Он почему-то не думал даже, что Джек может захотеть корону, не желал об этом думать, но в любом случае поможет, чтобы сын ни решил, куда бы не стремилось его сердце. Если Джек счастлив, то и Баки всё устраивало. Пусть даже и они будут жить на разных континентах.

— На хуя мне та корона? — спросил Джек. — Пап, ты опять себя накрутил? Теперь я понимаю, почему Брок иногда так глаза закатывает. Слушай, мне была нужна корона, когда она была единственной, не очень надежной гарантией того, что я останусь в живых, понимаешь? Чёрт, да я сам сейчас не смогу объяснить, — он хлопнул ладонью по столу. — Просто тогда… тогда это казалось важным. Как главный приз, как то, что мое по праву, как признание моих достоинств, как… не знаю. Сейчас я оглядываюсь и вижу, что все это не имело смысла. Потому что я не хотел власти, не хотел той ответственности, не хотел славы. Я хотел быть в безопасности и, может быть, чтобы меня любили. Честно, я не в состоянии понять, что на меня нашло тогда. Королевское воспитание? Роза всегда, всю мою жизнь говорила мне, что я буду королем. А я… у меня и своих-то целей не было. Какие свои цели могут быть у принца? Только благо королевства.

Джек плюхнулся на стул. Внезапно и остро захотелось выпить.

— Только я не принц, вот в чем штука. Я сын Зимнего Солдата. Я сам солдат, пусть и просиживаю сейчас штаны в штабе. Верховная власть — это не мое. А безопасность и прикрытая спина у меня есть и так. И спасибо и тебе, и Стиву, и Броку за это.

Поднявшись, Баки сдёрнул Джека со стула, прижал к себе, коснулся губами лба.

— Я люблю тебя и хочу дать лучшее, исполнить мечты, какими бы они ни были бы. И всё равно, что для этого нужно. Очень хотел бы, чтобы у тебя за спиной не было такого опыта, но именно он и сделал тебя собой: сильным, уверенным в своих решениях. — Баки погладил Джека по голове и добавил очень серьёзно. — Я горжусь тобой.

Джек почувствовал, как к щекам приливает кровь. Он ткнулся лбом в плечо Баки и так замер. И долго стоял, тяжело дыша.

— Сайлас ведь наговорил тебе гадостей про меня? — наконец выдавил он.

Усадив Джека на стул и поставив перед ним стакан с джином, Баки сел напротив.

— Собака лает, караван идёт. Я бы удивился больше если бы он разливаться соловьём начал и хвалить тебя. Сайлас мразь. Он заслужил то, что получил. Не думай о нём.

Джек глотнул джина и сморщился — вкус внезапно показался неприятным.

— Я тридцать лет ежедневно на него оглядывался, — объяснил он. — Трудно вот так сразу перестать. Я знаю, что его больше нет, я знаю в подробностях, как он умер, я знаю, отчего и почему он умер. Но, понимаешь, это такой большой кусок меня. Мрачный, тяжёлый, давящий, но важный. А сейчас его нет, и во мне дыра, которую я пока ничем не заполнил. Не нашёл, чем. Я любил его, я хотел заслужить его любовь, я ненавидел его, боялся… Так много чувств, и вот его нет, а чувства остались и направлены в никуда. Знаешь, я, наверное, к психотерапевту с этим обращусь. Токсичные родители и все такое. Сам я не справлюсь.

— Если тебе это нужно, малыш, — кивнул Баки.

Он всё никак не мог понять, почему никто другой, кроме Джека, сломленного, забитого, не нашёл в себе смелости пойти против Сайласа. Как тот же кристально чистый Шепард — да, Баки хорошо изучил всё, что происходило в Гильбоа, пока Джек жил там — не увидел гниль и мерзость своего короля? Почему остальные молча глотали? Чего они боялись? Сайлас Бенджамин был обычным человеком из плоти и крови.

Баки казнил сам себя, что не узнал раньше, дал свершиться злу, но очень надеялся, что смерть Сайласа принесёт мир в душу Джека хотя бы со временем.

— Шёл бы ты спать, хороший мой, — мягко сказал Баки.

— Папа, — поднял голову Джек. — Ты только не думай о том, что было бы, если бы ты узнал раньше, и там если бы… не знаю. Ещё полтора года назад ты ничего бы не смог, вот и все. Так сложилось. Судьба, бог, рок, что угодно, да и какая разница? Все уже было так, как было. Ты мог погибнуть в любой момент за эти годы. Я мог погибнуть… да тоже в любой момент. Неважно. Все в прошлом.

