А Виолетта продолжала рассказывать:
— Твой дедушка уделял все свое внимание твоему отцу — своему первенцу, и возлагал на него большие надежды. Сэмюель разделял взгляды отца на передаваемую по наследству от отца к сыну землю, фамильный дом, семейную гордость и традиции — в общем, на все эти мужские заморочки.
— Да, я знаю, что ты имеешь в виду.
— А вот Дженни была для него всего лишь пышноволосой вертихвосткой, которую — от греха подальше — нужно было как можно быстрее выдать замуж. Единственная надежда, которую возлагал на нее отец, — это чтобы она вышла замуж до того, как успеет опозорить своих родителей. Дженни же испытывала к отцу такое огромное уважение, что ревностно исполняла все, что он от нее требовал. Она по своей природе была веселой, любила развлечения, умела кружить головы парням и кокетничала с ними, но исключительно в рамках приличия. Я уверена, что сердца, которые разбила твоя тетя, она разбила, сама того не желая. Она была такой красивой! — Взгляд Виолетты стал мечтательным, как будто ей припомнился счастливый период ее жизни. — Дженни была похожа на киноактрису, но только на киноактрису моего времени, а не на нынешних кинодив, которые зачастую выглядят прямо-таки убого…
Сделав небольшую паузу, Виолетта продолжала:
— Лишь немногие знали о том, как она любила читать и как ей хотелось поступить в университет, чтобы заняться изучением английской литературы… Дженни глотала книгу за книгой с такой ненасытностью, как будто они были для нее источником жизненной силы. Иногда она часами сидела в библиотеке, читая и перечитывая все, что попадало ей в руки. У Дженни была тетрадь, в которую она заносила понравившиеся ей стихи и изречения. Подобное поведение никак не вязалось с образом веселой и взбалмошной девушки. Твой дедушка относился к ней довольно пренебрежительно, а еще он был всецело занят Сэмюелем и, видимо, поэтому не оставлял Дженни ни единого шанса добиться его внимания и уважения. Дженни была хотя и очень красивой и веселой, но отнюдь не легкомысленной. У нее был богатый внутренний мир, и она нуждалась в том, чтобы продемонстрировать его окружающим, но ей так никогда и не представилась возможность сделать это.
Одри с удивлением слушала рассказ матери. Ей не верилось, что ее дедушка, которого она обожала в детстве и который всегда ее баловал, мог так плохо относиться к собственной дочери. Кроме того, ей — эмансипированной женщине — не верилось, что какой-либо женщине могут отказать в возможности получать образование, самой строить свое будущее, самой формировать свою личность и беспрепятственно развивать в себе те или иные навыки и умения.
— Дженни вела дневник и делала множество различных записей, которые потом почти всегда сжигала, — продолжала рассказывать Виолетта. — У Арчи, возможно, сохранились некоторые из ее записей, хотя я в этом и не уверена. Я никогда их не читала. Это был секрет Дженни. Она, правда, знала, что мне об этом известно, но мы с ней никогда друг другу ничего по этому поводу не говорили. Ни она, ни я. Помню, как она часами сидела в библиотеке и взапой читала все, что там имелось, — от классиков до современных авторов, в том числе и зарубежных… Когда Дженни прочла в школьной библиотеке абсолютно все, что там было, она записалась в муниципальную библиотеку и во время каникул постоянно что-то читала, читала, читала… На людях она была такой, какой все ее считали, — сногсшибательно красивой и источающей обаяние везде, где бы она ни появилась. И лишь только находясь в одиночестве, когда ее никто не видел, она была собой. В конце концов Дженни стала такой, какой ее привыкли видеть другие. Мне кажется, что она слишком сильно обожала отца и слишком мало любила себя. Это ее и убило.
Последняя фраза матери ошеломила Одри.
— Что ты хочешь этим сказать? Тетя Дженни умерла от болезни!
Виолетта вздохнула, а затем продолжила таким голосом, как будто произносимые ею слова ложились на ее душу тяжким грузом.
— Да, она и в самом деле была тяжело больна. Однако умерла она раньше, чем болезнь успела ее прикончить. Дженни решила, что сама прикончит вместе с собой свою болезнь.
Виолетта немного помолчала, а затем, напрягаясь, попыталась облечь свои воспоминания в слова:
— В тот майский день Арчи и Сэмюель просидели в кабинете допоздна: готовились к судебному заседанию, победа на котором принесла бы им славу и престиж — хотя последнего им и так уже было не занимать. Ну, ты же знаешь, каким был твой отец.
