Вятичи еще долго не могли примириться с поражением. Поклонялись своим языческим богам; христианство сюда проникало с трудом. Есть летописное известие, что вятичи убили миссионера Киево-Печерского монастыря Кукшу — это произошло в 1113 году, то есть через сто двадцать пять лет после киевского крещения Руси! И Владимиру Мономаху, как и его прадеду и тезке, пришлось дважды собирать войско, чтоб снова привести в покорность это мужественное и сильное племя, о чем он сам пишет в «Поучении»: «А въ вятичи ходихом по две-зиме на Ходоту и на сына его».

В 1154 году сам Юрий Долгорукий протянул было сюда руки, однако не вышло: «Пришедшю же ему в Вятиче и ста, не дошед Козельска», — должно быть, крепость эта была действительно серьезным препятствием, если он решил не штурмовать ее и вернулся назад. Козельск рос, богател со временем, а его крепость становилась все неприступнее. В 1223 году Мстислава, казненного на Калке Субудаем, летопись именует князем козельским и черниговским — видать, среди множества городов Северской земли княжеский домен Козельск числился тогда не последним, а вскоре этот город стал центром удельного княжества Козельского.

Потом 1238 год с его великой бедой, пришедшей из Великой Степи, но с противоположной от этой степи стороны…

Снова стою у Козельского креста. Интересно, какое имя носил бог, из коего сделан этот крест,-Дажьбога, Перуна, Хорса, Стрибога, Смарьгла, Ярилы, Купалы, Велеса, Мокоши, Чура, Морены, а быть может, самого Рода или самой Берегинн? Ах, как мало мы знаем о своем древнейшем прошлом, словно бы. стесняемся его, хотя учим школьников разбираться в сложнейшей иерархии языческих средиземноморских богов…

Этот грубый крест, в который превратилось козельское ритуальное изваяние, долго выполнял, наверное, роль лоцманского знака над порожистым участком Жиздры. Такими крестами, установленными на видных местах, наши предки издревле столбили приметные точки рельефа, сухопутных или водных путей. Снова вспоминаю летописный Игнач крест, до которого доскакала орда Селигерским путем, вспоминаю Лопастицкий с княжеским знаком, Стерженский с надписью, Нерльский, многочисленные более поздние кресты на сибирских реках, горах и перевалах.

Кстати, крепость на жиздринских бродах была экономически и стратегически важной еще и потому, что через нее по водоразделу, наверняка проходила в средневековье летняя дорога, связывающая восточные районы северных княжеств с югом, со степью, а также торный зимник по хлебородным местам к Козельску и далее на Карачевстолицу большого северского удела, от коего отпочковался козельский.

Крест многое мог бы рассказать, только камни, к сожалению, говорить не умеют…

Не перед камнем стою, а перед глубокой многовековой тайной!

Победоносное степное войско было сковано железной цепью организации и послушания, умело применяло новейшую осадную технику, обладало огромным опытом штурма самых неприступных твердынь того времени, руководилось поседевшим в жестоких боях главнокомандующим и — сорок девять дней штурмовало деревянный лесной городок, семь недель не могло взять Козельска! По справедливости Козельск должен бы войти в анналы мировой военной истории наравне с такими ратоборческими гигантами, как Троя и Верден, Смоленск и Севастополь, Брест и Сталинград.

В годы Великой Отечественной войны героически сражалась с фашистами и древняя земля вятичей. Прифронтовые белые снега и черные пепелища поливались алой солдатской кровью, а в немецких тылах поднимался на врага народ-богатырь. Страна вскоре услышала о маленьком городке Путивле и председателе его горсовета Сидоре Ковпаке, который со своим партизанским отрядом свершил беспримерный рейд по фашистским тылам протяженностью десять тысяч километров, уничтожив сорок вражеских гарнизонов. В верховьях Жиздры людиновские парни и девчата создали диверсионную группу мстителей, грагически погибшую вместе со своим вожаком Алексеем Шумавцовым, который посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза, а четверо его сподвижниковАнатолий Апатьев, Александр Лясоцкий, Антонина и Александра Хотеевы — награждены орденом Ленина.

