готовые защитить её не только с помощью магии, но и не брезговали вступить в обычную магловскую драку даже с огромными верзилами-прихвостнями Слизеринского Принца… Но сейчас, оглядываясь назад, Гермиона могла с уверенностью сказать, что уже тогда что-то в Малфое неумолимо и совершенно необъяснимо начало меняться… Весь прошлый год, особенно в конце, после возрождения Волан-де-Морта, Малфой передвигался по замку, почти всегда один и был при этом какой-то странный. Апатичный. Тихий. И постоянно задумчивый. Словно какой-то невидимый груз неподъёмной ношей давил на его худые плечи, пытаясь сломать его совсем. Но Малфой упорно и гордо продолжал носить свою маску холодного безразличия. Впрочем, подобное поведение главного заводилы Слизерина, похоже, устраивало всех, да и переживания за Гарри на «Турнире трёх волшебников» отнимали большую часть её сил и свободного времени. Поэтому Гермионе не было особого дела до душевного состояния Малфоя и, можно сказать, что на какое-то время они даже умудрились дружно о нём позабыть. И, по странному стечению обстоятельств, тот тоже мало попадался им тогда на глаза. А практически с самого начала этого, выпускного, курса, Малфоя, будто и вовсе подменили… Всё такой же флегматично отстранённый вид, брезгливо и невероятно манерно кривящиеся, насмешливые губы, вместо нормальной, человеческой, улыбки, но вот взгляд… Гермиона никогда прежде не видела, чтобы глаза Холодного Слизеринского Принца так живо и ярко блестели, словно переполненные кристально-чистыми бриллиантами, бездонные чаши. Никогда! А может быть это от того, что она как-то раньше не замечала, чтобы Малфой подолгу засматривался на гриффиндорский стол? Или от того, что она никогда прежде не придавала особого значения тому, как Малфой смотрел… И что этот таинственный, яркий внутренний свет появлялся в серебристых глазах Малфоя исключительно тогда, когда он украдкой смотрел на Гарри?! «Это что же получается?..» – Гермиона, изредка моргая, невидяще смотрела в одну точку. Малфой больше не язвил, не цеплялся, не плевался ядом, не сыпал в их адрес бесконечные колкости и оскорбления, и даже не нажаловался отцу о том несчастном случае с гиппогрифом, в котором определённо точно – как не прискорбно было это признавать Гермионе! – был повинен Рон… Разрозненные, неприметные прежде факты постепенно сложилась в её голове в одну общую, масштабную картину. И от неожиданности собственных умозаключений Грейнджер даже выпрямилась на стуле. «Значит… неужели…это всё из-за Гарри?! Получается, что они уже тогда… Тогда что? Подружились?» Гермиона насупилась – вряд ли то, что случилось в той нише во время экзамена по Древним рунам, можно объяснить простой «дружбой». Тогда что? Уже были вместе?! Она набралась храбрости и твёрдо, по-новому взглянула на друга. Гарри всё ещё бережно прижимал к груди чёрную безрукавку – Грейнджер в этом больше не сомневалась! – Малфоя. И ей вдруг вновь показалось, что она, как и в тот злосчастный раз, застала друга за чем-то интимным, стыдным и очень-очень…личным. Гермиона очень любила Гарри, как друга. Она всегда, – сколько помнила себя в волшебном мире, – всеми фибрами души, стремилась ему помочь! И, конечно, как его подруга, она чувствовала себя задетой, что Гарри до сих пор умалчивал о своей тайной привязанности. Но, как его лучшая подруга, она видела, что ему приходится сложно, и не могла не жалеть его. И, хоть это было и сложно, но действительно старалась понять природу его чувств к…парню… К Малфою! Ради этого она даже пошла на то, что ни словом, ни делом, ни разу не обмолвилась о своём «страшном» знании Рону! А ведь прежде, между ними никогда не было никаких секретов, не говоря уже о чём-то…таком. Грейнджер, конечно, смутно представляла, что могло двигать намерениями и поступками её лучшего друга, стремившегося поскорее сбежать на «встречу с Дамблдором», а на самом деле – на свидание. Она уже давно подозревала, что с этими ночными «вылазками» не всё чисто! Ей даже удалось найти для себя примерное объяснение тем чувствам, что, скорее всего, по её мнению, двигали Гарри, заставляя его скрывать правду, и…наверное, – смущаясь собственных мыслей, думала она -…доставляли ему определённое удовольствие… Она снова глубоко задумалась, вспоминая, каким счастливым в последние месяцы выглядел Гарри. Вспомнила, как горели и переливались изумрудным блеском его большие, искренние глаза, когда к нему прилетал очередной бумажный журавлик от «неизвестного отправителя»... Или когда он торопился в лабораторию во время проекта по Зельеварению… Или как Гарри глупо улыбался и нервно ёрзал на