— Но это краткий курс…
— Да, но в нем почему-то все же говорится о пресловутой распутице! Причем давнее предположение С. М. Соловьева о том, что орда повернула от Новгорода, боясь «приближения весеннего времени» (курсив мой.-В. Ч.), преподносится так, будто весна к тому моменту уже наступила и распутица отрезала орде путь к Новгороду.
— Интересно бы узнать, как это там сформулировано…
— Да ради бога… «Из Владимирского княжества Батый двинулся на Новгород, но ввиду весенней распутицы приказал, не дойдя 100 верст до Новгорода, повернуть на юг, с тем чтобы перезимовать в приволжских степях».
— Признаться, несколько неожиданная логика. Повернул из-за весенней распутицы, дабы за девять месяцев до наступления зимы перезимовать!.. Но как все-таки можно сегодня доказать, что распутицы не было и не она спасла Новгород?
— Летописи, в которых разбросаны бесчисленные сведения о состоянии дорог в связи с военными походами и другими большими событиями, повторяю, дружно молчат о распутице у Игнача креста. Однако это еще не доказательство… И давайте-ка начнем с установления точных дат. Как известно, Субудай начал штурм Торжка 22 февраля 1238 года, хотя вышел к нему, наверное, на несколько дней раньше, потому что к штурму надо было подготовиться, захватить в окрестностях остатки зерна и фуража. «И Торжку несть места, ни веси, ни сел такых, иже не воеваша», — сообщает Новгородская 5-я летопись…
— Но откуда эта точная дата — 22 февраля?
— Раскроем Троицкую летопись: «оступиша градъ Торжекъ, на Сбор по Федоровой неделе». В Новгородской Первой летописи то же самое: «оступиша градъ Торжекъ на Зборе по Федоровой неделе». Даты нет, но по церковному календарю неделя поминовения святого Федора начиналась 15 февраля в понедельник и кончалась в воскресенье 21 февраля 1238 года. В Тверской летописи указывается точная дата: «…придоша къ Торжку, в неделю первую поста, месяца февраля в 22 день»… Правда, с понедельника 22 февраля 1238 года началась вторая неделя великого поста, продолжавшегося семь недель и завершившегося пасхой 4 апреля…
— А дата взятия города?
Новгородская Первая летопись: «биша пороки по две недели»; Троицкая: «и бишася пороки по две недели»;
Тверская: «и бишася ту окаании по 2 недели».
— Значит, учитывая, что 1238 год был не високосным, то город пал 7 марта?
— Летописи указывают более точную дату.
Троицкая:
«и тако погании взяша градъ Торжекъ месяца марта 5, на средохрестье»…
Тверская:
«И тако погании взяша градъ месяца марта в 5 день, на память святого Конона, в среду 4-ю неделю поста».
Есть некоторые расхождения дат с данными церковного календаря, и я никак не могу их свести. Они появились, очевидно, в летописных строках, начертанных значительно позже события. По церковному календарю с датой сходится, однако, день поминовения святого Конона Исаврийского, который отмечался действительно 5 марта старого стиля, на третьей седмице великого поста. Есть и другие летописные варианты, но по общему развитию военных событий зимы 1238 года штурм Торжка так или иначе приходился на конец февраля-начало марта.
Скорее всего, Субудай еще до взятия города выслал, по своему обыкновению, вперед разведку и, быть может, авангардный отряд. Но мы для отсчета возьмем все же главную и точную дату — 5 марта 1238 года, когда основные силы орды, овладев Торжком и добыв спасительное зерно, пошли к Селигеру, Так вот, у Субудая было в запасе, по крайней мере, полтора месяца, чтобы дойти до Новгорода прочными и ровными ледовыми дорогами через замерзшие болота и озера.
— Полтора месяца?! А до Новгорода по Селигерскому пути было всего несколько конных бросков… Но полтора месяца — не слишком ли?
