Брок лизнул его руку, как бы давая и своё согласие.

— Я — эксперимент, модифицированный человек с разогнанным всем, что только можно, киллер без страха, эмоций и лишних мыслей, результат экспериментов ещё гитлеровских ученых. Идеальный механизм. — Барнс невесело усмехнулся, вытянул из кармана монетку и раскатал её пальцами левой руки в тонкую пластинку. — Препараты для подавления воли, стирание долгосрочной памяти электрическим током, папка с командами, способными переключить программу щелчком пальцев, и хранение в криокамере вместо жизни.

Брок заскулил.

— О господи! — выдохнул Джек. — Господи боже мой! Разве так можно с живым человеком? Я… Джеймс, что я могу для тебя сделать? Как помочь?

— Вы уже и так многое сделали. Вы спасли нас, дали крышу над головой, надежду на возможное завтра, разве этого мало? Это мы не знаем, чем отплатить вам за доброту. — Барнс тепло улыбнулся и подхватил вилку. — Ешьте, мой принц, остывает.

— Тебе помог бежать твой командир, да? А где он теперь?

Вилка в ладони Барнс дрогнула, сгибаясь пополам.

— Он заплатил своей жизнью за то, чтобы мне дали уйти, — он снова коснулся жетонов. — Возможно… я не знаю сможем, ли мы… он всегда со мной.

Джек положил ладонь на живую руку Джеймса. Он не знал, что сказать.

— Ты в безопасности здесь, — наконец выговорил он. — И ты, и Брок.

Перевернув ладонь, Барнс коснулся пальцев Джека, погладил, аккуратно касаясь, любуясь тонкими длинными пальцами, узким запястьем, почти прозрачной кожей с тонкими реками вен. Он не думал, что делает что-то неправильное, запретное или слишком личное, просто касался, гладил, стараясь хоть так выразить свою приязнь, симпатию.

Джек почувствовал, как к щекам приливает кровь, а сердцебиение учащается. Он ненадолго опустил отяжелевшие веки, а потом взглянул Джеймсу в глаза.

Привстав и потянувшись через стол, Барнс коснулся губ Джека своими, вплёл пальцы живой руки в короткие волосы на затылке принца, притянул ближе, углубляя поцелуй.

Джек ответил на поцелуй с жаром, какого даже сам от себя не ожидал. Губы Джеймса, умелые и мягкие, жадный язык и странная неуверенность, которую Джеку хотелось прогнать.

Целоваться через стол было неудобно, и Джек встал, быстро обошёл стол и склонился над Джеймсом, чтобы снова поцеловать его и вплести пальцы в его густые волосы.

Застонав ему в губы, Барнс поднялся, подхватил его под задницу одной рукой, прижал к себе сильнее. Джеком хотелось обладать, присвоить его себе, забрать у мира, королевства, семьи, выгнать из взгляда усталую тоску, согреть наконец, сделать самым счастливым, таким, каким себя чувствовал Барнс рядом с ними, с Джеком и Броком.

Опуская Джека на постель, он уже не мог ни о чём думать.

***

Джек открыл глаза и уставился в потолок. Он выспался. А ещё ему было хорошо, как не было очень давно. Что бы там ни делали с Джеймсом гитлеровские недобитки, талантов к любви они ему не отбили. Даже с Джозефом, которого Джек, как ему казалось, любил, ему ни разу не было настолько хорошо. Настолько сладко и правильно.

Джек погладил спящего Джеймса по щеке, заправил за ухо упавшую на лицо каштановую прядь. Тронул цепочку с жетонами, прочитал выбитые буквы. «Брок Рамлоу», личный номер, какие-то коды… Жетоны погибшего командира? А потом Джеймс назвал в честь него свою собаку.

Что-то сонно буркнув, Джеймс подгрёб Джека к себе под бок, обнял, утыкаясь носом в волосы на макушке, и снова засопел.

Дверь спальни тихо скрипнула. Брок застыл на пороге, оглядывая разворошённую постель и, развернувшись, вышел. Добрёл до входной двери и лёг на коврик, ожидая, когда явится прислуга, чтобы ускользнуть и немного проветриться.

Он, конечно же, знал, что всё будет именно так, что он не сможет, да и не станет удерживать Барнса рядом с собой. Ну что тому может дать собака? Старая ведьма ни словом не обмолвилась о том, обратимо ли заклятие, лишь предложила обменять жизнь на жизнь. Брок уже был готов умереть, лишь бы полубессознательный Зимний смог хоть как-то укрыться, сбросить с хвоста агентов «Гидры», стать самим собой. А в итоге с хвостом оказался именно он. Хвостом, четырьмя лапами и плешивой чёрной шкурой.