скамье во время трапез в Большом зале, исподволь посматривая на высокомерного и амбициозного платинового блондина за слизеринским столом, а после, опомнившись, всё с той же широченной улыбкой, бесцельно ковырялся вилкой у себя в тарелке, но мыслями явно был совсем в другом месте… Ведь не из-за Дамблдора же или его персональных «уроков», в самом деле, её лучший друг сиял, порою, ярче полуденного солнца на небосводе!? А скольких нервов только стоила им всем трагедия, случившаяся на рождественских каникулах в Норе!? И всё из-за чего?! Из-за… Мерлин, всемогущий! Гермиона моргнула, видя перед мысленным взором кричащую статью о помолвке Драко Малфоя… Так может…когда Гарри, под покровом ночи или непроглядной тени школьных ниш, трепетно и одновременно страстно ласкал своего «давнего врага», а тот умопомрачительно сладко постанывал от его стыдных прикосновений и так же рьяно отвечал на жаркие поцелуи её друга… Похоже…в этих тайных свиданиях с Малфоем для Гарри заключалось куда большее, чем простое юношеское помешательство на обезумевших гормонах и жажде физической близости с кем-то! Нет, этим её лучшего друга не соблазнить. Гарри хоть никогда и не откровенничал с ними на эти темы, но она-то видела, что для него вопросы личных чувств и отношений, всегда были чем-то сокровенным и закрытым. Гермиона не знала, каким образом и когда конкретно Малфою удалось расположить к себе её друга, но по всему выходило, что связь этих двоих была куда серьёзнее, чем простая интрижка или тот же неудачный флирт Джинни с Гарри, который так и не перерос во что-то стоящее. Если всё обстояло именно так на самом деле, то она прекрасно понимала Гарри! Понимала…представляла, – особенно, после того, как воочию застала его с Малфоем! -…и даже один раз, – ну, ладно! Может быть, и не один! – фантазировала о том, что чувствовала бы сама, если бы относилась к кому-нибудь с такой же пылкой страстью… Да, она часто думала о том, что чувствовала бы сама, будь она также сильно кому-то важна и нужна, как воздух? Так же непостижимо и сокрушительно, как Гарри нуждается в Малфое и как сам Малфой, судя по всему, нуждается в Гарри? По-другому быть не может. Она видела всё это своими глазами! Видела так близко, что почти ощущала на себе волны горячего желания, фонтанировавшие вокруг их тесно прижатых друг к другу тел. Воображение невольно подкинуло ей какой-то размытый образ, двух, сплетённых в жарких объятиях, обнажённых тел, и в одной из этих фигур она отчётливо угадывала саму себя, а вот партнёр… Гермиона прикусила губу. Пристыженно краснея до корней волос, она отвернула, пряча лицо за густым, буйным водопадом растрёпанных каштановых волос и стала усердно делать вид, что её вдруг очень заинтересовали сколы в древней каменной кладке больничных стен. Молчание, царившее всё это время в лазарете, вдруг показалось ей жутко тяжёлым, почти нестерпимым – таким, каким не было никогда между ними за все долгие годы их тесной и крепкой дружбы с Гарри. Но Гермиона постаралась поскорее отогнать от себя это неприятное ощущение. «Глупость какая!» И вновь перевела задумчивый взгляд на друга, который, похоже, тоже был погружён в какие-то свои мысли – или мечты? – и вообще не чувствовал никакого дискомфорта от длительной паузы в разговоре. И мысли её вновь независимо потекли в прежнем русле… Ведь как-то же Гарри с Малфоем смогли преодолеть всё? Переступили без сожалений через все-все запреты, условности, самих себя и свою многолетнюю вражду, чтобы только быть вместе?! А ради неё никто ничего подобного не делал… Разве что…Рон? А, собственно, что Рон? Да, они с детства были лучшими друзьями. Да, он ей был симпатичен, даже в своей неотесанной, мужиковатой манере общения и с топорными, неловкими комплиментами и знаками внимания. И в итоге, вполне логично, что он попробовал за ней поухаживать… (Хотя многие, в том числе и Джинни, подозревали, – и даже порой не стеснялись открыто высказывать свои завистливые опасения! – что такая образованная и интересная девушка, как она, скорее обратит своё внимание на Гарри, нежели на Рона. «Ха! – мысленно усмехнулась Гермиона. – Знали бы они все: кем всерьёз увлечён сейчас Гарри!») Они с Роном стали парой. Но… То ли сказалась их многолетняя дружба с Роном и то, что они, по большей части, всё друг про друга знали… То ли на тот момент, когда он всё-таки решился пригласить её на свидание, она просто, чисто по-женски, была польщена его особым вниманием к своей персоне и, зардевшись, захотела – в кои-то веки! – банально развеяться, почувствовать себя девушкой. Девушкой, способной привлечь мужское внимание и