«Я требую какую-нибудь другую маму». Я говорю ей, что заболел и не пойду сегодня в школу, а она отвечает:
– Это не может повлиять на наши с отцом планы.
Она морщит лоб буквой «м». Папа смущенно сидит рядом. Я развожу руками и прошу прощения.
– Мы давным-давно обещали пойти на их свадьбу, – ворчит мама. – И нам в десять выходить.
– Прости, – повторяю я.
– Джил, иди собирайся, – вмешивается папа. – Я поговорю с Джером.
Она уходит, явно недовольная моим поведением, хотя я не срал в ее обувь. «Я требую разрешение насрать ей в обувь. Один. Последний. Разочек».
– Все в порядке? – спрашивает папа.
– Ага, просто нехорошо, – я поглаживаю живот.
– Похмелье после дня рождения?
– Он был два дня назад, и я работал, помнишь? – Папа кивает:
– Хочешь о чем-нибудь поговорить?
– Не.
– Ты ведь не принимаешь наркоту?
– Боже, нет!
– Пьешь?
– Без тебя не пью.
– Девушка появилась?
– Возможно, – отвечаю я. – Ничего серьезного. – Я прекрасно научился делать каменное лицо.
– Ты ведь не притащишь ее домой, когда мы уедем?
– Ни за что! – обещаю я, думая о размножении грызунов в подвале.
Папа обеспокоенно смотрит на меня:
– Точно все в порядке?
Я отвечаю таким же обеспокоенным взглядом:
– Да все не так. Мне просто надо переждать это, как Лизи.
– Ясно, – отвечает папа, как будто я капризничаю.
– Или давай купим тот дом с бассейном. – Папа вздыхает. – Подумай об этом.
Он смотрит на часы и жестом предлагает мне пойти в его берлогу. Он захлопывает за нами дверь и открывает шкаф с алкоголем. Он наливает себе стаканчик и что-то бормочет о том, что за рулем все равно мама. Сейчас девять часов утра.
– Ненавижу свадьбы, – признается он. – Там все такие, блин, счастливые. Все празднуют, все смотрят в будущее, и все делают вид, что брак – это просто море сбывшихся грез.
– А разве нет?
Папа ехидно ухмыляется. Не успевает он сказать и слова, начинается шум. Сначала тихий: «ба-бум-ба-бум-ба-бум». Тихий и неторопливый. Папа допивает стакан:
– Мама оставляет Ташу за старшую. Согласен, это жесть. Захочешь переночевать у друзей – я пойму. – Он прекрасно знает, что у меня нет друзей. – Позвони мне, если начнет творить глупости. – «Ба-бум-ба-бум-ба-бум-ба-бум…»
– У тебя что, безлимитные минуты? – спрашиваю я, и мы оба смеемся.
Когда они наконец уезжают, я забираю Ханну из школы (она тайком вышла через кабинет оркестра и ждала меня на улице), и мы едем на Фрэнклин-стрит. По пути я рассказываю ей о том, что понял:
– Мне незачем учиться в коррекционном классе. И всегда было незачем. Со мной все нормально. – Ханна кивает. – Но мама хотела сделать меня умственно отсталым, чтобы Таша была довольна. Она всегда хотела, чтобы Таша была довольна, потому что иначе та все время ее била, и нас с Лизи тоже била, и там еще много всего намешано, но лучше поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Слушай, какая мать будет делать своего сына умственно отсталым?
– Можно ты будешь говорить «с задержками в развитии» или что-нибудь помягче?
– Но меня называли именно умственно отсталым, – возражаю я. – Да, это было больно. – «Ты же знаешь свою маму».
Ханна сжимает мою руку:
– Просто ужас.
– Но со мной же все в порядке? Я не ум… у меня же нет задержек в развитии? – Я поднимаю голову от руля и смотрю на нее: – Нет же?
– Джеральд, ты когда-нибудь задумывался, что она так тебя называет, чтобы… ну, чтобы как-то оправдать то, что она с тобой делала? Например… то, что было в шоу?
– В каком смысле?
– Я сильно нарушу третье правило, – предупреждает Ханна.
– Разрешаю.
– Ну, может, ей нужно было как-то объяснить… ну, то, что ты делал, и она решила, что проблема в тебе, а не в ней?
– Она искала объяснение, почему я сру?
– Ну да.
– Интересно, – говорю я, и мой мозг вскипает.
