– Добрый день. Не подскажете ли…

– Если вы к герру Шмидту, то вам на участок 127, вон там направо и сразу налево.

На участке 127 давно уже никакой аккуратный пенсионер не орудовал садовыми ножницами. Когда-то и здесь цвел сад и колосились грядки, но с тех пор прошли годы. Плитка на дорожке заросла мхом, у мусорного ведра стояли винные коробки. Анита открыла дверь, и в ноздри ударил густой табачный перегар, от которого, очевидно, и пожелтели обои в прихожей. На шаткой вешалке висели лососево-розовая с серым куртка и зеленая парка. Под вешалкой стояла пара стоптанных кроссовок на липучках.

Рядом – бежевый кислородный аппарат OxyCare PerfectO2, который с резким хрипением извлекал из окружающей среды кислород и перегонял его в шланг. Анита проследовала вдоль шланга. Он вывел ее через маленький коридор мимо боковой спальни в главную комнату избушки. Следуя этим недлинным путем, Анита уже составила довольно четкое представление о том, что ее ожидает: тощенький старичок на диване, огромная пепельница с окурками, блок дешевых сигарет. Сейчас жара, он, должно быть, в шортах, бледные ноги торчат из штанин. Он увидит Маика и скажет:

– Ах, доктор.

Так оно и было. Он сидел перед телевизором, шло какое-то дневное ток-шоу. Какое именно, Аниту совсем не интересовало. Телевизор работал тихо, значит, у пациента нет проблем со слухом.

Шланг оканчивался кислородной маской на носу герра Шмидта. Губы у него были сложены так, как будто он собирался свистнуть, на самом деле он так выдыхал. Аните хватило одного взгляда на него: этот человек много лет живет задыхаясь. У него в глазах – ужас, паника. Такими глазами смотрят на врача астматики или пациенты, которым внезапно не хватает воздуха. В этих глазах – отчаяние. Этот пациент – профессионал, и румянец у него на щеках – это цвет болезни, а не здоровья.

Маик поставил на пол рюкзак спасателя и первым делом открыл окно, так они поступали всегда в случаях затрудненного дыхания или удушья у пациентов. Потом выключил телевизор. Стало тихо. И в очередной раз в своей жизни Анита видела незнакомого человека, о котором рассказывало не только его тело и его болезни, но и все его жилье, вся его приватная сфера, рассказывала откровенно до интимности, к которой Анита за столько лет уже привыкла и перестала даже ее замечать.

Герр Шмидт резко втянул воздух в легкие, кислородные очки у него на носу подпрыгнули.

– Я врач «Скорой помощи». Анита Корнелиус.

– Ах, фрау доктор.

– Вы герр Шмидт?

– Да.

– Вы нас вызывали?

– Да, извините. Сейчас мне уже лучше.

– Вы дышите с трудом. Давно это у вас?

– Три года.

– А до тех пор дышали нормально?

– У меня хро…

Дальше ему не хватало воздуха.

– У вас хроническая обструктивная болезнь легких? – договорила Анита. – Эмфизема? Легкие курильщика?

Он кивнул, снова сложил губы трубочкой и стал выдыхать маленькими порциями, очень тяжело. Проблема хронического обструктивного заболевания легких: вдыхать уже тяжело, а выдыхать – отдельная проблема, воздух не желает выходить из раздувшегося легкого. Пациент с таким диагнозом каждый раз выдыхает чуть меньше, чем вдохнул, так что в легкие поступает все меньше свежего воздуха. Болезнь постоянного переизбытка воздуха в легких. Анита взглянула на пачку сигарет с надписью «Курение старит вашу кожу».

Пепельница была оловянная, огромная и полная до краев. Если выбросить наконец ее содержимое, на дне окажется, скорее всего, старинная крепость или средневековый центр какого-нибудь Гейдельберга. Журнальный столик, на котором царствовала пепельница, в середине был выложен кафелем и поднимался, если нажать на рычаг сбоку.

Рядом с пепельницей стоял флакон клея для моделирования и половинка Тауэрского моста. Кругом на всех предметах мебели были расставлены склеенные модели: Бранденбургские ворота, Вартбург, Эйфелева башня. Только на приоконном столике не было никакой модели, там лежали пачки с лекарствами и стояли семейные фотографии, каждой лет по двадцать, не меньше.

