Не меняя брезгливое выражение лица, Рудишкин с невозмутимым видом достал перьевую ручку из внутреннего кармана пиджака и написал что-то на бумажной салфетке.

Фима, увидев круглую сумму, выведенную на тонкой бумаге, присвистнул. Игорь Николаевич добавил:

– Вы, как вас там…

– Ефим Ильич.

– Да, Ефим Ильич, вы член партии?

– А при чем тут партия?

– Только членам партии можно подвинуть очередь. К тому же вы должны понимать, что я – не один в комиссии.

– Хорошо, я понимаю, все будет. Не волнуйтесь.

– Заседание через неделю, готовьтесь.

Фима вытер испарину со лба, расшаркался и удалился к своему столу, тут же выпив залпом рюмку коньяка.

Вскоре банкет превратился в простую пьянку, изысканные нарезки буженины и ветчины перекочевали в сумки официантов, а Егор Владимирович бухнулся своей избранной физиономией в недоеденный салат оливье. Бородин был готов к такому повороту событий:

– Фима, проконтролируй, чтобы Дунаенко здесь не остался. Ты же знаешь, что делать, если что? Да, и раздай продуктовые наборы страждущим!

– Да, Марк Наумыч, будет сделано, не волнуйся!

Конечно, сложно оправдать хищение сотен тысяч советских рублей какими-то банкетами и взятками, в результате которых правоохранительные органы закрывали глаза на многочисленные анонимки, подробнейшим образом расписывавшие правонарушения работников райпотребсоюза. Всякий раз, когда ОБХСС инициировал по анонимному сигналу проверку, работа заканчивалась очередной попойкой, и лучший в СССР райпотребсоюз мог процветать и дальше многие годы.

С вечера Фима Рыжиков завел будильник на шесть утра. И, как только прозвенел противный дребезжащий звонок, встал удивительно легко, в отличном расположении духа, несмотря на вчерашнее пиршество в придорожном ресторане. Тихонько, чтобы не разбудить Аннушку, пробрался на кухню, нашел в холодильнике бутылку кефира и, слегка надавив на зеленую крышечку из фольги, жадно отпил живительную утоляющую жажду жидкость.

– Хорошо! – подумалось Фиме, не столько от выпитого кефира, сколько от бодрящей мысли о вчерашнем разговоре с исполкомовским служакой по поводу внеочередной покупки автомобиля. – Выложить придется кругленькую сумму, зато у Аннушки будет машина.

Внизу у подъезда Фиму уже поджидал водитель – необходимо срочно до начала рабочего дня вызволить из гаража райпотребкооперации тело прокурора Дунаенко, который по обыкновению на банкетах выпивал столько, что был не в состоянии доехать до дома без посторонней помощи.

По пустынному утреннему городу они домчались быстро. И все же за воротами проходной не были первыми – на стоянке перед бойней уже стоял припаркованный «Москвич»!

– Толян, кого еще нелегкая принесла спозаранку? – недоумевал Фима.

– Милицейская машина, Ефим Ильич.

– И что им надобно так рано?

– Понятно что, – протянул водитель. – Они цели своего визита никогда не скрывают…

В этот момент массивные металлические двери бойни с грохотом открылись, в проеме показалась сначала одна голова, и вскоре двое мужчин в милицейской форме вынесли свиную тушу. Еле-еле они дотащили свинину до «Москвича», сделали несколько подходов к багажнику, примеряясь, какими частями лучше уложить тушу. В конце концов, измазавшись, люди в форме справились с непростой задачей и захлопнули багажник автомобиля.

– Никого не боятся, ничего не стесняются… – прокомментировал водитель картину.

– Да! Получать халявные продукты у людей в погонах уже вошло в привычку…

– Ефим Ильич, а прокормить-то их совсем несложно. У них зарплата – 80 рублей в месяц, а у заведующей колбасным цехом – 400 в день…

Тем временем в гараже на видавшем виды топчане сладким сном спал Егор Владимирович Дунаенко. И жалко было будить это беззаботное лицо в помятой форменной рубашке, но надо. Неровен час, придут люди на работу да увидят прокурора в непотребном виде.

– Егор Владимирович! Просыпаемся!

В ответ Дунаенко только громогласно всхрапнул.

