– Извращение чистой воды, – заметила Вика.

– Вот-вот. Поэтому он подошел к окну, чтобы посмотреть, что будет дальше. Глядит, а это я. Ну он выскочил из дома, прикинул по окну, какая квартира, и ворвался к Маркусу. Тот, когда влетел Роберт, как раз закончил брить одну голень. Робби бросил на меня убийственный взгляд и выбежал. Я кричала, звала его, но не побегу же я за ним с одной намыленной ногой. А у Маркуса так руки тряслись, что я решила не делать татуировку. И все из-за дурацкой ревности.

– Лет через десять ты будешь благодарить судьбу за то, что он вовремя ворвался. Хватит тебе и нетопыря на пол-ягодицы.

– Я это называю районом бедренной кости, однако на анатомические дискуссии у меня нет сил.

– А потом ты не звонила Роберту? – спросила я.

– Два раза, но он уперся и не брал трубку. Для него измена – это конец всему. Все правила игры он мне выложил уже на первом свидании.

– Да, тогда худо. Тебе надо найти нового.

– Что при твоей внешности и… не слишком завышенных требованиях, – заметила Вика, – будет несложно.

– Надеюсь, что на этот раз попадется что-нибудь приличное, – вздохнула Миленка. – Вишня, а как твои приключения с парнями?

Я и парни. Этому можно бы посвятить тетрадку в шестнадцать страниц. В линейку.

Приключение первое: вечер, который я весь протанцевала с Мацеком. Всего семнадцать танцев, из них четыре медленных. Следующие две недели Мацек клал мне на половичок у двери цветы, которые воровал с окрестных клумб. Я умирала от страха, что его поймают, и от стыда, что будет доказано мое соучастие в преступлении. Потом Мацек уехал на каникулы, а вернувшись, стал носить цветы моей соседке.

Приключение второе: службы в костеле, где мы встречались с Адрианом из параллельного класса. Приходили мы по отдельности, но в одно и то же время (предопределение?). Садились рядом в боковом нефе и вместе читали молитвы Пресвятой Деве. В ноябре Адриан исчез. Появился он только в марте. На Страстной неделе. Я хотела было подсесть к нему, но вдруг обнаружила, что он не один. Рядом с ним преклонила колени моя соседка.

Приключение третье: языковой лагерь на каникулах перед выпускным классом. Три недели флирта с красивым американцем с бездумными голубыми глазами. Я с самого начала знала, что у этого знакомства нет шансов пережить заморозки. Но когда лагерь кончился и беззаботные штатники уехали из Польши, я в течение недели обгрызла все заусенцы на левой руке. До живого мяса.

Приключение четвертое: все еще жду. Жду чего-то настоящего. А приключений с меня хватит.

Травка утверждает, что нашел женщину, которая придаст глубокий смысл его беззаботной жизни. Она еще не знает об этом, но он уже над этим работает.

– Для начала у меня к вам, девочки, большущая просьба.

– Выкладывай, – подбодрила его Милена.

– Не могла бы Мария пожить с вами какое-то время? У нее произошел конфликт с теткой, и они решили отдохнуть друг от друга.

– А почему ты не пригласишь ее к себе? – спросила Миленка. – У тебя же такая большая комната, не говоря уже о кровати.

– Да в кровати-то как раз все дело. Боюсь, что, когда Мария увидит ее, у нее могут возникнуть ложные ассоциации. Может, ей даже будет казаться, будто я на нее давлю. А я хочу, чтобы все развивалось постепенно, без чрезмерной поспешности. И потом, я боюсь, что в одной комнате со мной дольше трех недель никто не выдержит.

– Почему?

– Из-за утренних вставаний.

Начинается процесс в полночь. Именно в это время Травка заводит свой любимый советский будильник из желтой латуни. Будильник этот величиной с кастрюлю, тиканье его напоминает топот конских копыт по мокрому асфальту, а звонок может пробудить прошлогоднего покойника. Но не Травку – поэтому для усиления звукового эффекта он ставит будильник на глубокую тарелку. Около восьми раздается пронзительный звонок. Раздается и длится примерно с минуту, пока Травка не приоткроет один глаз. Он выключает звонок и переставляет будильник на восемь десять, а потом поочередно – на восемь двадцать, половину девятого, без десяти девять, и так до одиннадцати. Тут Травка вскакивает в ужасе, оттого что снова проспал утренние занятия.

