Были за то же пятнадцатилетие, кстати, два горьких поучительных урока и еще один, особо приметный, обогативший Дмитрия бесценным военным опытом.
В 1368 году напал на Московское княжество Ольгерд литовский. Этого Дмитрий не ожидал, очевидно оставив без надзора западные границы. Он, правда, послал по своей земле грамоты, призывая на военный сбор, но они не успели — Ольгерд разгромил разрозненные отряды Дмитрия, стремительным маршем вышел к Москве. А изза собственной беспечности в реке Пьяне через десять лет потерпело сокрушительное поражение от ордынцев нижегородское войско: «…доспехи своя на телеги и в сумы скуташа, рогатины, сулицы и копья не приготовлены, а инии еще и не насажени быша, такоже и щиты и шеломы; и ездиша, порты своя с плечь спущающе».
Дмитрий Донской принял летом 1380 года особые предупредительные меры. Отменные воины на лучших лошадях были загодя посланы далеко в степь и не спускали острых глаз с огромного вражеского войска. Были созданы специальные отряды удальцов — «сторожей», постоянно сносившиеся с Дмитрием, который, очевидно своевременно узнав о трехнедельном стоянии Мамая в верховьях реки Воронежа, максимально, использовал это время для сбора, концентрации, смотра войск и смелого марша его за Оку, на Куликово поле.
Сбор войск… Кажется поразительной организованность, с какой сошлись в Коломне русские полки, но не все, может быть, знают, что этому предшествовала грандиозная репетиция 1375 года. За несколько лет до этого, когда Дмитрию было всего двадцать один год от роду, он решается на смелый, достойный зрелого мужа поступок — отвергает претензии тверского киязя Михаила на Владимирское великое княжение и сам отказывается ехать в Орду за ярлыком. Летописец зафиксировал его слова, исполненные уверенности и силы: «Не еду, а в землю на княжение Владимирское не пущу». И вот, взяв на себя великое бремя объединения Руси и предвидя решительное военное столкновение с Ордой, Дмитрий подвигается на важнейшее государственное дело, отвечающее общерусским целям, — силой обеспечить тылы, окончательно нейтрализовать Тверь, извечную соперницу Москвы, и даже превратить, если удастся, это богатое и мощное княжество в союзника. Среди лета 1375 года Дмитрий объявляет общерусский сбор для похода на Тверь. Гонцам нужно было проскакать изрядные расстояния от Москвы во все концы — до Новгорода Великого, Смоленска, Брянска, Белоозера, Тарусы, Ярославля, других ближних и дальних городов, князьям на местах провести спешную мобилизацию войск, срочно и организованно стянуться в одно место и в одно время. В срок пришли к Волоку воины новгородские, ярославские, ростовские, кашинские, серпуховоборовские, суздальские, белозерские, городецкие, стародубские, моложские, новосильские, оболенские — всего двадцать два отряда. В течение месяца осаждал Дмитрий Тверь, сила была явно на его стороне, и тверской князь вынужден был заключить очень важный договор с Дмитрием: «А пойдут на нас татарове или на тебе, битися нам и тобе с единого всем противу их. Или мы пойдем на них, и тобе с нами с единого пойти на них».
Так вот, на ту первую общерусскую мобилизацию XIV века ушло всего две недели!
И через три года, как известно, состоялось первое победоносное сражение армии молодого Русского государства с ордынским войском на Воже, узнав о котором Мамай будто бы горестно запричитал: «Увы мне! Что створили русстии князи надо мною? Како мя срамоте и студу предали… како могу избыти сего поношения и безчестиа?»
К. Маркс: «Дмитрий Донской совершенно разбил монголов на реке Воже. Это первое правильное сражение с монголами, выигранное русскими».
В распоряжении Дмитрия к тем временам действительно уже было войско, которое можно назвать профессиональной общегосударственной феодальной армией. Она постепенно создавалась в течение нескольких десятилетий перед Куликовской битвой посредством закрепления вассальной зависимости удельных князей от «старшего брата», то есть великого князя московского, закреплялась обязывающими «докончаниями»: «а кто будет брату нашему старейшему недруг, то и нам недруг, а кто будет брату нашему старейшему друг, то и нам друг». «Будеть ми вас послати, всести вы на конь без ослушанья». И вот мобилизационная грамота — приказ Дмитрия, посланная с гонцами 15 августа 1380 года во все концы Руси: «Вы бы чяса того лезли воеднн день и нощь, а других бы есте грамот не дожидалися».
