Глаза Рыжки затуманились, она будто полностью погрузилась в переживаемый временной отрезок. Кексик подавила смешок и опустила глаза – подруга была изрядной занозой в заднице, но в борделе царили свои правила. И как бы то ни было, её не стоит винить в том, что в свои сорок с хвостиком почти все жизненные соки покинули тело Рыжки, оставив сухую согбенную фигуру, тянущую на все пятьдесят пять. Детей она иметь тоже не могла. Сказать по правде, мало кто решился бы на этот волнительный процесс со вторым человеком в «Пышечках».

Поэтому Кексик только вздохнула и подождала, пока товарка вернётся на грешную землю (в частности – на особенно многогрешный пол блудилища).

Рыжка (она же Жабья Отрыжка, пока не слышит – получила своё прозвище отнюдь не из-за огненной шевелюры) постепенно пришла в себя. Порывшись в кармане, она извлекла оттуда кисет и сделала щедрую понюшку табака. Глаза её вскоре утратили мечтательный блеск – на его место вернулись привычные холодность и колючесть.

– Ладно, скажу ей, когда очухается. Конечно, девка была хороша, но не сошёлся же на ней свет клином? Придётся утрясти расписание с поправкой минус один, да поднапрячь поставщиков шлюх – до конца недели вопрос закроем. А бывали времена, когда от желающих у нас работать отбоя не было, на собеседование записывались за полмесяца… Чёртова, как её там, эммма-нссии-пация, во! Хрен выговоришь!

Рыжка сплюнула, не глядя, на дорогой ковёр холла, в котором они с Кексиком оживлённо общались. Охнув, она бросилась устранять последствия своей сиюминутной экспрессии. Подруга не стала мешать оперативным мерам и плавно удалилась, тихо мурлыча под нос. Ей будет не хватать Жабки (как она умилительно звала заместительницу, опять же, пока та не слышит), но не настолько, чтобы впасть в уныние.

Через двадцать с небольшим минут придёт новый клиент – нужно привести себя в порядок. Потом ещё один, тот самый, ненасытный. А там, глядишь, рабочий день закончится. Затем ещё два дня на этой неделе… Заслуженная жрица любви питала слабость к арифметике (очередная непререкаемая заслуга Полуторной Ма), поэтому не упускала шанса поупражняться в сложении и умножении. Вычитать и делиться она не любила.

Через четыре недели её служба в доме земных утех закончится и Кексик уйдёт на заслуженный отдых. Планы на дальнейшую жизнь она строила грандиозные… и в них не было места всяким занудливым и скучным старым девам, сплошь из которых состояло руководство «Румяных Пышечек».

Новая книга готова была раскрыться перед ней с чистой страницы. Ждать оставалось недолго.

***

…На второй день путешествия по пустыне Попрыгунья вновь ощутила бессилие и страх перед огромным миром, в данный момент представляющий из себя простирающиеся на все стороны света дюны и барханы. Ноги сами собой подкосились, и она упала на песок, больно ужаливший незащищенные участки кожи беглянки. Попрыгунья на четвереньках уползла в сомнительное укрытие из покосившегося от времени и невзгод кактуса, шуганув в сердцах ошалевшую от неожиданности ящерицу средних размеров. Непрошенные слезы уже катились по её щекам, спеша окончить свой земной путь среди бездушных мириадов песчинок; вскоре она зашмыгала и носом. В итоге девушка прорыдала с полчаса и уснула, оберегаемая своим немногословным и колючим стражем.

