Она высвободила руку и ласково коснулась его щеки.
– Ты хороший, Веттий! Ты, наверное, самый хороший из всех, кого я знаю, потому и позвала тебя, хотя он запретил. Ты окружил меня такой заботой – не думай, что я не чувствовала, я грелась в ней. Никто и никогда так ко мне не относился! Но… я – его зеркало, ты понимаешь? Я живу отраженным светом. Зеркало не думает, отражает ли оно солнце, или это солнце закрыто тучами. Оно просто не может не отражать. Я верю… верила, что отражаю истину. Если нет – тем хуже для меня. И… ты еще совсем мальчик, хоть ты и обижаешься, когда я так говорю, но я правда не могу объяснить тебе всего!
– Марцелла, милая, послушай! – вновь горячо заговорил Веттий, к которому вдруг пришло неожиданное решение. – Мальчик или муж – все это познается по поступкам. И вообще ты старше меня на какие-то полтора года, я посчитал! Просто вы, женщины, раньше прощаетесь с детством, ну а ты еще была несчастлива за стариком. Послушай, ведь он, о ком ты говоришь, не любит тебя! Он заставляет тебя страдать. А я – люблю! Хочешь, я женюсь на тебе? Или не женюсь, если тебе так отвратителен брак. Мне все равно, лишь бы ты была рядом! Я никогда ничем не попрекну тебя! Хочешь, мы с тобой уедем отсюда? Соглашайся! Зеркало можно увезти из края вечных туч, и в нем отразится чистое небо. Чего ты не можешь мне рассказать? Я уже видел всю эту грязь, я знаю, что у вас там творилось, и в чем участвовала ты, но ты видишь, я снова здесь…
Он опустил голову и долго не поднимал глаз, ожидая услышать ответ. Когда он поднял глаза, ему показалось, что в ее глазах промелькнула то ли тень сомнения, то ли надежда, он был уверен, что она вот-вот скажет «да!», но она тут же отрицательно замотала головой:
– Прости, Веттий! – Она попыталась резко подняться, но как будто почувствовала головокружение, прикрыла рукой глаза и немного помолчала, а потом, глубоко вздохнув, продолжила: – Я и правда нездорова! Спасибо тебе, что ты пришел. Но… я все равно люблю его, а не тебя. И уже поздно что-то менять, все зашло слишком далеко…
Она откинулась на ложе и свободной рукой ударила в колотушку у изголовья. Потом с усилием все-таки поднялась, приблизилась к Веттию, обняла его за шею и сжатыми губами поцеловала в лоб. Но тут вошла рабыня, и Марцелла тотчас же отстранилась от него со словами: «А теперь иди! Прощай! Сотерида, проводи его!» У самой двери он еще раз оглянулся:
– Когда я буду нужен тебе, позови меня! Слышишь? Я буду ждать!
Марцелла проводила его грустной улыбкой.
Веттий почему-то был убежден, что она позовет его, и ни в тот день, ни на следующий больше не пошел к ней, просто потому, что решил не быть докучливым и дождаться первого шага с ее стороны. Что этот шаг она сделает, он не сомневался. Он всерьез обдумывал, куда увезет ее, чтобы вырвать из лап Учителя и помочь ей поскорее забыть его. Самого его, разумеется, манили Афины или, может быть, Карфаген, где он мог бы продолжать учение. Да и Марцелле надо будет чем-то серьезно занять ум, чтобы не чувствовать опустошения. С ней, конечно же, придется повозиться, но он был убежден, что его любовь и забота помогут ей восстановить здоровье – телесное и прежде всего душевное.
Два дня он радостно загадывал о будущем, но на третий все его надежды разом рухнули: служанка Сотерида прибежала к нему, подловив его вечером на пути домой, и, заливаясь слезами, сообщила о смерти госпожи. Веттий не сразу понял, что она говорит, а когда понял, окаменел, как от взгляда горгоны.
– Узнала, бедняжка, что ребеночка ждет… – всхлипывала Сотерида. – Хоть она и очень против детей была, но тут затрепыхалась, хотела было оставить… Да тот, изверг, ведь ничего такого не потерпит! Только ему сказала, он от нее отвернулся, к другой переметнулся. Да он, правду сказать, уже и раньше к ней охладел. Деньги-то все сгреб! Обратилась к бабке… И под ножом кровью истекла, несчастная!… Не смогли остановить! Как умирала, все его звала, послали за ним, да он не пошел. С той был! Мы ей и сказать-то не решились – сама догадалась. А уж совсем была слаба. Тогда вспомнила тебя. Повторила несколько раз твое имя. Спросили, позвать ли. Сказала: поздно, не дождусь. Вот, велела передать тебе.
С этими словами она вручила ему маленькую кипарисовую шкатулочку. На крышке ее была вырезана надпись – предсмертные слова Дидоны:
Я прожила, и тот путь, что дала мне судьба,
совершила.
В шкатулке были прядь ее волос и заветное кольцо с жемчужиной. Все это, видимо, было приготовлено заранее: Марцелла предчувствовала неблагополучный исход. Дар, конечно же, предназначался не Веттию, но все же попал в его руки по ее воле.
III. Свет во тьме
1
Дни, последовавшие за смертью Марцеллы, Веттий вспоминал словно подернутые туманом. Темная пелена горя и гнева застилала его разум. Он горел желанием убить того мерзавца, которого его язык уже не поворачивался называть Учителем, и даже отправился искать его с добытым на этот случай кинжалом. Но тот словно сквозь землю провалился, да и все «племя Сифово» попряталось по щелям как клопы. Тщетно Веттий ломился в дома, бывшие приютом их собраний: везде ему отвечали либо что они «съехали вчера», либо даже, что они нанимали помещение всего на один день. Он чувствовал острую ненависть ко всем христианам, будь то пневматики или психики – даже к казненному Юстину.
Похороны Марцеллы он помнил обрывочно. Разумеется, объявились какие-то ее родственники, все ахали и причитали по поводу безвременной кончины всеми любимой красавицы. Похороны были очень скромными и проходили по древнему римскому обряду – Веттий не знал, радоваться ли этому (если хоть чему-то в таком положении можно было радоваться) или огорчаться: Марцелла, несомненно, желала бы иных похорон – но сам он не хотел, чтобы по смерти что-то связывало ее с той сектой. Ладан, мази и благовония пришлось покупать ему. На это устроители похорон особенно поскупились (о чем он узнал от Сотериды). Зато он не пожалел денег и выбирал аравийские смолы, амом и нард так же любовно и тщательно, как прежде выбирал подарки для нее живой – на какое-то время эта забота даже заслонила собой его горе. Как и все похоронные принадлежности, погребальные благовония продавались при храме Венеры-Либитины. В самом привычном имени богини, а также в названии «голубятни»-колумбария, куда помещались урны с прахом, он чувствовал горькую насмешку, вспоминая первые свои обеты и первые дары, столь недавние. Еще запомнилось ему, что там вышла некая темная история с наследством: родственникам не досталось ничего: квартира оказалась съемной, а имения частью продавались за долги, частью по завещанию отходили к некоему Умбрицию Сцеву, значившемуся опекуном покойной. Веттий понял только, что Умбрицием Сцевом звали Учителя.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