– Егор Владимирович, – нашелся Фима, – коньяк будете?

Слово «коньяк» прозвучало как магический пароль, и прокурор открыл опухшие глаза со словами:

– Шашки к бою! Буду, конечно!

Фима налил коньяк в припасенный для такого случая граненый 70-граммовый стаканчик. Через несколько минут после принятия чудодейственного лекарства похмельный синдром отступил, и больной, наконец, проснулся.

– Где я, черт побери? – вытаращил глаза Дунаенко.

– У нас в гараже, Егор Владимирович! На своем любимом топчане!

– Ни черта не помню! Ты меня отвозил?

– Да кто ж еще, конечно, я!

– Так, ты меня домой отвези, да и собери мне что-нибудь с собой. Соображаешь?

– Ну конечно, как всегда?

– Как всегда, милый, как всегда, да побыстрей! А еще дай мне рублей сто!

– Как скажете, Егор Владимирович!

Фима сделал все, как просил прокурор: с ветерком отвез с водителем домой, не забыв про сумку продуктов, отборный коньячок и сто рублей. И к девяти часам утра, как штык, прибыл на плановое совещание к Марку Наумовичу.

– Хорошо, что пришел, проходи, садись – приветствовал Фиму председатель собрания. – Все нормально? Успел?

Фима, кивнув, осмотрелся на собравшихся за круглым столом узким кругом и понял важность и конфиденциальность обсуждаемых вопросов.

– Доставил в лучшем виде, Марк Наумыч, не переживайте! – переглянулся Фима с сидящими рядом коллегами Фимой Шлесинбергом и Иосифом Бельковичем.

– В прошлом году, когда закупали вагон фундука у азербайджанцев, сколько всего было тонн? – продолжил совещание Бородин.

– Пять тонн, я точно помню, – вступил в беседу заведующий овощным складом Борис Гринберг.

– А сколько получили от реализации излишков, Вильма?

– Больше пяти тысяч рублей, Марк Наумыч. – преданно добавила бухгалтер Вильма Акулина, памятуя, как намедни Бородин помог ей справиться с растратой.

– Значит, так. Глузин, Шлесинберг, Гринберг и Белькович! Вы должны повторить ситуацию. Только на этот раз надо выручить восемь тысяч. Вильма, проследишь!

– А оформлять как в прошлый раз? – заикнулась Акулина.

– А как в прошлый раз оформляли?

– По документам вагон проходил как картошка.

– Ну и отлично. Картошка, так картошка. Да, и сразу, Фима, Борис, предупредите завмагов, чтобы побыстрей успели реализовать товар. За сколько дней обернетесь?

– Дней за пять сделаем, – откликнулся Глузин.

– Слушайте, надо несколько вагонов взять под картошку. А там виноград, хурма – все, что поспеет к этому времени в солнечном Азербайджане! И вот еще что! Фима, ты у нас по Молдавии работаешь, выясни, когда можно яблоки забирать, сколько тонн. Почем берем?

– По 3–5 копеек за кило, в зависимости от сорта.

– Это хорошо. Я на неделе в Мурманск съезжу – договорюсь о поставках яблок по 25 копеек. Надо выходить из положения во времена дефицита. И пусть на севере нашей необъятной родины люди молдавские яблочки попробуют, в кои-то веки. Тем более, что транспортные расходы мизерные. Иосиф Моисеевич, что у нас по неучтенной колбасе?

– Все нормально, Марк Наумыч. Дыры залатаем.

– Вильма, ты договорись через своих людей в сберкассе, чтобы впредь выдавали деньги в 100-рублевых купюрах. Нельзя скапливать очередь…

– Хорошо, обязательно.

– Ну все, пожалуй, идите работать!

Оперуполномоченный ОБХСС Вячеслав Горунов изучал за рабочим столом многочисленные анонимки, переданные жаждущей мести Верой Андреевной, из которых узнал, как однажды у одного работника Оршицкой райпотребкооперации в магазине из кошелька выпало десять сторублевых купюр, а еще как ту же картину некий пассажир углядел в автобусе. Все было написано, словно под копирку, и фактов, подтверждающих что-либо конкретное, как не было, так и нет. Любой акт о проведенной ревизии приложи – и все обвинения растают, как дым.