Лорд, отставив бокал, внимательно на него посмотрел.

— Это без надобности — я вам верю и без клятвы.

— Знаю. Но это… надо мне.

— Вы уже приносили клятву.

— Дважды. — Губы Марка тронула фирменная циничная усмешка. — Но по-настоящему — ни разу. Вам готов… впервые. Если… хотите.

Лорд вместо ответа окинул критическим взглядом стол, яства с которого пали в неравном блицкриге со здоровым мужским аппетитом.

— Я бы ещё чего-нибудь съел, — сменил он тему и тут же повернулся к Седрику: — Баронет, не желаете ли побаловать нас на второй завтрак стропвафлями? По знаменитому рецепту моей прабабки, который я не вправе доверить Хендрику.

— Только при условии, — ухмыльнулся тот, — что вы взамен побалуете нас на ужин биттербалленами. По знаменитому рецепту вашей прабабки, который нельзя доверять Хендрику.

— Пошантажируйте меня тут, — голос лорда посуровел, но его выдавал озорной блеск в уголках глаз, — и вообще без ужина останетесь.

Аргумент оказался слишком серьёзным, чтобы его оспаривать, — Седрика как ветром сдуло.

— Давайте пройдёмся, баронет, — предложил Марку лорд, едва за Седриком закрылась дверь. — Полчаса у нас есть. Постараюсь уложиться.

Марк, явно озадаченный, поднялся вслед за ним, и оба вышли через террасу в сад.

Некоторое время шли молча — лорд собирался с мыслями, а Марк, теряясь в догадках, не решался его торопить. Целью лорда была отнюдь не прогулка, потому что едва они отошли на достаточное расстояние от дома, лорд, кивнув на кованую скамейку в тени старых лип, предложил:

— Присядем?

Марк молча последовал за ним по свежеподстриженной лужайке.

— Баронет, — начал лорд, когда оба присели. — Прежде чем ответить на ваше предложение, я должен вам кое-что сказать.

Марк заметно напрягся.

— Предупреждаю сразу, — продолжал лорд, — разговор этот будет не из приятных. Но он необходим. И то, что вы из него вынесете, определит всю вашу дальнейшую жизнь. Вы ещё можете от него отказаться, и тогда мы просто обо всём этом забудем.

Марк молчал, весь превратившись во внимание.

— Мне продолжать? — уточнил лорд, не дождавшись никакого ответа.

Марк молча кивнул.

— Вы мне очень нравитесь, баронет, — начал лорд. — И я сейчас не о внешности. Но есть у вас одно качество, несовместимое с претендентом в мои подопечные в частности и с титулом баронета-по-заслугам в целом.

Марк застыл, так и не проронив ни слова.

— Вы, баронет, — озвучил претензию лорд, — ведёте себя как жертва. И вы будете оставаться жертвой до тех пор, пока не решите перестать ею быть.

Марк дёрнулся как от пощёчины, но рука лорда, схватив его за предплечье, вернула его на место.

— Жертву положено жалеть, — удерживая Марка за плечо, размеренным лекторским тоном развивал свою мысль лорд. — К жертве полагается проявлять внимание и сострадание — и зачастую не из-за актуальных её страданий, а из-за того, что ей пришлось вынести в прошлом. Жертва это очень быстро просекает. И начинает этим беззастенчиво пользоваться.

Марк опустил голову и вперился немигающим взглядом в землю. Лорда это оставило равнодушным.

— Характерный признак жертвы, — как ни в чём не бывало продолжал он, — желание отыграться за свои обиды на тех, кто не только к ним непричастен, но и не хочет — как Седрик, например, — или не может — как лорд Коэн, например, — дать ей отпор. Жертва всегда таких безошибочно чует и, однажды взяв след, в покое уже не оставит. И у потенциальной жертвы жертвы два выхода: взять на себя вину за чужую вину и дальше до конца жизни её искупать, тем самым самой превращаясь в жертву, или же дать жертве-вампиру решительный отпор, тем самым утвердив жертву лишний раз в мысли, что она жертва, «мир несправедлив» и «ничего поделать нельзя».

Марк с каменным выражением лица молчал, но лорд в активных собеседниках не нуждался.

— Да, — лорд чуть смягчил тон, — в своё время с вами поступили… нехорошо. И вы, похоже, решили, что это даёт вам пожизненную индульгенцию относиться к Корпорации и ко всем нам так, как вы к ней — и к нам — относитесь. Тем самым вынуждая её — и нас — к ответным действиям.