Одри в ответ ограничилась кривой ухмылкой: она уже лихорадочно пыталась предугадать, что же произошло потом.
— Так вот, в тот день Дженни приготовила одну из своих любимых ароматических ванн, включила музыку, открыла бутылку хереса, выпила ее до дна и… и, сидя в ванне, вскрыла себе вены. Арчи обнаружил ее несколько часов спустя — всю в крови. Это стало страшным ударом для всех нас. Ты тогда была еще слишком маленькой, чтобы что-то понять, и тебе сказали, что тетя Дженни умерла от болезни. Потом ты не хотела об этом разговаривать. Мы все были шокированы. Со смертью Дженни из «Виллоу-Хауса» исчез свет, и он не возвращался туда больше никогда.
Наступило молчание. Одри пыталась осмыслить то, что она только что услышала от матери, а Виолетта — отогнать от себя призраков, явившихся к ней из прошлого. Они с некоторых пор преследовали ее довольно часто. Полностью избавиться от них, конечно, было невозможно, и Виолетта это знала.
Наконец Одри первой нарушила молчание:
— Я понимаю, почему ты не хотела рассказывать мне об этом тогда, но… но ведь прошло уже так много времени и… и я уже давным-давно достаточно взрослая для того, чтобы все правильно понять, а ты мне…
— Я тебе уже говорила, что потом ты не хотела об этом разговаривать… Слово «самоубийство» в «Виллоу-Хаусе» никогда не произносилось. Арчи в тот вечер тихонько позвал Сэмюеля и сказал ему, что Дженни лежит мертвая в ванне. Сэмюель поднялся с постели и пошел с ним в комнату Арчи и Дженни. Чуть позже проснулась я. Увидев, что твоего отца нет рядом, пошла посмотреть, куда же это он подевался. Я заметила, что из-за чуть-чуть приоткрытой двери комнаты твоих дяди и тети падает свет, и заглянула туда. Я успела разглядеть лишь волосы Дженни, свисавшие с края ванны. Как только Сэмюель заметил меня, он тут же аккуратно вытеснил меня из комнаты в коридор и захлопнул дверь. Твой отец взял все хлопоты на себя. Он позаботился и о том, чтобы о случившемся не узнал никто из посторонних, и чтобы не поползли слухи. Когда твою тетушку унесли, пробку из ванны вытащила я… Я никогда не смогу этого забыть. Такая незаурядная женщина — и умерла подобным образом… — Виолетте пришлось на некоторое время замолчать: ей на глаза навернулись слезы, а к горлу подступил ком. — Твоя тетя была загадкой для всех, в том числе и для меня, хотя я, как мне кажется, изучила ее довольно хорошо. Мне неизвестно, насколько хорошо ее изучил Арчи, и вряд ли мы об этом когда-нибудь узнаем. Возможно, у него сохранились какие-то отдельные ее записи или часть дневника. Мы все воспринимали Дженни такой, какой она казалась со стороны, а вот какой она была на самом деле — этого мы так и не поняли.
— Но тебе-то было известно, что она совсем не такая, какой кажется, что у нее имелось много других качеств… что она что-то писала, что у нее были разносторонние интересы…
Одри не знала, как утешить мать.
— Да, но я тогда была еще слишком молодой и неопытной. Мне не хотелось совать нос в дела Дженни, а она, хоть и знала, что я ее… что мне кое-что известно о тех чертах ее личности, которых никто не замечал, никогда не говорила со мной об этом и не стремилась выяснить, что же именно мне о ней известно. Я решила оставить все как есть. Мне кажется, что для Дженни такие моменты были возможностью побыть наедине с собой и она не хотела ими ни с кем делиться. Это были ее моменты, только ее. Этот мирок она создала для себя, чтобы не сойти с ума. Это была ее форма обретения самой себя. У меня не было никакого права нарушать ее уединение, вторгаться в священный храм, совать нос в чужую тайну. Ей самой следовало раскрыть свое настоящее «я» перед другими людьми, но она почему-то не захотела этого сделать. Возможно, Дженни боялась, что у нее отнимут то единственное, что она считала по-настоящему своим… Не знаю. А может, больше всего на свете она страшилась насмешек отца. Думаю, она очень сильно боялась его разочаровать.
