– Ну, мы же не можем донести высоты философии до каждого торговца рыбой или горшечника! – засмеялся Максим.

– Да вы и не хотите! Разве кто-то из вас пытался донести до простых людей учение о Боге, сотворившем небо и землю, о Боге, промыслительно заботящемся о каждом из нас, о Боге живом? Но вы тем самым признаете, что и сами ничего о Нем не знаете.

– Ты говоришь так, как будто есть кто-то, кто его знает.

– Да, есть такие люди, которые подлинно знают истинного, живого Бога и видят Его, как Он есть, – твердо ответил Юстин, окидывая взглядом зал.

– Это люди праведные, благочестивые и наставленные Духом-Утешителем, ибо только Он дает людям возможность видеть Бога. И они хотели бы донести это знание до вас, именующих себя мудрыми. Но сердца ваши закрыты для их слов, потому что ум ваш помрачен гордостью. К большому для вас сожалению, горшечники и торговцы рыбой оказываются более восприимчивыми, чем вы.

– Послушай, почтенный… как тебя… – обратился к Юстину Фест. – Тебе не кажется, что ты уводишь нас от темы? Если выразить твою мысль кратко, то ты всего лишь хочешь сказать, что почитать кумиры не следует? Не так ли?

– Да, именно это я и хочу сказать, но я пытаюсь также объяснить, почему нельзя почитать кумиры. Иначе мое утверждение выглядело бы голословным.

– И ты дерзаешь говорить это в присутствии самого августа?

– Да, – нисколько не смущаясь, продолжал Юстин. – Я уже и раньше обращался еще к почившему отцу ныне царствующего автократора с письмом, в котором старался донести до него взгляды мои и моих братьев по вере, и убедить его, что мы желаем лишь добра ему и государству. Но ответа я не получил. И к ныне здравствующему автократору я тоже обращался. Правда я сомневаюсь, что мое сочинение дошло до него. Вот почему я отваживаюсь говорить в его присутствии.

– Послушай, Юстин, сын Приска! – спокойно, без тени раздражения заговорил август. – Занимал ли когда-нибудь ты или кто из твоих братьев по вере хоть какую-то ответственную должность, от добросовестного исполнения которой зависели бы жизнь и благо государства?

– По роду занятий я философ, – просто ответил Юстин. – Нет, как ты понимаешь, мне не доводилось быть ни квестором, ни претором, ни военным трибуном, ни наместником провинции. За всех же своих братьев по вере я поручиться не могу. Точнее, я не могу утверждать, что никто из облеченных властью не разделяет нашего учения. Ведь в прежние годы, в правление Домициана, пострадал за имя святое консул Тит Флавий Клемент. А еще ранее проконсул Сергий Павел уверовал, увидев чудо, совершенное святым апостолом Павлом.

– А я считаю, друг, что это маловероятно, – продолжил август. – Проконсул, консул-христианин – это ваши измышления, не более того. При Домициане, к сожалению, незаслуженно пострадали многие достойные люди, и ваше учение тут совершенно ни при чем. Видишь ли, христиане не могут служить государству не то что в консульской, но даже и в солдатской должности. Возможно, тебе неизвестно, однако среди войск случались такие неприятности, когда кто-то из солдат (к счастью, невысокого звания) отказывался нести службу на том основании, что он христианин, а ваши правила воспрещают убивать. И уж конечно, тебе известно, что твои братья по вере не раз отказывались участвовать в жертвоприношении богам.

– Да, мы не признаем ваших идолов богами, считаем ваши изваяния всего лишь кусками мрамора и дерева. И это было бы не так страшно, если бы за бездушными кумирами не скрывались злые демоны. Вот почему мы отказываемся приносить им жертвы.

– Вот видишь, ты сам этого не отрицаешь. И я скажу тебе, почему вы поступаете так. Вам безразлично государство. Вам безразличен этот древний великий Город, судьба его народа и прочих народов, ему подвластных. Кстати, не потому ли все эти народы так ненавидят вас? Они ведь не любят презрения к себе и к своим святыням! Вы возникли недавно и ниоткуда, точно пена на воде. Попробуйте-ка лучше создать что-то, что величием было бы равно этому Городу! На протяжении веков эти, как ты выразился, бездушные идолы и злые демоны хранили наших предков. Возможно, в своих обрядах народ и не сумел возвыситься до понимания истинного бога. Но бог снисходит к немощи народа и принимает эти жертвы, и через них хранит нас. Мы внимаем знакам, посланным с небес, – таким, как недавний удар молнии в Капитолий, – и умилостивляем богов через жертвоприношения, и боги даруют нам победы. Вот мы ведем сейчас войну в Парфии. Ты думаешь, я имею нравственное право подвергнуть риску судьбу наших легионов и лишить их привычной помощи – от кого бы она ни исходила, от единого бога, творца вселенной или от тех отеческих богов, которых каждый римлянин почитает с рождения?