— Я уже понял, что «сам во всём виноват», — огрызнулся, не поднимая головы, Марк. Мог бы и не стараться — лордов, похоже, подвергали особой иммунизации, делавшей их абсолютно невосприимчивыми к подобным выпадам.

— Лучше бы вы поняли наконец другое, — спокойно и невозмутимо ответил лорд. — Разорвать этот вечный кругооборот вины и расплаты можете только вы — перестав наконец быть жертвой.

Марк ничего не ответил.

— С одной стороны, — продолжал свой монолог лорд, — у вас — как вам кажется, — нет причин любить Корпорацию. Но с другой, когда пришла пора выбирать, вы без колебаний выбрали её. Потому что даже вам, в состоянии жертвы, ясно, что Корпорация и лорд Коэн — это лучше, чем ваша семья с вашим отцом. Я не утверждаю, что так оно и есть, я всего лишь озвучил ваш выбор.

— Если бы Корпорация не прижала моего отца к стенке, ему не пришлось бы сделать то, что он сделал.

— То, что вы сейчас сказали, называется «стокгольмский синдром», — походя заметил лорд. — Ещё один классический атрибут жертвы. Но речь не о том.

Марк никак не отреагировал.

— Суть в том, баронет, — развивал свою мысль лорд, — что для вашего отца главное не вы, а власть и деньги. Во времена не столь отдалённые, ради удержания одного и увеличения другого, он бы вас заставил продолжить династию, деловую и родовую, женив вас на «подходящей партии». Но сейчас, благодаря Корпорации, времена другие…

— …да, сейчас жениться уже вовсе не обязательно, чтобы «сделать подходящую партию», — ядовито заметил Марк.

— Вы ловите на лету мою мысль, баронет. Да, «пару столетий тому назад» у человека вашего положения и происхождения выбор был невелик: или покориться родительской воле, и в профессиональной, и в личной жизни, или пойти ей наперекор — и тем самым лишиться наследства и каких-либо перспектив в жизни. Благодаря Корпорации у вас впервые в истории появляется достойная альтернатива — возможность самому строить свою судьбу, не жертвуя ради этого ни жизнью, ни её уровнем. И за эту возможность вам даже не пришлось бороться — в отличие от того же Седрика, которого вы постоянно норовите сделать козлом отпущения. А ведь желающих на ваше место было тысячи — и, возможно, куда более достойных! — и не факт, что вы вообще прошли бы отбор на общих основаниях. Так что свой титул баронета, полученный в обход всех правил и норм, и прочие поблажки, которые простым смертным баронетам даже не снились, можете считать компенсацией Корпорации за причинённый вам моральный ущерб.

— Ну да, а лорд Коэн…

— Лорд Коэн, — перебил его лорд, — возможно, единственный из лордов-друзей вашего отца не только не использовал вас, но и сам стал вашим заложником. И вы, как типичная жертва, тут же почуяли его зависимость от себя и не преминули ею воспользоваться.

Лорд сделал паузу, предоставляя Марку возможность что-либо на это ответить, но Марк лишь упрямо сжал губы и сощурил глаза, и лорд продолжил:

— При этом единственная «провинность» лорда Коэна, которого вы выбрали на роль главного козла отпущения, — принадлежность к организации, которую вы сделали козлом отпущения. Скажите, баронет, вам нравится жить в окружении стольких козлов?

— У «невинного» лорда Коэна, — вспыхнул Марк, — есть такое же «невинное» хобби — толкать людей в дерьмо, чтобы потом героически их оттуда вытаскивать!

— Лорд Коэн ваш наставник, баронет! — лорд впервые за время разговора повысил голос. — Пусть вы и не выбрали его сами, но вы и не отказали ему, когда он предложил вам стать его подопечным. От вас не требуется его любить. Но уважать его вы обязаны — как и любой другой свой осознанный выбор.

Упрямое лицо Марка озарил проблеск осознанности, и тон лорда смягчился.

— Лорд Коэн подбросил вам пистолет, баронет, — сказал он. — Но на спусковой крючок вы каждый раз нажимали сами. Вы мужчина, а мужчина должен уметь обращаться с оружием. И наша задача как наставников — научить вас этому. Но мы не можем указывать вам, как использовать это оружие. Каждый раз, когда оружие оказывается у вас в руках, вы — и только вы — можете решить, на что его направить: на уничтожение или спасение — себя и того, во что вы верите.