Дисциплинированность, организованность и мобильность армии Дмитрия попросту поражает! Самая трудная военная дорога ждала князя Андрея кемского — он собирал своих воев на далекой северной реке Кеми, текущей в Белое озеро, и устюжских князей с Сухоны, неблизок был путь псковичей с Чудского озера, новгородцев с Ильменя, дружины Глеба Друцкого с правобережья Днепра, ьитязей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей с литовского пограничья. Все они через болота и леса «лезли воедин день и нощь», преодолевая в сутки по 60 — 85 километров, что было рекордной скоростью для тех времен и условий. Причем следует учесть, что псковичи, например, и новгородцы были тяжеловооруженными. «Чюдно быша воинство их, и паче меры чюдно уряжено конми, и партищем, и доспехом…» «Все люди нарядные, пансири, доспехи давали з города», то есть из городских оружейных арсеналов.
В Куликовской битве все необычно — и решительный переход русских через Дон, и поведение Олега рязанского, и однодневное опоздание Ягайлы, и выбор места битвы, и выделение трети войска, его конной гвардии, в Засадный полк, и разительное неравенство сил. По средневековой воинской науке и практике, массированный удар конницы должен был обеспечить легкую победу над пешей ратью. Потому — то Мамай «и поиде на великого князя Дмитрия Ивановича, яко лев ревый, и яко медведь пыхаа, и аки демон гордяся».
Уставы европейских рыцарских орденов, ограничивая роль пехоты вспомогательными функциями, не возбраняли ей спасаться от кавалерия бегством и даже запрещали выставлять пехотинцев против конников.
Конница Мамая, значительно превосходившая по численности все воинство Дмитрия, устремилась на Большой полк его. Туда же был нацелен и бронированный таран фряжских рыцарей. Против русских была и тревожная неизвестность о действиях Олега и Ягайлы, и полное неведение о судьбе князя Дмитрия.
Обычаи средневекового европейского рыцарства требовали, чтобы князь, возглавляющий войско, сражался на виду — под хоругвью и при всех регалиях, увлекая своим примером дружину. Степные же военачальники выбирали удобное место, чтоб можно было наблюдать за битвой и руководить ею, а при неблагоприятном ее исходе спастись на лучшем скакуне. Не знаю, думал ли Дмитрий о внимательных взглядах на него из далекого нашего будущего, но поступил он в свой звездный час так, как никто из полководцев не поступал ни до него, ни после. Облачившись на виду всего войска в доспехи рядового ратника, он растворился в центре Большого полка, в своем народе, чтобы победить вместе с ним или умереть вместе с ним, а каждый воевода, самостоятельно оценивая обстановку, великолепно знал «свой маневр» и не нуждался в главном командовании — это было вершиной воинского искусства всех времен…
Перейдем к чрезвычайно важному! Совсем — совсем не случайно мы, вспоминая наше давнее или сравнительно недавнее прошлое, говорим о славе русского оружия.
Прежде чем приостановиться на этой теме в связи с Куликовской битвой, хочу поделиться с читателем одним своим личным впечатлением. Живу я напротив Третьяковки. Прямо перед окнами — церковь Николы в Толмачах, без куполов, служащая пока хранилищем картин, а чуть наискосок — вход в знаменитую на весь свет картинную галерею, ее изумительный васнецовский фасад. Нет — нет да захожу я туда, чтоб вновь и вновь насладиться творениями великих русских мастеров кисти, отдохнуть, укрепиться духом, повспоминать, прикоснуться к истории…
Восприятие произведений искусства у каждого человека индивидуально, и когда я стою перед знаменитым полотном Виктора Михайловича Васнецова, на котором изображены Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович, товижу в нем величественный триединый символ русского, украинского и белорусского народов, охраняющих богатырскую заставу… А вот замечательная картина «Утро на Куликовом поле», которую Александр Бубнов начал писать в 1943 году — переломном в истории Великой Отечественной войны. В полотне этом тоже сквозит образнохудожественная символика. Мужик с топором на переднем плане, Дмитрий Донской на коне, а за ним — сермяжно-лапотная Русь чуть ли не с дрекольем… Однако реальное утро 8 сентября 1380 года на поле Куликовом было все же другим!