– Я думаю, – возразил Юстин, – что люди истинно благочестивые и любомудрые должны уважать и любить только истину и отказываться от последования мнениям предков, когда они худы. Такова обязанность, внушаемая разумом. Ты ошибаешься, отказывая нам в древности. Мы наследники истинных пророков, которые древнее ваших философов и которые познали истинного Бога. Разве кто-нибудь из вас может сказать, что знает, что видел ваших богов?

– Не богохульствуй! – строго возразил август. – Есть люди, видевшие богов и общавшиеся с ними. Разве, к примеру, Идейская матерь богов не засвидетельствовала целомудрие весталки Клавдии, когда та, слабая женщина, помолившись богине, «чистой рукой» сдвинула с места застрявший корабль во исполнение пророчества? И разве не явились Диоскуры на берегу озера Ютурны, чтобы возвестить о победе Рима над македонским царем Персеем? Ты скажешь, что все это – дела минувшего и, возможно, тут кто-то что-то присочинил. Но вот пример, более близкий к нам, – богоподобный мудрец и чудотворец Аполлоний Тианский. Есть и ныне люди, общающиеся с богами, в чем я даже не сомневаюсь. А даже если и не всем это дано – что с того, что кто-то видел богов, а кто-то нет? Я, например, и души своей не видел, а ведь чту же я ее.

Собрание одобрительно зашумело.

– Я мог бы объяснить, что то, что вы называете общением с богами, – это общение со лживыми демонами, ищущими погубить человека, – вздохнул Юстин. – Но, к сожалению, вы мне не верите и не поверите. В том-то и дело, что никто из вас не видел ваших богов. Если бы вы их увидели, вы бы содрогнулись! И даже если вы, отказавшись от многобожия и следуя учению Платона, горделиво надеетесь увидеть единого Бога силами собственного ума, вы не видите Его, потому что гордым Бог противится. Если кто-то что-то и видит, то это лишь ложь и обольщение! Но вот про душу – это ты хорошо сказал, владыка. И я, поддержав твою мысль, скажу тебе: душа – и твоя, и моя, и каждого из здесь присутствующих, и даже тех, кто никогда не входил в эти стены, тех, кто там, на форумах, на улицах, на рынках – ценнее этого Города, и этого государства, и всего видимого мира. Душа – это храм Бога вышнего, чистый и нетленный. Вот что созидаем мы. Именно о своей душе думает каждый из нас, христиан, когда отказывается приносить жертвы идолам!

– Ох, ценностей-то сколько повсюду разбросано! – скрипучим смехом засмеялся Кресцент. – А никто и не знает, сколько кругом богатства!

– Ты опять уводишь нас в сторону, – с раздражением вмешался Фест, обращаясь к Юстину. – И к тому же ты непочтителен – ты перебиваешь самого августа.

– Я так тебе скажу, – продолжил август. – Выше всего я ставлю исполнение долга, возложенного на человека божественным промыслом, логосом, пронизывающим мир.

Если бы я думал иначе, я бы, пожалуй, отодвинул в сторону дела государства и всецело предался изучению философии. Может быть, я познал бы что-то, чего не знаю сейчас. Однако я этого не делаю, потому что долг велит мне печься об этом государстве, и о Городе, и о народе. И уважать его законы и обычаи. И потому я вправе требовать того же от каждого из вас. Что улью не полезно, то и пчеле не на пользу. И если долг гражданина повелевает тебе принести положенные жертвы, ради общего блага ты обязан это сделать. Часть не должна бунтовать против целого! А верить или не верить – это дело твоей совести. Ты видишь, мы никого не преследуем за веру. Ты веруешь так, мы иначе, и, возможно, каждый по-своему. Так что давай закончим этот спор. Я очень надеюсь, что во время жертвоприношений, которые состоятся в ближайшие дни, ты будешь благоразумен и выполнишь свой долг.