Когда Попрыгунья открыла глаза, солнце уже собиралось заканчивать рабочий день, сверкая своей оставшейся видимой за горизонтом, раскрасневшейся филейной частью. В воздухе чувствовалась прохлада, обещавшая обернуться для девушки серьезной проблемой через пару-тройку часов. Беглянка наскоро перекусила и задумалась о том, как не замерзнуть ближайшей ночью. Разводить огонь она не рискнула, опасаясь привлечь ненужное внимание: помимо представителей пустынной фауны имелся серьёзный риск заинтересовать и других гостей. На расстоянии пары миль к северу от текущего местоположения Попрыгуньи виднелась непристойного вида каменная гряда, возвращавшая девушку к нелицеприятным подробностям своей недавно окончившейся предыдущей жизни, от которой она и намеревалась убежать. Помимо эстетического отвращения у неё имелись и более серьёзные причины избегать этого места – кругозор Попрыгуньи содержал информацию как минимум из четырёх источников (осведомлённых, болтливых и очень похотливых) касательно публики, ошивающихся поблизости.

Эту членоподобную каменную махину избрали местом поклонения фанатичные последователи Культа Первородных Чресел, возомнив затейливых очертаний гору одним из Алтарей Плодородия. И что самое удивительное – ряды этих чудаков полнились с завидным постоянством, а ареал обитания разрастался вместе с вновь открытыми местами силы, как они называли монументальные творения природы, в той или иной степени схожие с атрибутами продолжения рода.

Если вкратце, то простым людям там лучше было не появляться – итог мог быть неожиданным, а зачастую – и плачевным. Если бы все путники, случайные и не очень, уделяли самообразованию хотя бы малую толику того внимания, что Попрыгунья, они могли бы избежать тех оказий, которые зачастую обрушивались на их непросвещенные головы, в виде опасных и членовредительских испытаний, тронувшихся умом культистов.

Суммировав все «за» и «против», девушка решила действовать следующим образом. Для начала она сгребла стремительно остывающий песок в солидную кучу, затем достала из котомки знававший лучшие времена, но всё ещё острый нож – нехитрое наследство, оставшееся от отца, одно из воспоминаний об утраченном доме. Попрыгунья тряхнула головой остужая глаза, в которых снова защипало. В очередной раз обругав себя за излишнюю сентиментальность и нерациональный расход влаги в организме, она стиснула зубы и принялась за нелегкое дело. До наступления темноты оставалось недолго, а сделать предстояло ещё многое.

Мысленно извинившись (и несколько усомнившись в устойчивости собственного рассудка) перед кактусом, который спас её от жары, она начала изо всех сил наносить удары ножом по основанию ни в чём не повинного растения. Казалось, он никоим образом не заслужил такого к себе отношения – однако, ему ещё предстояло послужить Попрыгунье. Девушка пыхтела и подбадривала себя крепкими выражениями, коих она наслушалась в достатке на протяжении всей своей жизни.

И если в младые невинные годы прочный базис её познаниям обсценной лексики заложила лишь троица корневых слов, то за последние шесть лет в Граде Плоти соответствующий её тезаурус был огранён наподобие бриллианта, сверкающего и переливающегося всеми гранями грязных и похабных выражений, шуточек и прочей непотребной дребедени.

***

…Минут через сорок, как поняла Попрыгунья по положению солнца, большая часть работы была сделана – на ладонях, не слишком привычных к такому роду работе, появилось несколько болезненных волдырей, но результат девушку вполне удовлетворил. Несчастный кактус был повален, несмотря на свою огрубевшую и местами просто-таки окаменевшую кожу; затем он был рассечен с одной из сторон и безжалостно освобождён от остатков внутренностей. После этой процедуры беглянка перевела дух и отхлебнула из бурдюка – дело оставалось за малым.

Но поднявшийся ветер напомнил ей о том, что дольше тянуть не следовало. Снова запустив руку в дорожную сумку, Попрыгунья достала оттуда одежду из грубой и толстой ткани. Как же она её ненавидела.

Это был костюм порочной монахини, в который ей периодически приходилось обряжаться, когда к ней приходили заинтересованные в такого рода игрищах клиенты. Скроена эта одёжка была довольно-таки топорно, с нарочитым минимализмом – видимо, портной подходил к своему ремеслу вдумчиво и с претензией на правдоподобность. Действительно, какая монашка в служении, отстраняясь от мирской суеты, может позволить себе шёлковые кружева?.. Вот и клиенты Попрыгуньи придерживались такого мнения, в подавляющем большинстве.