Но на сердце всё равно было муторно. Нет, ему самому нравился Джек. Если уж разбираться, сильно нравился, но Джек человек, а Брок, хоть и отличный, но всего лишь пёс. Выбор очевиден.

— Куда делся Брок? — Джек уже обшарил всю квартиру, глянул вниз со всех балконов. — Джеймс?

Барнс вышел из ванной, вытирая отросшие волосы и взволнованно огляделся.

— Брок! — позвал он. — Эй, животное, не дури! — И когда тот не отозвался, пошатнулся, сжал в ладони жетоны. — Нет… нет-нет-нет!

Впрыгивая в одежду, Барнс мысленно пытался представить, куда могло понести Брока, где его искать и что сказать в своё оправдание. Спать с одним возлюбленным на глазах у второго… о чём он вообще думал, почему не поговорил с Броком, хоть и сложно разговаривать с тем, кто тебе не может нормально ответить?

— Прости, я должен его найти, — притянув к себе Джека, выдохнул ему в губы Барнс.

— Вместе будем искать, — ответил Джек. — Надо было ему маячок на ошейник прицепить. Найдётся — так и сделаю!

— А он тебе потом голову откусит, — заверил его Барнс.

Не помнил он, сколько они носились как два умалишенных по улицам, сколько звали, выкрикивая имя Брока, — всё без толку. Пёс словно сквозь землю провалился. И ладно бы это был мелкий трясущийся на сквозняке комок нервных клеток из дамской сумочки, но как можно потерять огромного чёрного, как смола, пса на светлых улицах Шайло, Барнс и представить себе не мог. Кого бы они с Джеком не спрашивали, никто не видел Брока.

Когда начало темнеть и Джек совсем выбился из сил и весь издергался, Барнс молча сел на поребрик, вплёл в волосы пальцы и с силой дёрнул. И снова новое чувство накрывало с головой, незнакомое, горькое до невозможности, оно раздирало гортань проглоченным воем, рвалось из груди вместе с сердцем, вместе с последними искорками надежды вернуть всё назад.

— Пойдём домой, — хрипло позвал Джек. — У него мой телефон на ошейнике. Брок найдется, и мне позвонят. Пойдём. Тебе надо поесть.

Консьерж в фойе дома Джека помахал им рукой.

— Ваше высочество, сэр, ваш пёс вернулся час назад один, мы думали, с вами что-то произошло, и обратились в полицию.

Дальше Барнс слушать не стал, а дожидаться лифта — тем более: что ему каких-то тридцать с чем-то этажей? Взлетев наверх, он бухнулся на колени рядом с тихо поскуливающим Броком, обнял его, стиснул изо всех сил, выдохнул со стоном, чувствуя как печёт под веками, расчерчивает щеки дорожками слёз. Он не потерял, не упустил самого дорогого.

— Прости меня, господи, Брок, прости, умоляю.

Джек вышел из лифта и обнял обоих.

— Брок, ну что же ты, — укоризненно сказал он. — Мы же тебя любим. А ты так нас напугал.

***

Что-то всё-таки изменилось. Брок больше не приходил ночевать в спальню к Барнсу, не прыгал по Джеку, вылизывая и стараясь разбудить, не ластился под ладонью, а замирал, зажмуривался, будто бы запоминая ласку.

— Ну что с тобой? — Барнс присел рядом с облюбованным Броком диваном, погладил привычно, почесал за ушами. — Я же люблю тебя. Ничего не изменилось, слышишь? Я люблю тебя, Брок. И чтобы не произошло, каким бы ты не стал, любить не перестану. Пожалуйста.

Но Брок лишь тяжело вздохнул и отвернул морду, спрятав нос под диванную подушку.

Джек тоже приходил к Броку, обнимал его, шептал в острое ухо:

— Брок, не обижайся на нас, пожалуйста. Мы правда тебя любим. И друг друга любим. Но и тебя тоже. Ты же понимаешь, правда?

Он понимал, правда понимал, но легче от этого не делалось. Он не ревновал, не к чему было. Пошатавшись по городу с несколько часов, Брок наконец понял, смог уложить в себе бушевавшие внутри эмоции, понять их, дать им название. Он отчаянно завидовал этим двоим, но ничего не мог поделать с той судьбой, что ему уготовила старая ведьма.