– Ну так как с Марией?

– Ладно, – согласились девочки, – но расскажи нам немножко о ней. Какая она, и вообще.

– Феноменальная, – возбудился Травка. – И при этом никакой приземленности. Я говорил вам, что она играла в кино?

– А кого? – заинтересовалась Милена.

– Воровку из провинции, крадущую вилки в супермаркете.

– В каких кинотеатрах шла эта картина?

– Нет, это был учебный фильм, инструктаж для персонала крупных магазинов и гипермаркетов, но Мария рассчитывает, что теперь предложения на нее посыплются, как конфетти. Поэтому она не всякие принимает. Как раз недавно она отказалась от выступления на теледискотеке.

– Привередливая, – отметила Виктория.

– И очень впечатлительная, – добавил Травка.

– Надеюсь, мой ночник ей не будет мешать, – высказала предположение Милена, проверяя на запястье цвет нового тонального крема.

– Ты по-прежнему спишь при свете? – изумился Травка. – Я думал, это была временная реакция на мрачные стены у Квятковской. Но здесь-то? Стены светлые, и Виктория спит рядом.

– Я включила бы лампочку, даже если бы жила на Солнце и спала в постели с пятью телохранителями.

– Мечты, мечты… – усмехнулся Травка. – Но счета за электричество у вас небось зашкаливают.

– Милена даже не позволяет мне взглянуть на них. Все сама оплачивает, – пожаловалась Вика. – Уперлась, и никак ее не пробить.

– Никто не должен за меня платить. Хватит того, что ей всю ночь лампочка в глаза светит.

– А ты хоть раз пробовала ее погасить?

– Да я так боюсь темноты, что, когда умываюсь, сперва закрываю один глаз и намыливаю половину лица, а потом ополосну и закрываю другой.

– Добавь, что перед сном ты заглядываешь за шкаф и под стол, чтобы проверить, не прячутся ли там вампиры.

– Да. И еще: уже лет десять я сплю, прикрыв шею, запястья и щиколотки.

– Почему?

– Чтобы кровь не высосали.

– Как будто нельзя высосать кровь из пальца или из щеки, – бросила Виктория.

– А ты у специалиста с этим была? – поинтересовался Травка.

– У психолога? И не у одного, – махнула рукой Милена. – Первый заявил, что я насмотрелась фильмов ужасов. Когда я призналась, что не смотрела даже «Крик», сменил тему и посоветовал заняться чем-нибудь полезным: «Учеба, молитва, спорт, и держитесь подальше от компьютерных игр и карт Таро». Не спрашивайте, где тут связь с моими страхами. Я тоже не знаю.

– А второй специалист?

– Специалистка. Я ходила к ней после того, как рассталась с Маркусом. Ее вампиры не интересовали, она сосредоточилась на лампочке. Мою потребность спать при свете она объяснила страхом перед исчезновением – мол, в темноте, когда я не вижу себя, я начинаю бояться, что исчезну.

– А она сказала, откуда это все пошло? – спросила я.

– У нее на этот счет было несколько теорий. Мне-то больше всего нравится та, согласно которой страх – это реакция на перемены. Прежде я жила в провинции, окруженная любовью и вниманием всей семьи. В городке у нас все и всё друг о друге знали. Знаете, как это бывает: пукнешь на одном конце города, а на другом люди затыкают носы. Переходишь главную улицу и встречаешь самое малое полтора десятка знакомых и выслушиваешь три десятка сплетен. И вдруг переезд в чужой, большой город.

– Интересно, что бы с тобой было, если бы ты переехала в Мехико-сити? – поинтересовался Травка.

– Предпочитаю этого не знать. В любом случае смена окружения была огромным стрессом: я вдруг почувствовала себя анонимной. Как зернышко в бездушном океане других зерен. А я привыкла к заинтересованным взглядам. Они мне необходимы, иначе я тут же ощущаю пустоту и впадаю в панику.