— Ты во многом мудрее меня, малыш, — тепло улыбнулся Баки, выбил из пачки, лежащей рядом, сигарету, закурил, затянулся. — Что было, то было. Никогда не умел вот так философски относиться. Всегда рвался что-то кому-то доказывать. Тут не дадут Стив с Броком соврать. Если бы меня Стив не утащил насильно, не запер здесь, не привёл ко мне Брока, так бы и продолжал искать пятый угол. Хорошо, что мы нашлись друг у друга, малыш, а остальное выправим.

— Да, — кивнул Джек и тоже взял сигарету. Закурил, закашлялся, снова затянулся. — С фронта не курил. Я много думал об этом. О прошлом. Твоем, моем. Там столько дерьма, что, если все время оглядываться назад, мы же погрязнем в этом. В ярости, гневе, боли, жалости к себе, бессилии. Я не хочу. Я хочу идти вперед.

— Правильно мыслишь, — Баки раздавил в пепельнице окурок и забрал сигарету у сына, докуривая за него. — Не курил давно, вот и не стоит вспоминать и вообще, — он хлопнул ладонями по столешнице. — Детское время давно закончилось. Пожелай папе хороших снов, сходи поцелуй дядю Стиви, а лучше тащи и его в койку.

— Не, — Джек поднялся. — Мы танцуем в его ритме. Не хочу спешить. Тем более с ним.

— Я вообще-то про спать тебе говорю, про здоровый сон и ничего более, — подмигнул Баки. — А то он опять полночи простоит за мольбертом, а потом примчится чумной, вылакает весь кофе и весь день будет рычать на подчинённых.

— Пойду скажу ему, что днем свет лучше, — улыбнулся Джек. — Что ты ему подаришь на день рождения? Спрашиваю, чтобы подарки не пересеклись.

— Брок пообещал ему каску с мишенью на затылке. Я вообще хотел принудительно оплатить ему отпуск и поездку куда-нибудь во Францию, но ты же знаешь Стива, Америка без него пропадёт, так что с меня ему мотоцикл будет. Над его машиной даже Старк рыдает горючими слезами. Да и Стив ещё во время войны хотел. Посидим с Тони, переберём под супергеройские нужды.

— Точно не пересечемся, — кивнул Джек и поднялся. — Спокойной ночи, папа. И спасибо за Сайласа.

— До завтра, — махнул рукой Баки.

***

Стив мурлыкал себе под нос одну из тех весёлых песенок, что пели девочки из кордебалета, приплясывал на месте. Сегодня определённо был лучший день за… за всю его жизнь. Да и штрихи под карандаш сегодня ложились как надо, правильно повторяя абрис любимых губ.

Отойдя на пару шагов, он склонил голову к плечу, рассматривая Джека в парадной форме, Стив видел мельком такую фотографию у Баки. Идеальная память, подстёгнутая сывороткой, сработала, как надо, почти выжигая образ статного офицера где-то в подкорке.

Джек постучался в дверь и дождался, пока Стив ему откроет.

— Зашёл пожелать тебе спокойной ночи, — сказал он. — Не полуночничай, ладно?

Он притянул Стива к себе и поцеловал.

Втянув Джека в комнату и закрыв, не глядя, дверь за его спиной, Стив сжал Джека в объятиях, отдаваясь полностью поцелую, прикусывая сладкие, чуть пахнущие табаком губы, зарываясь пальцами в короткие волосы на затылке. Стив хотел Джека до цветных кругов перед глазами, но боялся поторопиться, сделать что-то не так, а потому отстранился, но не мог перестать гладить возлюбленного по плечам, касаться доверчиво подставленной шеи губами.

— Не буду, — хрипло ответил он.

Джек с трудом перевел дыхание. Он твердо обещал себе, что не будет спешить и к чему-то подталкивать Стива, но это оказалось сложнее, чем он думал.

— Я где-то слышал, — прерывающимся голосом сказал он, — что рисовать лучше при естественном освещении, Стив. И у тебя выступление в ООН завтра. И послезавтра. Отдохни.

— Я почти закончил, не переживай, — Стив воровато оглянулся, зная, как стоит мольберт, и от двери совершенно не видно, что или кто там изображён. Он не хотел показывать портрет пока полностью не закончит. — Я зайду попрощаться перед отъездом, — прошептал Стив в губы Джека, снова его целуя, прекрасно понимая, что ещё пять минут — и не сможет никуда отпустить.