— Не слишком… Мы, правда, не знаем, когда вскрывалась в ту пору Селижаровка, вытекающая из Селигера на юго-восток к Волге, или озеро Ильмень, на берегу которого стоит Новгород. Но имеем эти среднестатистические научные данные для нашего времени и с уверенностью можем сказать, что до половодья, прерывающего почти на два месяца всякое сообщение в средневековой Руси, было тогда еще очень и очень далеко. Причем тамошние реки и озера в XIII веке вскрывались намного позже, чем сейчас.
— Как это доказать?
— Открытая вода вначале появляется на водоразделах, в ручейках, в истоках речонок, потом вскрываются маленькие речки, притоки, за ними большие реки и в последнюю очередь озера. Современная лесная наука точно установила, что Валдай и все другие водоразделы района, все ручьи и реки Приильменской низменности были тогда надежно прикрыты хвойными дебрями, не пропускавшими солнечные лучи к снегам. Рубить лес вдоль Селигерского пути начали еще в средневековье. Смоляные мачтовые древостои обращались в города и села, в храмы, сараи, мельницы, в многослойные мостовые, стлани, топливо. Постройки, однако, быстро сгнивали, требуя замены, то есть новых рубок, а из-за особенностей местного климата и рельефа вырубленные площади не порастали первозданным лесом, покрывались кустарником и заболачивались. Однако самый тяжелей урон лесам Приильменья нанесло солеварение. Советские археологи, работавшие в Старой Руссе, нашли остатки солеваренных печей, чанов, рассолопроводных труб и рассольных колодцев уже в слоях середины XI века! С веками этот промысел развивался, и, согласно писцовым книгам, в 1625 году в Старой Руссе работало более 500 солеварниц. Легкодоступное и дешевое топливо постепенно истощалось, солеварение становилось невыгодным, но и через сто лет ученый сподвижник Петра I Иван Кирилов писал о Старой Руссе: «При сем городе… прежде бывало до 200 варниц, когда свободный торг был, а ныне 75 варниц». В 1771 году здесь построили крупный солеваренный завод, однако позже промысел полностью прекратился, как фиксируют современные исследователи, «из-за отсутствия дешевого топлива». А в XIX веке ученые забили тревогу по поводу исчезновения здешних лесов — в 1805 году, например, академик Н. Я. Озерецковецкий, в 1856 году академик Э. И. Эйхвальд, нашедший в больших болотах Приильменья «толстые корни сосен и других хвойных деревьев».
В настоящее время сильно истощенные леса района, покрытые вторичными лиственными древостоями, продолжают рубиться мощными леспромхозами, изреживаться ветровалами и заболачиванием. Изреженные лиственные леса, открывающие веснами доступ солнца к снегам, мелиорация, увеличение площадей распаханных и застроенных земель, обмеление рек, развитие дорожной сети и так далее — все это вызывает в наше время более раннее и ускоренное по сравнению со средневековьем таяние снегов, а значит, вскрытие рек и озер. И вот, несмотря на все эти обстоятельства нового времени, Селигер ныне вскрывается примерно в середине апреля. Что же касается Ильменя, то, по научным среднестатистическим данным XIX века, когда окрестные леса были все-таки погуще нынешних, он вскрывался 30 апреля.
А реки? «Весною, ранее всего, в половине апреля вскрываются реки на юго-западе Озерной области», — сообщает путеводитель «Россия» (т. III, с. 39). Это сведения конца XIX века. «Юго-запад Озерной области» — юг Новгородской, где реки в марте 1238 года, безусловно, стояли подо льдом. И еще мне вспоминается, что брат мой Иван в Отечественную войну возил снаряды по тамошним речным, болотным и озерным льдам в марте и апреле, вспоминается и народная пословица «марток — надевай трое порток» и разговор с одним военным специалистом, уверявшим меня, что по мартовскому и апрельскому болотному льду на учениях, проходивших как-то в трехстах километрах южнее Селигера, он перегнал колонну танков и бронетранспортеров…
Итак, в распоряжении Субудая был почти весь март 1238 года, две-три апрельские недели; татарская легкая конница могла доскакать до Новгорода по ровным и уже привычным ледовым дорогам, тем более что в XIII веке, как установила наука, в северном полушарии наблюдалось повсеместное похолодание — климатологи называют его малым ледниковым периодом.
