Жёсткая ткань натирала нежную кожу девушки, оставляя болезненные, подолгу заживающие ссадины. Благо, любители распутных монахинь наведывались в «Румяные Пышечки» не то чтобы часто. По крайней мере, к Попрыгунье. Что ж, и на этом спасибо.

Кроме неприятностей тактильного происхождения, этот костюм вызывал у девушки тоскливые воспоминания о своей давно утраченной подруге, которую месяца за полтора до отвратительного поступка её брата родственники отправили в монастырь… Они не виделись с ней уже больше шести лет. Увидятся ли вновь? Попрыгунья надеялась на это. Вспомнит ли добропорядочная служительница свою давнюю знакомку по детским играм? Не отвернётся ли, узнав, через что она прошла?

Терзаясь этими мыслями, девушка разодрала ненавистный костюм на несколько частей, что ненадолго принесло ей облегчение. Попрыгунья расстелила ткань внутри кактуса, потом, спохватившись, резко оттуда её выдернула. Оказывается, она вырезала не всю мякоть. Полый ствол растения не высох до конца, жидкость из его стенок сочилась и источала резкий запах, от которого глаза девушки в который уже раз увлажнились.

Удивительно, сколько воли к жизни было в этом искорёженном песчаными бурями и временем растении. Девушка задумалась и ещё раз мысленно принесла извинения кактусу.

Кинув во влажную полость ствола с полдюжины горстей песка, Попрыгунья резво втёрла его в наиболее мокрые участки своего убежища на ближайшую ночь. Внутри стало явно суше. Теперь очередь треклятого костюма, точнее, того, что от него осталось. Выстлав ствол обрывками грубой ткани, Попрыгунья, не меняя одежды, улеглась внутрь и запахнулась рассечённой стенкой кактуса на манер одеяла… Хм, а не так уж и плохо. Не кровать в её комнатке, конечно, но сойдёт.

Прошлой ночью она заснула сразу, измождённая всплесками адреналина, пройденным расстоянием и непрерывным волнением. Этим днём она уже успела вздремнуть, поэтому сон не спешил заключить девушку в свои желанные объятья. Мысли крутились в голове подобно рою навозных мух, бряцая своими медными брюшками по стенкам её черепа.

Однако, через час, найдя, наконец, подходящее положение, Попрыгунья отключилась и забылась глубоким сном, наполненным тревожными видениями.

Преобладающим мотивом, повторяющимся с завидной регулярностью, были парящие булыжники в виде исполинских фаллосов, которые всё летели и летели, куда-то далеко, в зияющую темноту. А темнота вдруг превращалась в бездонный рот Полуторной Ма. И вот, это уже и не горы, а громадные эклеры, торопящиеся выпустить свою сладкую начинку в жаждущий зев, съёжившиеся и безвольно опадающие, окончив свой предопределённый путь. Подобно потухшим звёздам они опускаются вниз; часть из них сгорает в атмосфере, не сумев коснуться земли; часть, словно огромные метеориты, вгрызаются в её поверхность, образуя чёрные кальдеры и вулканы, лабиринты петляющих расселин. И вот, это уже и не горы, а складки строгого наряда нахмуренной служительницы, осуждающе цокающей языком и недовольно поглядывающей на Попрыгунью…

Девушка ещё долго металась во сне, преследуемая гротескными видениями, рискуя развалить свою импровизированную колыбель. Остов кактуса скрипел и потрескивал, обнажая щели в своём столе словно жабры огромной рыбы, выброшенной на берег и тщащейся вздохнуть хотя бы ещё раз.

Ветер то поднимался, то стихал, бережно подбрасывая порции песка к насыпи Попрыгуньи, будто заботливая мать, поправляющая одеяло мечущемуся в лихорадке младенцу ненастной ночью.

А ночь в пустыне тем временем входила в силу, горделиво расстилая подолы своего звёздного платья по бескрайним просторам песка.

***

Тем временем Град Союзных Прегрешений и не думал засыпать. С заходом солнца поток желающих предаться беспутству и распутству ощутимо возрос, и это было объяснимо – накалившиеся за световой день стены зданий остывали, внутри них становилось уютнее и комфортнее. К тому же, некоторые из увеселительных заведений открывали для посетителей свои двери лишь с наступлением глубокой ночи.