А недавно под стекло моего письменного стола ненадолго легла необыкновенная историческая реликвия с того самого деснянско-окского водораздела, который в древности делил не только воды, но и северян с вятичами. В этом районе ближайшего немецкого тыла сохранялась Советская власть, работали окружком и райком ВКП(б), действовало много партизанских отрядов. Одним из соединений командовал Виктор Алексеевич Серебряков, отец московского поэта и моего друга Геннадия Серебрякова. В отрочестве крестьянский парнишка из-под Палеха Виктор Серебряков воевал в дивизии Чапаева, позже стал кадровым военным и войну встретил на границе. Раненный в обе ноги, он долго отлеживался в крестьянском чулане, а потом на самодельных костылях два месяца шел по тылам к фронту. В окрестностях Дятькова нашел партизан, и они, несмотря на предъявленные документы и сохраненную нашивку со шпалой, посадили Серебрякова для пробы за пулемет. Позже Серебряков стал командиром одного из отрядов, потом начальником штаба партизанской бригады. Погиб он в мае 1943 года в тяжелом бою с карателями…

В лесу выходила газета «Народный мститель», о которой стоит рассказать. Один из ее номеров — за 20 августа 1943 года-лежит под стеклом моего письменного стола. В четырехполоске небольшого формата все как положено: передовая, сводки с фронтов, клишированная рубрика «По родной стране». А вот сообщение об уничтожении фашистами города Жиздры: «Бесформенные груды кирпича да кучи пепла — это все, что осталось от красивого, хорошо знакомого многим из нас города Жнздры. Фашистские изверги, отступая под могучими ударами советских войск, полностью разрушили город-все деревянные дома сожгли, а каменные здания взорвали. Варвары разорили и уничтожили школы, библиотеки, больницы, кино, разрушили и взорвали все водоемы и колодцы… Многих жителей Жиздры и окрестных деревень фашистские работорговцы угнали на каторгу в Германию, а их имущество разграбили».

Третья полоса — партизанская. Рассказывается об уничтожении автоколонны врага, взрыве моста, диверсии на перегоне железной дороги, смелом разведчике П. — все фамилии тут зашифрованы. На последней страничке карикатура, краткая информация о действиях партизан Югославии, Греции, Бельгии и Франции, заметка о разоблачении шпионки, подосланной фашистами в партизанский район, и «Письмо с фашистской каторги» семнадцатилетней девушки к матери, которая, очевидно, передала с;-о в партизанскую редакцию: «Здравствуйте, милая мамочка! От вас нет писем. Не знаю, что и подумать. Вы, конечно, живете плохо. Мама! Продай все мои вещи и купи себе хлеба. Не береги ничего для меня. Долго я едва ли выдержу. Очень ослабела. Работаем мы у барона Ф. Работаем кошмарно. Болят все суставы. Иногда с работы меня ведут под руки мои подруги. Мы стонем, как старухи, от боли в пояснице. В дождь, холод и жару работаем целый день с раннего утра и до захода солнца. Живем в барском сарае, под замком, с решетками на окнах. У нашего барона Ф. работает 70 человек-девушки из Чернигова, из Вязьмы, из Петергофа. Много среди них студенток и 10-классниц. Все мы тоскуем по родине. Мама! Помнишь, как я мечтала быть врачом или артисткой? Я об этом не могу вспомнить без слез…»

Все это было, дорогой читатель, если учесть глубину нашего путешествия в прошлое, совсем недавно…

Конечно, газете этой место в музее, и когда я, получив ее, позвонил директору Государственного. Исторического музея Левыкину, он помолчал и произнес с заметным волнением в голосе:

— Что-то не верится.

— Да нет, Константил Григорьевич, вот она, передо мной, и я вам ее, конечно, передам.

— Будем очень благодарны. И немедленно в основную экспозицию! А знаете, я ведь освобождал те места и был там ранен… Только, пожалуйста, сберегите эту драгоценность!..

И я снова почувствовал, что Левыкин волнуется. Еще бы! Coxpaнились, наверное, тысячи экземпляров партизанских газет времен второй Отечественягой, войны, но такой нет даже в главном Историческом, музее страны, хранящем миллионы, бесценных экспонатов, в том числе, скажем, знаменитый турий рог из черниговской Черной Могилы.