Декабрь 2011 г. «От дурака рождается дурак…» От дурака рождается дурак, Рождается от дуры дура, И в этом виновата не культура, А пьяный быт, наш старый враг. Поэтому так много дураков, Тупых, бездарных, идиотов, Которые рождаются всё чаще без отцов, Живым укором жизни без запретов. Что детям может дать подобная семья? Живут в них дети, как котята Или щенки. Их жизнь учёбой не богата: Живи, жуй хлеб и хрюкай, как свинья. Они и хрюкают: «евонна», «клодют», прочие «слова» Их украшают речь, мешаясь с матом. Не развита у них тупая голова. Да что тут скажешь, «с краю наша хата». В такой стране немыслим и прогресс, В ней люди нам напоминают автоматы. К культуре здесь притуплен интерес, Не настоящим, прошлым здесь богаты. Всё новое не украшает быт: Тут ванны уживаются с отменным матом, «Дендровер» дружит здесь с ухватом, Хозяин здесь обут, одет и сыт. Июнь 2012 г. «Свободен только тот, кто слово чтит «нельзя»…» Свободен только тот, кто слово чтит «нельзя». Свобода без границ анархией зовётся, Свобода не вода и словно дождь не льётся, Она конечна, не бывает без конца. Без правил власть подстать самоуправству, Она рождает зверства и диктат. Она приносит горе государству, О чём истории страницы говорят. При игре без правил люди строят рожи, Сняв штаны, показывают зад. Комики готовы выпрыгнуть из кожи, Правит всем болезненный азарт. А игра в свободу – нынешняя мода, Это тоже бизнес, коли есть навар, Но избыток в моде не ведёт к свободе, Хоть и обещает многим гонорар. Мы уже хлебнули вволю беспредела, Кое-кто нажился на чужой беде. Бизнес на свободе – пакостное дело, Хоть и расплодился всюду и везде. P. S. Всё, что в малых дозах, может быть лекарством, А в избытке может превращаться в яд. Губит нас не бедность, губит нас богатство, Губит, развращая всех и всё подряд. Май 2012 г. «Вам не понять, что значит «коллектив»…» Вам не понять, что значит «коллектив». Вы нищие – не кошельком, а духом. Для вас мои слова, как диссонанс, не понятый мотив, Не различимый ни душой, ни ухом. «Родной завод», «родное производство»… Теперь всё это мёртвые слова, Как наши души. Тешится юродство Теперь над тем, что славилось вчера. А это было, жизнь была теплей: На пенсию всем миром провожали, И хоронили, и карали За кражу производственных вещей. Был маленький мирок на каждом производстве, В нём многое решалось сообща. Здесь чувствовалась сила коллективного плеча, Уже исчезнувшего средства. Для вас всё это – сказочная жизнь Из цикла удивительных, несбывшихся фантазий, И вы махаете рукой и говорите: «Сгинь, Не искушай, нам хватит и своих желаний». Декабрь 2011 г.
«Строим дерзко, только что – не разумею…» Строим дерзко, только что – не разумею. Строим, видимо, богатый, полудикий рай. От такого счастья я не млею, Я капризный, мне культуру подавай. Но искусство требует терпенья, Это не один талант, а тяжкий труд. Не напишешь натюрморт в мгновенье, И роман не пишут, а куют. Книги нынче, как предмет торговли, Требуют душещипательный сюжет, Где, помимо драки или ловли, Есть ошеломляющий предмет. А писатели не пишут по заказу, Им свободу мысли подавай, Ну а мысли, как и прочую заразу, Лучше торговцам не предлагай. Высмеют тебя: «Какая там культура! Да её и в жизни не продашь. Классика теперь – макулатура, Нужен нам убийственный кураж». С торговцами спорить бесполезно. За роман свой ты получишь грош. «Скучно пишете, не интересно», — Скажет продавец, и это будет ложь. Февраль 2012 г. Мой сосед Садись, дружок, плеснём бурду в стаканы, На водку денег нет, но это не беда, — От этой дряни будем тоже пьяны, Не меньше и не больше, чем всегда. Забудем про счета, неплатежи и взносы, Что свет отключат вскоре, как и газ, Что сердце колет, словно жалят осы, Что вместо чая пьём прокисший квас. Нас выселят куда-нибудь в трущобы, Где вместе с крысами вповалку будем спать, Чтоб не мешали людям жить и чтобы Нам не обидно было голодать. Я шил «домашники», они не продавались, Скупал творог, возил его в Москву. От этой спекуляции гроши мне доставались, На эти сбереженья и живу. Я чищу людям выгребные ямы, Чиню заборы тем, кто постарел. Берусь за всё, вставляю стёкла в рамы, Но есть, в конце концов, и этому предел. Жена ушла, ей это надоело. Ушла к родителям с детьми и там живёт. Её я не виню, у ней живое тело, И пищу требует живот. Я каменщиком был, но искалечил спину, И на лечение, конечно, денег нет. Плесни в стакан и запоём «Кручину», И, может быть, тоска моя пройдёт. Напьюсь когда-нибудь, всё оболью бензином. Допью бутыль и спичку запалю. Пусть я сгорю в одном костре едином, Но, говорят, что прежде угорю. P. S. Он так и сделал. Бедный, всё предвидел. Визит жены предельно был суров. Тогда, представив, сколько будет дров, Он сделал то, что обещал, чем бредил. |