Фортуна, где же ты сегодня? Я беззвучно молился, пока Атай вел меня мимо огромного амфитеатра, где проводятся все здешние бои.

Прямо за амфитеатром стоит здание, как я предполагаю, муниципальный лудус с казармами. Я слышал, что государство поглощает частные гладиаторские школы. В Риме говорят: через несколько лет останутся только муниципальные лудусы. Может, это означает, что однажды ланист заменят политики, которые сами станут покупать и продавать нас, или сдавать в аренду. Не думаю, что кому-то будет до этого дело. В конце концов, одно дерьмо сменит другое. Опять же, наверное только такие как я заметят, когда муниципалитет поглотит и лудус Друса.

А этот день может настать уже скоро.

Я шагаю между двумя стражниками, люди с опаской косятся на нас и загораживают своих детей; свитки, спрятанные в поясе, жгут мне кожу даже сквозь одежду. Это документы, которые дают мне право войти в лудус. Согласно одному, я был восстановлен в гражданских правах господином Бласием после выполнения условий контракта в качестве ауктората. А другой подтверждает, что меня осмотрел медик, которого я ни разу в жизни не встречал, а Кассий, городской магистрат, чьи деньги я несу в качестве подарка, одобрил мое желание снова стать аукторатом. Поддельное разрешение, основанное на ложном освобождении.

Свитки запечатаны, и сломать печати может только сам Друс. Мне остается лишь надеяться, что в документах написано именно то, о чем говорил Кальв, и что фальшивка достаточно убедительна, чтобы мне не перерезали горло прямо на месте. Звучит жестоко, но, возможно, это не самый плохой поворот событий.

Лудус, который отныне станет моим домом, находится на другом конце города, за амфитеатром, в районе борделей и таверн. Тут пахнет хуже, чем на рынке, а звуки драк и траха кажутся громкими и неистовыми даже сейчас, сразу после восхода солнца.

Вскоре шум, производимый пьяницами и развратниками, заглушают привычные ритмичные удары дерева о дерево и лязг металла. Мужчины орут, кряхтят и ругаются.

Щелкание хлыста, лай тренера.

Повседневная жизнь лудуса.

Лудуса, принадлежащего ланисте Друсу.

Боги, молю, присмотрите за мной…

Вооруженные стражи стоят перед воротами лудуса. У обоих смешанная кровь, их темная кожа отмечена клеймами и шрамами. Скорее всего, они полукровки, чьи предки жили во всех уголках Империи: от Галлии до Карфагена. Думаю, они бывшие гладиаторы.

- Чего тебе? – спрашивает один из них с грубым непривычным акцентом.

Я оглядываюсь на одного из своих сопровождающих. Он резко кивает, указывая на полукровок, и я поворачиваюсь к ним снова.

- Я пришел поговорить с Мастером Друсом, – слова, как горячий песок на моем языке, - чтобы наняться в качестве ауктората.

- Аукторат? – взгляд второго стража перемещается на стоящих по бокам от меня мужчин. – А они тогда кто?

- Он задолжал нашему хозяину, - быстро отвечает один из сопровождающих. – Магистрат счел его пригодным для арены.

Он толкает меня в спину, почти накалывая на два копья, торчащих на уровне живота.

Я с трудом сохраняю равновесие и показываю ладони. Стражи колеблются, затем убирают оружие.

- Ну тогда ладно, - говорит один, - пошли со мной.

Он провожает меня внутрь и передает другому потрепанному жизнью иностранцу. Одному из тренеров, если деревянный меч и кожаный хлыст что-то означают.

Тот грубо приказывает стражам вернуться на свое место и ведет меня через тренировочную площадку.

Изнутри лудус ничем не отличается от того, где я провел предыдущие годы. Казармы с обеих сторон покрытой песком тренировочной площадки. Дерущиеся мужчины. Тренеры, некоторые тоже дерутся, некоторые наблюдают, держа в руке хлыст на случай неповиновения.

Все головы поворачиваются в мою сторону. Гладиаторов покупают и продают постоянно, они переезжают из города в город, смотря, куда занесет их ветер аукциона. Неудивительно, что несколько лиц мне знакомы. А некоторые из них даже больше остальных.

Один из тренеров, наблюдающий за парой бойцов - оба новички, судя по их передвижениям - когда-то давно сражался на арене Цирка Максимуса. Я везде узнаю эти шрамы и клейма.