Значит, маме нужно было сделать меня умств… найти у меня задержки в развитии, чтобы объяснить, почему я срал в эпизодах «ТелеТёти». Мама хотела сделать меня умственно отсталым, потому что это было проще, чем стать для меня хорошей мамой.
Я влип.
Нейтан и Эшли смотрят минисериал «National Geographic» о глубоководной жизни. У них выходной. Эшли сегодня не печет, а Нейтан говорит, что для пива еще слишком рано. Какая ирония: я только что видел, как папа пьет неразбавленный виски в девять часов утра. «Я требую чтобы Нейтан и Эшли меня усыновили».
Ханна сворачивается калачиком в кресле между тремя аквариумами и здоровается с Лолой и Дрейком. Она замечает, что на одну рыбку стало меньше.
– Да, один из плеков на неделе умер, – говорит Нейтан.
– Бедный Луис, – хмурится Ханна. – Лучший чистильщик в мире.
Я сижу один на диване и по большей части любуюсь Ханной. Она не знает, что я смотрю на нее. Она даже не замечает, как Эшли предлагает ей колы и уходит в кухню. Она не видит, как Эшли и Нейтан смотрят на нее и тихонько хихикает. Она не реагирует, когда в ее кармане вибрирует телефон. Она с головой погрузилась в аквариумы и плавает вокруг заросшего водорослями замка с другими рыбками. Как будто у нее тоже есть Джердень. Я вдруг понимаю, что хочу спать, и закрываю глаза. Вообще-то, обычно я не сплю днем. Когда я был маленьким, спать днем было просто опасно. Я превращался в легкую цель. Тут, вроде, никто не против, и я засыпаю.
Следующее, что я осознаю – Ханна будит меня и спрашивает, что я буду на обед.
– За мой счет, – говорит Нейтан. – У меня скидка в китайском ресторане.
– Я не голоден, – говорю я. Я поспал и не голоден. Я зеваю.
– Захочет – возьмет у меня, – решает Ханна.
Через полчаса мы все сидим за кухонным столом и едим китайскую еду. Нейтан рассказывает, что работает водителем на местной фирме, продающей бытовую технику. Эшли спрашивает Ханну, как ей работа в РЕС-центре.
– Нормально, – отвечает Ханна. – Теперь хоть босс классная.
– Ты ведь тоже там работаешь? – спрашивает Эшли.
Я все еще хочу спать, и после сна у меня крутит живот.
– Хочешь яичный рулет? – спрашивает меня Нейтан.
– Нет, спасибо.
Он предлагает рулет Ханне, и та съедает его в три укуса.
Я слушаю, как они обсуждают какую-то новость по телевизору о том, как кого-то исключили из одиннадцатого класса за угрозу взорвать школу. Нейтан спорит с Эшли насчет какой-то части истории, а Ханна встает на ее сторону. Они спорят со смехом. Здесь спокойно – как будто девяносто девять рыбок научили людей сосуществовать в одном аквариуме, не устраивая сцен. Они просто плавают, едят и живут. Возможно, когда я был маленьким, в доме Фаустов надо было тоже поставить аквариум. Может быть, тогда все было бы лучше. И кстати, в аквариум довольно сложно насрать. Я смотрю на самый большой аквариум и пытаюсь представить, удалось бы маленькому Джеральду или нет. Вряд ли.
– Джеральд?
Я поднимаю голову и вижу не Эшли, Нейтана и Ханну. Рядом сидят Белоснежка, Дональд Дак и Золушка. Мне это не нравится, и я переспрашиваю:
– Да?
– Что скажешь? Как по-твоему, нужно ли после такого позволять человеку учиться дальше?
Я во все глаза смотрю на задавшую вопрос Эшли, но вижу Белоснежку, и на ее плече сидит сраная синяя птица.
– Джеральд не смотрит телевизора, – произносит Золушка.
– И правильно, – замечает Дональд Дак, поднимая крыло, чтобы дать мне пять. – От этого дерьма только тупеешь.
Я даю ему пять и чувствую под пальцами перья. Я опускаю руку под стол и щиплю себя за ногу, но даже боль не помогает мне выбраться из Джердня.
Золушка говорит:
– Слушайте, она же только сообщила об угрозе бомбежки. Она же не принесла в школу настоящую бомбу! Хотя, по-моему, она имела полное право там все взорвать. С ней там хреново обращались.
– Это не повод пугать людей, – возражает Дональд Дак.
– И что теперь, пугать людей – преступление? – спрашивает Белоснежка.