– Какое вино тебе нравится? – послышался из гостиной голос Армитиджа.

Марк глубоко вздохнул и постарался не мямлить:

– Я не очень разбираюсь в вине. Так что на ваш вкус.

Да что же это происходит? Что этот человек задумал? Марк взял последние тарелки и решительно вошел в гостиную, как раз когда Армитидж наливал что-то подозрительно похожее на шампанское в два бокала. Не то чтобы Марк часто пил его, зато часто наливал. Он взглянул на красивую бутылку с рисунком цветков анемона, которой всегда восхищался, когда ему приходилось открывать такую для гостей. Это было не просто шампанское, а очень дорогое шампанское.

Армитидж сел за стол, а Марк все еще стоял истуканом и думал о том, что никогда в жизни не чувствовал себя более неловко.

Армитидж поднял на него взгляд.

– Извини, – пробормотал он.

И тут случилось что-то совсем из ряда вон выходящее. Эштон Армитидж, красавчик-мультимиллиардер, вскочил, обошел стол и отодвинул стул для Марка. При этом на лице его не было ни капли издевки или сарказма, а читалась только забота. Марк от неожиданности сел.

Армитидж протянул ему бокал. Ладно, будь что будет. Марк взял бокал, Армитидж поднял свой и легонько стукнул им о край бокала Марка.

– За свободу от страха.

Что ж, хорошо.

– За свободу от страха, – эхом повторил Марк и поднес бокал к губам.

Боже милостивый. Пару раз Марк покупал шампанское по десять долларов в супермаркете около дома. Маме оно нравилось, так что он покупал его на сэкономленные деньги, чтобы ее порадовать. Но этот вкус перевернул его мир. Пузырьки лопались на языке и в горле, растекаясь свежим, сухим, немного фруктовым вкусом.

– Тебе нравится? – улыбнулся Армитидж. Марк кивнул. – Хорошо. – Армитидж показал на тарелку Марка: – Ешь.

Марк боялся даже пробовать. Еда пахла так вкусно, что текли слюнки – и вовсе не в образном смысле. Несколько раз он ел блюда, приготовленные для гостей, – когда их оставалось слишком много. Правда, обычно повара и официанты добирались до них первыми. Так вот, это было… Можно ли про еду сказать «божественно»?

Он подцепил вилкой небольшой кусочек рыбы. Она была такой нежной, что к ней было страшно прикоснуться. Собравшись с духом, он поднес вилку, открыл рот и попробовал. От восторга он даже прикрыл глаза. Да, люди недаром платят целое состояние, чтобы отдохнуть в их отеле. Можно было бы заплатить целое состояние только за эту еду.

Медленно, с наслаждением прожевав, Марк открыл глаза и поймал взгляд Эштона. Выражение его глаз было… странным. Как будто он испытывал удовольствие и боль одновременно.

Но вдруг, как по щелчку, на лице появилась его обычная чересчур очаровательная улыбка.

– Понимаю тебя.

– Да, сэр.

Армитидж склонил голову набок.

– Марк, сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– Мне почти двадцать пять. Не думаю, что это настолько солидный возраст, чтобы называть меня «сэр», не находишь?

– Нет, сэр, – Марк еле сдержал смешок и даже прикрыл рот рукой для верности.

Армитидж звонко рассмеялся.

– И все-таки давай без этого, – сказал он и приступил к еде.

Марк сначала колебался, но потом решил, что раз уж ему выпала такая возможность, нужно ею воспользоваться и хорошенько поесть. Неизвестно, когда такое повторится. И повторится ли. Несколько минут они молча ели. Нельзя сказать, что Марку было комфортно, но еда была настолько вкусной, что это было хорошим оправданием их молчанию.

Армитидж сделал глоток шампанского.

– Где твой дом? Откуда ты родом?

– О, я из Нью-Йорка.

– И как же ты оказался здесь, в глуши, городской мальчик?

Что Марк мог рассказать?

– Я услышал об этой работе от приятеля. Мне нужны деньги, а жить в городе слишком дорого, поэтому я приехал сюда на сезон. Здесь мне не приходится много тратиться. – Он собрал остатки еды с тарелки и аккуратно отодвинул ее. Нет, это просто чудесно.

– Хочешь еще? – улыбнулся Армитидж.

– Нет. Благодарю, но нет. Кстати, там еще десерт. Вы обязательно должны его попробовать.

