Отец пригнулся, и Шуджа взмыл в воздух. Мощный взмах крыльев – и дракон, перелетев через стену загона, устремился в долину. Вскоре дракон и всадник превратились в зыбкий силуэт на фоне предрассветного неба.

Я стояла оцепеневшая. Ошеломленная.

– Я пнула фонарь совсем случайно.

Джем сжала мое плечо. Она была бледной и еле сдерживала слезы.

– Не волнуйся. Тут куда больше виновата я, чем ты.

Двор притих – все взгляды были обращены на меня.

Проклятье, Майя, и почему ты не способна сосредоточиться на работе?!

Меня охватило страшное предчувствие. Как будто моя мать шевельнулась в могиле.

Витающий в облаках укротитель драконов…

Мы с Дарианом собирали обломки повозки и сгребали щепки в кучу. Я старалась не всхлипывать. Томан и Джем в гробовом молчании увели лошадь в стойло. Томан явно ждал возможности оказаться с Джем наедине, чтобы, наконец, взорваться негодованием – он явно не обрадовался поведению Одакса. Джем от него еще наслушается! Она, в отличие от Томана, не родилась в семье укротителей драконов, хоть и имела неплохие задатки – иначе Томан на ней бы не женился. Однако Джем, наверное, казалась ему недостаточно умелой, и случившееся только подливало масла в огонь. Иногда брат перегибал палку, но здесь он прав: Одакс не должен был сорваться. Я не знала, сочувствовать Джем или же злиться на нее за то, что она не смогла обуздать Одакса.

Когда всадники и драконы взмыли в небо, отправляясь на охоту, я вздохнула и съежилась на каменном бортике поилки. Молчание окружающих давило, обвиняло. Раздался чей-то всхлип:

– Бедняга Френ!

Дариан обнял меня за плечи, позволил выплакаться. Я отстраненно отметила, что на моих штанах запеклась кровь: багровые потеки до сих пор виднелись на камнях, несмотря на вылитые на них ведра воды.

– Я совсем случайно задела фонарь. Я не увидела… – Вместо фразы «где ты его оставил» у меня вырвался стон. – А в неприятности в итоге влипаю почему-то только я.

– Отец не станет долго злиться…

– Все так же, как когда я в последний раз видела маму. Меня всегда…

– Не надо, Майя.

– …обвиняют, и неважно…

– Тогда не… ты не…

– Мы с тобой возились с больным дитем, а должны были заниматься работой. Но ты убежал как раз перед тем, как из-за угла появилась мама, и поэтому отчитали меня…

– Ты была маленькой, – Дариан поерзал. – И плохо помнишь, что было.

Мы оба умолкли. Я очень хотела сказать «ты тоже виноват», но сдержалась. Ссорой ведь уже ничего не исправить. Зря я затронула тему маминой смерти. Сразу всколыхнулись дремавшие где-то глубоко внутри воспоминания – последние слова, которые мама бросила, усаживаясь на Грюс, и других призраков, которым лучше всего пребывать в кромешной темноте. Отец любил рассказывать, какой мама была храброй и умелой, когда они познакомились во время службы в драконерии, когда Империя Гурваан захватила маленькое государство Эбролин. Куда уж мне до мамы!

Я стряхнула руку Дариана, передернув плечами, и быстро вытерла слезы рукавом.

– У нас еще полно работы, – произнесла я и направилась в драконятню.

Дариан последовал за мной.

Длинный и широкий помост вмещал расположенные в ряд четыре огромных гнезда – сколоченные из досок восьмиугольники высотой в два фута. Три были заполнены утрамбованной соломой – подстилками для спящих детенышей и их бдительных матерей. Четвертое пустовало. Когда-то в гнездовьях Риата было четыре племенные пары, но не на моей памяти. Отец надеялся заполнить оставшееся гнездо вновь.

Я старалась туда не смотреть.

По обе стороны от гнезд располагалось восемь громадных дверей – при необходимости их сдвигали, чтобы открыть выход к загону или обрыву, нависающему над деревней, а то и одновременно к ним обоим. Когда в гнездах резвились детеныши, двери в загон в основном оставались закрыты. А те, что выходили к обрыву, мы почти каждый день держали нараспашку – драконы любят высоту, и мы стремились взрастить в них это чувство с самого рождения.

Я отперла засов первой двери со стороны обрыва. Ко мне присоединился Дариан, и вместе мы сдвинули створку, чтобы драконят согрело утреннее солнце.