Датчик показал недостаточное насыщение крови кислородом, но для этой болезни это почти норма. Анита опустилась на колени рядом с больным:

– Герр Шмидт, я осмотрю ваши ноги.

И она стала ощупывать худые ноги больного, и вправду торчащие из коротких штанов. Когда пациент легко одет, осматривать его легче. Ноги были одинаковой толщины, вернее, одинаково тощие. Анита обнаружила две маленькие ранки – начало периферического артериального тромбоза, или эмболии, – в остальном кожа была относительно здоровой. Анита оттянула кожу между пальцами на ноге, образовалась складка, которая долго не разглаживалась. Все ясно: больному не хватает не только кислорода, у него обезвоживание.

Она приложила стетоскоп к груди пациента. Хрипы и шумы, похожие на шум моря. С таким звуком Лукас в детстве надувными нарукавниками скреб о борт резиновой лодки. Выдыхает так долго, что у Аниты у самой перехватило дыхание. И с таким шумом, как будто воздух – тяжкий груз и герр Шмидт принужден тащить его по земле. Совершенно хрестоматийные явные симптомы, как в учебнике. Сюда бы студента, ему бы сказать: «Слышите характерные экспираторные хрипы на выдохе?»

– Сколько сигарет вы выкуриваете за день?

Анита привыкла задавать подобные вопросы и получать честные ответы.

– Только одну.

– Сигарету?

– Пачку.

– После того, как вы нас вызвали, вы курили?

– Ах, фрау доктор…

О вреде курения говорить бессмысленно. Герру Шмидту об этом прекрасно известно.

– Я знаю, мне нельзя курить. Но бросить не могу.

– Наши коллеги часто к вам приезжают?

– Раньше редко. Но за это лето уже дважды. Я каждый раз боюсь, что мне конец. Но проходит. И скоро снова можно жить.

– Вас отвозили в больницу?

– Нет, – встревожился больной, – не надо мне в больницу.

Анита послушала его сердце. Герр Шмидт умолк, пока она слушала, потом снова заговорил:

– Хистерс[7] тоже курил. До ста с лишним лет курил.

Анита не стала спорить. У каждого свой пример для подражания и свои оправдания.

Маик тем временем нашел список лекарств герра Шмидта.

– Вы принимаете тиотропия бромид, правильно?

– Да, фрау доктор. И сегодня уже принял.

Анита подумала, что мало чем может помочь этому пациенту, по крайней мере, как врач. Таблетки он принимает, кислород в кровь поступает удовлетворительно, сердце бьется. Герр Шмидт был в порядке, насколько может быть в порядке пациент с его диагнозом, пациент, который толком не моется, мало пьет и плохо ест.

Анита заглянула в крошечную кухню, примыкавшую к гостиной. На столе стояла открытая банка с равиоли, из банки торчала ложка.

Если бы речь шла о чисто вымытом пациенте в чистой постели, с которым жена регулярно проводит дыхательную гимнастику, Анита оставила бы герра Шмидта дома, все равно коллеги в клинике мало что могут для него сделать. Но с точки зрения социальной помощи – очень даже могут. Для человека, который в целом пребывает в таком жалком состоянии, великой помощью были бы даже два дня в больнице среди заботливого персонала. Ему сделают внутривенные вливания от обезвоживания, залечат раны на ногах, будут регулярно кормить и так же регулярно мыть. Такой уход, конечно, слишком мимолетен, и получить его можно только в отделении интенсивной терапии, но состояние герра Шмидта как раз подходит для отделения интенсивной терапии. Его бы приняли без колебаний. Вот ведь дилемма: ему необходима помощь, но его нельзя назвать тяжелобольным. Анита уже видела перед собой чиновницу из кассы медицинского страхования. Дама отставит в сторону чашу с кофе, не примет счет от клиники к оплате и потребует у лечащего врача обоснования и объяснений, что такого особенного вдруг стряслось с хронически больным герром Шмидтом, что его необходимо было помещать в стационар.

С такими пациентами всегда тяжело, и с годами все тяжелее. Но Анита была бы не Анита, если бы не пошла до конца: она диагностирует обострение и уговорит сделать то же своего бывшего мужа, который на этой неделе как раз дежурит в интенсивной. Самое трудное – уговорить герра Шмидта.