Следующая пара бойцов – смертоносный быстроногий египтянин и римлянин в два раза его больше – дерутся на кулаках. Предыдущий ланиста выручил в этом году за египтянина небольшое состояние. Мы все гадали, кто согласился заплатить такую сумму за одного гладиатора. Теперь я знаю.

Я узнаю лысого парфянина у корыта с водой.

До прошлого лета он принадлежал другому ланисте, и я думал, что он должно быть умер, потому что не видел его на Августалиях* . Значит, его тоже продали Друсу, и когда парфянин замечает меня, он прищуривается и скрещивает огромные ручищи поверх широкого шрама, который я оставил на его груди два лета назад.

Любой из этих мужчин может быть любовником госпожи Лауреи. Клянусь Фуриями, когда я узнаю имя бойца, из-за которого попал сюда, мастеру Кальву уже будет некого наказывать.

Мы покидаем тренировочную площадку и проходим по коридору – слава богам, в нем гораздо прохладнее, чем на улице – следуем мимо казарм и попадаем в широкий пустой двор. На его противоположном конце, в крытом переходе, протянувшемся вдоль нижнего этажа известнякового дома, мы останавливаемся у закрытой двери. Из-за двери слышен спор. На повышенных тонах.

- Ты не можешь говорить всерьез! – раздраженно кричит мужчина.

- Твой хозяин хочет бой насмерть? – холодно отвечает спокойный голос, резко контрастирующий с грубым и скрипучим голосом оппонента. Я полагаю, что это Друс, и клянусь, что слышу в его тоне ухмылку, когда он добавляет. – Тогда пусть заплатит больше.

- Но… но…яйца Юпитера, да ты просто мошенник! Гладиаторы постоянно умирают на арене!

- К сожалению, - я почти вижу, как он равнодушно пожимает плечами. – Кто-то живет, кто-то умирает. Но гарантированный бой до смерти с одним из моих гладиаторов стоит в три раза дороже обычного.

- Три? Это грабеж!

- Если бы я захотел украсть твои деньги, я бы так и сделал, а не тратил время на утомительные переговоры, - Друс кажется довольным, но голос у него по прежнему как у холодной каменной статуи.

- Как ты знаешь, гладиаторы стоят дорого. Даже варваров надо кормить и учить. Если хочешь получить труп в конце боя, тебе придется очень дорого заплатить за живого бойца, которого мне придется купить и долго тренировать, если проиграет мой гладиатор.

- А если победит твой человек?

- Тогда публика получит удовольствие, а боги – свои почести. Цена останется прежней.

Собеседник Друса делает паузу, а затем сердито фыркает.

- Отлично. Я передам твои слова своему хозяину, и если он согласится на твою абсурдную цену, я вернусь обсудить детали договора.

- Буду ждать с нетерпением.

Дверь распахивается. Оттуда выскакивает седой раскрасневшийся мужчина, он что-то бурчит под нос и прижимает к груди табличку.

- Жди здесь.

Мой сопровождающий заходит внутрь. Через минуту он возвращается и зовет меня. Когда дверь закрывается за моей спиной, я остаюсь один.

Нет. Не один. Мой сопровождающий ушел, но я определенно не один.

В комнате темно, только слабые солнечные лучи проникают сквозь единственное закрытое ставнями окно. Свет от масляной лампы, стоящей на столе, позволяет разглядеть лица, которые молча смотрят на меня. В углу сидит писец со стилусом в руках, держа на колене табличку. Возле стены стоят два гиганта; они выглядят так, словно без усилий переломят пополам любого с тренировочной площадки.

Перед вооруженными телохранителями, опираясь на подлокотники массивного, богато украшенного кресла, сжимая тонкими пальцами чашу с вином, сидит Друс.

Я сглатываю.

Так вот он какой, мифический Друс. Многие легенды безбожно приукрашивают действительность, но не те, которые рассказывают об этом человеке. Узкий в плечах, с острым взглядом, и хотя он сидит, мне видно, что он ниже меня, по крайней мере, на голову. Он молод, как и утверждают слухи. Уже не мальчик, но я не думаю, что прошло много лет с тех пор, как он впервые побрил гладкую кожу на острых скулах и подбородке. Никогда не думал, что ланисту можно счесть красивым, но трудно не сравнивать Друса с другими ланистами – седыми мужиками с раздувшимися животами и гнилыми зубами.