достойной его не меньше остальных, а не просто лучшей «зубрилой» на курсе. Такой же девушкой в полном смысле этого слова, как и её приятельницы, которые уже давно встречались с парнями и меняли их, как перчатки… Но, так или иначе, ничего серьёзного, в итоге, между ними с Роном не сложилось. После нескольких свиданий в «Трёх мётлах» и неумелых, даже каких-то зажатых попыток Рона сблизиться с ней, Гермиона признала, что это была пустая трата времени. А время всегда было для неё в цене. У них с Роном неожиданно нашлось катастрофически мало тем, на которые бы они смогли свободно и непринуждённо, – так же, как и все года до этого, – болтать. Паузы в разговоре выходили слишком затяжными, до ужаса неудобными и откровенно неловкими. А ей всегда казалось, что с тем, своим человеком, даже совместное молчание будет приносить только радость и умиротворение… Гермиона не ждала от Рона изысканных, красивых комплиментов об остроте её ума и, несмотря на её магловское происхождение, широте кругозора. Вовсе нет! Конечно, комплименты могли быть ей приятны, как девушке. Но больше этих льстивых слов, в глубине души ей хотелось бы, чтобы рядом с ней был человек…мужчина, который не только бы по достоинству оценил её интеллектуальные способности, но и собственными знаниями и умениями возбуждал в ней восхищение. Не хвастлив, но мудр и интересен, как личность, настолько, чтобы ей самой хотелось бы на него ровняться. И дар красноречия здесь совершенно ни при чём! «Пусть будет молчун, – в сердцах думала Гермиона. – Плевать! Главное можно сказать и без слов…» Поразительно, как всё менялось, стоило только им с Роном остаться относительно наедине. И, к сожалению, отнюдь не в лучшую сторону. Обычно раскованный, смешливый и улыбчивый, долговязый парень, каким привыкла видеть Рона Гермиона, неожиданно, прямо на её глазах превращался в неотёсанного, какого-то загнанного и плохо формулирующего свои мысли детину, который постоянно затравленно озирается по сторонам, будто ища помощи и поддержки у посторонних. Или, с присущей ему природной горячностью, порой несёт такую чушь, что чуть ли не опускается до откровенной пошлятины. А ведь прекрасно знает, что она этого терпеть не может! Гермиона была поражена до глубины души подобным поведением Рона. Будто в компании с Гарри и тет-а-тет с ней, Рон становился абсолютно другим, совершенно чужим, чуждым и даже, к её огромному огорчению, неприятным ей человеком! Она нутром чувствовала, что ему нужно больше, чем она могла ему предложить на данном этапе отношений. А, судя по его манере достаточно настырного и порой вульгарного ухаживания, и вообще! Ей совершенно не хотелось расстраивать или обижать Рона. И, каждый раз соглашаясь на очередную встречу, она мысленно уговаривала себя, что «теперь-то они, вроде как, попривыкли друг к другу…и в этот раз всё будет совсем по-другому!». Но…и в этот раз, и в следующий и во все последующие их, не особо удачные, «свидания», ничего не менялось. Прогресса не было. Как и чувств, которые – она одно время искренне верила в это! – вот-вот должны были вспыхнуть в её спокойном сердце. Наверное, Рон тоже понимал, что дело не двигается «с мёртвой точки», и предчувствовал их скорый и неизбежный разрыв. Они и целовались-то всего-то пару-тройку раз! Но это «действо» мало походило на настоящий, пылкий поцелуй двух влюблённых. (И уж, тем более, не шло ни в какое сравнение с тем, что ей довелось наблюдать в тот разоблачающий день между Гарри и Малфоем!) Так, скупое, целомудренное и чисто формальное соприкосновение губ. Почти дружеское, ни к чему не обязывающее и не оставляющее после себя никакого приятного послевкусия или желания «броситься в этот головокружительный омут страстей» вновь. Как ни странно, это их «притирание» друг к другу на деле растянулось на довольно длительный период. А когда обоим стало ясно, что их романтические встречи всё больше начинают напоминать собою плохо срежессированный и тяжёлый для обоих фарс, ни один из них не знал: как всё это безболезненно прекратить. Поэтому они продолжали натянуто улыбаться друг другу и старались правдоподобно играть свою роль, больше походившую на вежливую, но безусловно мучительную, повинность. А как иначе? Ведь все вокруг, а в особенности Гарри, были так счастливы, что её давняя дружба с Роном, наконец, вылилась во что-то большее!? Но, хвала Мерлину, когда они, в конце концов, нашли в себе силы во всём признаться самим себе и очень тихо и мирно разбежались, то были безумно счастливы, что своей провальной попыткой построить романтические отношения, не успели испортить многолетнюю дружбу!