Над горизонтом уже вовсю разлился кровавый рассвет. Вдоль полей на востоке вытянулись длинные тени. Риат, раскинувшийся внизу, окутывал туман. Клубилась дымка и около утесов, окружающих долину. На севере низвергал свои воды Ревущий. Кружащие в теплых лучах хищные птицы прорывали тишину криками: кейр-р… кейр-р… Начинался день, который мог бы стать прекрасным. Но, увы, не стал.

Мы повернулись к детенышам, которые тотчас затеяли борьбу. Дариан присел перед ними на корточки.

– Только посмотри на него, Майя. Он самый крупный. И однажды превратится в роскошного дракона.

Дариан повторял это как минимум раз в день на протяжении многих недель, но сегодня выражение его лица стало другим.

Наверх куча-мала детенышей выбрался юный дракончик и, поблескивая темной чешуей, потянул своего братика за нарост над ухом. Гребень резвого дракончика, тянущийся от самой головы, обещал в будущем быть столь же впечатляющим, как и у его отца, Шуджи. Грюс, медная драконица, вытянула широкие кожаные крылья, наслаждаясь редкими мгновениями, когда в гнездовье не приходится тесниться с другими взрослыми особями. Когда Дариан протянул к детенышу руку, она предупреждающе заурчала.

– Не надо, Дариан. Мы еще не знаем, оставят ли нам кого-нибудь.

Юные драконы легко привязывались к людям, и связь эта была нерушимой до конца жизни. Но взаимодействовать с ними надо кратковременно и строго по делу – вот одно из самых главных правил разведения драконов. И, похоже, самое сложное в выращивании дитей – нам нельзя лишний раз к ним прикасаться.

Дариан кивнул.

– Не собирался я его гладить, – буркнул он и сунул руки под мышки, а потом вытянул шею. – Просто хочу на него посмотреть. Он великолепен.

– Ты их сделаешь негодными для драконерии, если будешь…

– Да знаю я! Отстань. Хватит меня учить.

Я скорчила рожу его затылку.

Но я понимала желания Дариана. В соседнем гнезде, принадлежащем Ранну и Эйтис, паре нашего старшего брата, Томана, сидела ореховая малышка с желтоватыми отметинами, которая всегда, как мне казалось, задирала нос, стоило мне к ней приблизиться. Пока ее братья и сестры устраивали возню, она настороженно сидела в углу и изучала меня янтарными глазками. Мне до боли хотелось коснуться ее мягкой, сухой чешуи. Следила за мной и мать малышки, Эйтис, непроницаемым взглядом карих, глубоко посаженных глаз.

Я не могла приласкать ее детеныша, но была не в силах не любоваться этой умницей.

– Лучшие в гнезде поднимают цену и на остальных, – процитировал отца Дариан.

Я ощутила на себе его колкий взгляд. Теперь Дариан смотрел на меня и хмурился. На самом деле он имел в виду то, что нам не нужно обольщаться. Лучшие достанутся драконерии.

– Если бы я увидела фонарь…

– Понимаю. Прости, Майя. Мне жаль, что на тебя накричали. И я не позволю никому считать виноватой тебя одну. Честно.

Дариан, признающий хоть часть вины, – редкость! В этом он похож на отца. Моя злость чуть-чуть улеглась.

– И вообще все начал Одакс. Он слишком впечатлительный.

– Он самый младший самец в гнездовье… поэтому считает, что должен проявить себя. Ему надо указать место.

– Могу поспорить, что Джем уже выслушивает лекцию на эту тему. О Высшие… надеюсь, Френ выкарабкается.

– Ну, даже если он выживет, ситуация в любом случае паршивая. Джем-то заслужила хорошую взбучку.

– Она старается. Одакс еще молод.

Мы вновь умолкли.

– Зануда, – вдруг произнес Дариан.

– Страшила, – отозвалась я.

Он рассмеялся.

– Ладно, Майя. Давай-ка за работу.

Мы быстро выполнили поручения, уделяя особое внимание каждой мелочи.

Позавтракав дынными кольцами, початками кукурузы и рыбой, детеныши выбрались из гнезд, чтобы поиграть на помосте. Их матери, Грюс, Эйтис и Колувер, внимательно следили за разбушевавшимися малышами, пока мы с Дарианом выметали грязную солому из гнезд. Затем мы принесли ведра с водой, чтобы вымыть помост и искупать драконят. Подобное было для них в новинку, поэтому малыши сразу же радостно принялись плескаться и играть, счастливо повизгивая и пофыркивая. Прямо как щенки или котята! Во время возни они практически вымыли друг дружку, и нам с Дарианом осталось лишь оттереть с пола редкие пятна грязи, после чего смахнуть образовавшиеся лужи вниз.