Свежий воздух приятно холодил лица (и физиономии) разгорячённых гуляк, придавая сил для продолжения веселья. Город оживал, гул толпы отражался от известняковых стен домов, звеня и то и дело будя редких добропорядочных (по крайней мере, в этот момент времени) граждан. Те ворчали и закрывали ставни своих спален, нехотя поднявшись с кроватей. Но ворчали беззлобно, ибо в самом воздухе разливалось благодушие объединившихся в эйфории кутежа людей.

Сказать по правде, эта ночь мало чем отличалась от остальных – в конце концов, это же Град Плоти! Этот город любит звон монет, тугую мошну и щедрые чаевые. Святоши, скупцы и скопцы (ну, кроме стражников) могут убираться куда подальше – здесь они никому не нужны.

В общем, ночь обещала быть славной.

***

А вот кому предстояла не столь расслабленная и сулящая крупные неприятности ночь, так это госпоже Рыжке. Она разъярённо металась по всему обширному зданию «Пышечек», уподобившись шаровой молнии. Работницы борделя спешили исчезнуть, слиться со стенами, забиться под лестницу, лишь бы не попасться заместительнице под горячую руку. И в более умиротворённом настроении она могла завестись с пол-оборота.

У Жабьей Отрыжки были серьёзные причины находиться в таком расположении духа. Во-первых, Полуторная Ма вторые сутки не выходила из своего кабинета, лишь требуя пять-шесть в раз день подачи новых блюд (хоть не померла, и ладно – думалось заместительнице). Во-вторых, недавно заявился тот озабоченный тип, что любит распутных монашек. Он поднял изрядную шумиху, когда Попрыгунья не смогла принять его; отказался от другой девицы, даже после предложенной приятной скидки. Обещал вернуться через день и пожелал передать любимице скорейшего выздоровления (да, тут Рыжка не смогла придумать ничего лучше, а значит, скоро придётся сочинять новое объяснение отсутствию работницы).

В-третьих, ей дико не хотелось отправляться на переговоры с их давним поставщиком живого товара – господином Коряжником. Жабья Отрыжка терпеть не могла этого приторного и совершенно беспринципного дельца, который не моргнув глазом попытается продать затасканную мымру из соседней подворотни под видом покорной девственницы из дальних далей. Даже постоянным покупателям. После нанесения некоторого количества грима, разумеется.

И ему было совершенно наплевать, что вы в курсе его махинаций. Что-то в нём было, что-то такое, из-за чего вы всё равно достанете кошель и отстегнёте аферисту кругленькую сумму. И вернётесь вновь.

Но это не значило, что поставщик девиц лёгкого поведения был ненадёжным компаньоном. «Румяные Пышечки» дорожили репутацией и не работали с кем попало.

Окончание классического диалога господина Коряжника, ведущего к успешному (таких было большинство) заключению сделки с покупателем выглядел так:

– Да провалиться мне вот на этом самом месте, достопочтеннейший! Как можно! Вы только посмотрите, это жемчужина моего модельного ряда этой недели! Не будь я Раст Коряжник, мастер-шлюховод! А это я и есть, уж будьте покойны!

Далее следовал ещё целый ряд увещеваний, включающий в себя неприкрытую лесть, воззвания к разуму и прочие столь же веские аргументы, норовящие затмить сознание собеседника. Впрочем, если коронная фраза, приведенная чуть выше, уже прозвучала, будьте уверены – вы у него на крючке.

Заместительница знала этот ритуал назубок, однако, легче от осознания неизбежности предстоящего не становилось, а желание засветить в лоб торгашу чем-нибудь тяжёлым (да хоть той же корягой) так и норовило обрести свободу и воплотиться.

У неё было ещё с полдюжины проблем поменьше, которые также требовали незамедлительной реакции, но силы были практически на исходе. По-хорошему, всеми этими вопросами должна была заниматься Полуторная Ма, но, учитывая её нынешнее состояние… В общем, Рыжке пришлось отвлечь огонь на себя.