– Да, я видел. Крем-брюле?

– С кокосом.

– Звучит многообещающе. Еще посидим, а потом будем пить кофе.

– Хорошо. – Марк откинулся на спинку стула и отпил немного шампанского. Казалось, оно пузырится прямо в голове, даря восхитительную легкость. Марк с удивлением понял, что чувствует себя хорошо и расслабленно.

– Итак. На что же ты хочешь накопить денег, раз столько работаешь?

– На колледж.

– И что ты хочешь изучать?

Марк запнулся. Слишком много информации.

– Я пока не уверен.

– Разве? Обычно тот, кто так мотивирован, одержим определенной мечтой.

– Мне просто нравится учиться.

– А твоя семья не может оплатить учебу?

Этот разговор становился похож на прогулку по минному полю. Вот почему он так не любил говорить о себе.

– У меня нет семьи.

– Ох, извини. Но ты ведь итальянец? Из Нью-Йорка? Я думал, у вас там миллион родственников.

Марк уставился на свои руки.

– Родственники, которые у меня были, не слишком-то обрадовались, когда узнали, что я гей, поэтому у меня их больше нет.

Как тебе такое, богатенький мальчик?

Армитидж с сочувствием посмотрел на него.

– Ты ушел из дома?

– Типа того. Это не то, о чем мне нравится говорить. – Марк сделал еще один глоток и решил, что может себе позволить сменить тему: – А у вас какая мечта, мистер…

– Эш.

– Эш, – неуверенно повторил Марк.

Армитидж поставил бокал на стол.

– Думаю, у меня ее нет. Это проблема тех, кто родился в состоятельной семье, – трудно отыскать в себе мотивацию.

– Чушь, – выпалил Марк и в испуге снова зажал рот рукой.

На секунду Эштон выглядел шокированным, а затем так расхохотался, что Марк стал невольно переживать за только что съеденный ужин.

– Слушай, парень, мне все время кажется, что ты слишком застенчивый, но потом я понимаю, что на самом деле ты можешь быть таким искренним. И это просто круто!

– Извините меня, пожалуйста.

Эштон вздохнул и посмотрел прямо ему в глаза.

– Я видел, как ты стараешься выполнять свою работу, за которую, я уверен, получаешь не так много денег и еще меньше – благодарности, но все же ты не останавливаешься и идешь вперед к своей мечте. Тебе не за что извиняться перед таким, как я, который в жизни не заработал ни цента.

Марк покачал головой и открыл рот, чтобы возразить, но Эштон остановил его, подняв руку.

– Единственное, что мешало тебе, – это тот мудак. Знаю, тебе неприятно вспоминать об этом. И… Ты не обязан отвечать, но все же я спрошу. Почему ты поцеловал меня?

Это был слишком прямой вопрос. Не увернуться. Сердце Марка забилось о ребра с силой молота. Может, удастся сказать только половину правды?

– Я был благодарен… и растерялся. Меня никто никогда так не защищал.

– Было вполне достаточно пожать мне руку.

– Как я уже сказал, я просто растерялся.

– Ты поцеловал меня. И это был поцелуй не «большое спасибо, что спас меня», а «как далеко тебе в горло я могу засунуть свой язык?».

Кровь бросилась Марку в голову. Он вскочил, с грохотом отодвинув стул, и отошел. Ладно, пусть будет правда.

– Я же извинился. Что мне нужно еще сказать? Я гей, а ты великолепен. В такой ситуации легко слететь с катушек. Ты обнимал меня, и от тебя так хорошо пахло, а я был напуган, поэтому адреналин взял верх, и… Дальше ты знаешь.

Эштон посмотрел на него поверх сцепленных перед лицом пальцев.

– А ты бы поцеловал меня при других обстоятельствах?

– При каких, например? В палатке для благотворительных поцелуев?

Господи, Синторелла, контролируй свой сарказм, пока тебя не уволили. Марк глубоко вздохнул.

– Нет. Например, если бы мы ужинали вдвоем в номере отеля.

– Конечно нет.

Ему срочно нужно выбираться отсюда.

– Даже если бы ты узнал, что я этого хочу?

Марк замер.

– А ты этого хочешь?

Эштон поднялся, подошел к бару и плеснул себе в бокал шампанского. Потом протянул бутылку Марку, но тот покачал головой.