— Полностью согласен! А ведь если так подумать, то всем этим мы обязаны именно тебе!
Су И пристально вгляделся в его лицо и пришел к выводу, что император совершенно счастлив. Немного поколебавшись, он осторожно, с робкой улыбкой начал:
— Ваньянь, видишь, как всё благополучно разрешилось? Давай забудем прошлое, не станем ворошить это дело и разбираться, кто в чем виноват…
Но император не дал ему закончить. Его глаза яростно полыхнули холодным огнем.
— У Нас есть свои соображения на этот счет, — отрезал он. Затем с беспокойством взглянул на супруга, опасаясь, что тому снова сделается нехорошо. Взяв со стола пиалу с целебным отваром, он добавил: — Су Су, завтра праздник фонарей, а Мы постановили: до этого дня отдыхать, никаких разговоров о государственных делах. Ну вот зачем ты опять взял и испортил такое прекрасное настроение? Давай-ка лучше поскорей выпей свой отвар, не упрямься!
Су И нахмурил брови и долго смотрел на пиалу. Потом перевел умоляющий взгляд на императора:
— Я ведь уже почти поправился. Может… может мне не обязательно больше пить эту гадость? Она ужасно горькая.
Но на лице Ваньянь Сюя явственно читалось, что ничего тут не поделаешь: распоряжения лекаря не может отменить даже император. Зелье действительно было невероятно горьким и терпким на вкус. Су И невольно подался вперед, потянул супруга за полу накидки и попросил:
— Пожалуйста, Ваньянь! Отвар такой горький, можно мне один раз пропустить прием? Всего один раз!
Сам он того не осознавал, но его манера напоминала очаровательное кокетство. Ваньянь Сюй смотрел на умоляющее лицо и румяные от смущения щеки супруга и думал о том, что никогда прежде не видел, как Су Су позволяет себе проявлять слабость. Всё волнующее разнообразие любовных переживаний всколыхнулось в сердце императора, а душа вмиг воспарила в неведомые выси. Казалось, пролетела вечность, прежде чем он пришел в себя и заключил своего возлюбленного Су Су в объятия. Усадив супруга на колени, он торжественно заявил:
— Раз уж Су Су сетует, что лекарство очень горькое, тогда Мы составим ему компанию и выпьем отвар вместе. Прежде, когда ты жестоко страдал, когда принимал наказание, я не мог разделить твою боль с тобой. Но отныне мы — настоящая семья, и если судьба преподнесет тебе горькую чашу, мы выпьем ее на двоих.
С этими словами Ваньянь Сюй взял пиалу с отваром и сделал большой глоток.
Потрясенный Су И застыл с разинутым ртом. Он никак не мог поверить в то, что видел собственными глазами, и поспешил возмутиться:
— Что ты делаешь? Глупо принимать лекарство, если ты не… м-м-м…
Дальнейшие его слова Ваньянь Сюй заглушил поцелуем, и Су И почувствовал во рту знакомую терпкую горечь. Император не стал глотать отвар, а напоил им своего возлюбленного.
— Кхе-кхе-кхе!.. — Зелье было таким горьким, что Су И закашлялся. Метнув в Ваньянь Сюя свирепый взгляд, он мрачно буркнул: — Лучше бы я сам.
Откашлявшись, он взял пиалу и, зажав пальцами нос, проглотил остатки залпом. Глядя, как он в сердцах прикончил всё до капли, Ваньянь Сюй не удержался от смеха: такого Су И он находил неотразимо очаровательным.
— Неужели так горько? — усомнился император. — М-м… — Наклонившись, он губами снял капельки отвара с губ возлюбленного супруга.
Мало-помалу его ласки становились всё настойчивей и, наконец, превратились в жаркий, глубокий поцелуй.
Среди цветущих слив застыла тишина. Дворцовые служанки и евнухи проявили такт и потихоньку исчезли. В этом благоуханном райском саду, затерянном между Небом и землей, двое счастливых влюбленных остались наедине вкушать сладостные мгновения близости.
И тут, в самый разгар идиллии, раздался вопль:
— Отец-император! Матушка-императрица!
В беседку ворвался взволнованный наследник и увидел, как двое людей, которых он называл отцом и матушкой, резко отпрянули друг от друга. Наспех оправив одежду, они чинно уселись рядом.
— Матушка-императрица… — В глазах маленького Шу плясали лукавые огоньки.
— М-да? — Су И как мог старался сохранять самообладание, но дрогнувший голос невольно выдал его замешательство.
— Хи-хи, у тебя вся одежда нараспашку, — добродушно сообщил озорник.
Су И так смутился, что опустил голову едва ли не под стол. Но бесстыжий мальчишка не собирался выпускать жертву из своих острых когтей:
— Даже я понимаю, что в такой холодный день не годится делать упражнения, для которых нужно раздеваться. К тому же матушка-императрица еще не оправилась от болезни, а тут беседка, сквозняки…
Разъяренный супруг незаметно ткнул императора кулаком в спину — так чувствительно, что лицо Ваньянь Сюя на миг перекосилось от боли. На сей раз Су И рассердился не на шутку, он ведь всеми силами старался охладить любовный пыл императора, а в итоге сам попал под огонь насмешек. Убей он супруга на месте, это бы сошло за милосердие. Ваньянь Сюй окончательно потерял терпение и, не зная, как усмирить шаловливого бесенка, вскочил на ноги и взревел:
— Ся-эр, Ся-эр, где ты там? Скорее забери этого негодника поиграть!
— Вовсе ни к чему так кричать. Он у себя в доме. Сломанная лапка кролика срослась, дядя осматривает ее и очень занят. — И Ваньянь Шу с вызовом посмотрел на отца-императора.
Тот в недоумении уставился на сына:
— И какое отношение это имеет к тому, что ты явился сюда развлекаться?.. Постой! Что ты сказал?!
Ваньянь Шу вздохнул про себя — мол, какой же отец-император тугодум, — но тут же едва не подпрыгнул на месте от оглушительного вопля. Ваньянь Сюй вскочил на ноги, в волнении взмахнул руками, и со стола с грохотом посыпались блюдца.
85.
Су И вздрогнул и поднял на императора изумленный взгляд:
— Ваньянь, что на тебя нашло?
Не успел он договорить, как Ваньянь Сюй подхватил его на руки и покрыл поцелуями всё лицо. Глаза императора искрились восторгом.
— Су Су, ты слышал? — громко воскликнул он. — Сломанная лапка кролика срослась! Сломанная лапка срослась!
— Да, я всё прекрасно слышал.
Су И удивился: Ваньянь Сюй всегда любил охоту, почему же вдруг какой-то кролик, такой маленький зверек, вызвал у него столько восторженного сочувствия? Неожиданно Су И осенило, и, не сводя глаз с императора, он потрясенно выдохнул:
— Ты… ты хочешь сказать… сломанная лапка кролика…
Он привык оставаться спокойным в любых обстоятельствах, принимать равнодушно хвалу и клевету, но в этот миг бурная волна радости поднялась в его груди, грозя захлестнуть с головой. Если бы Ваньянь Сюй не держал его в объятиях, вряд ли Су И смог бы устоять на собственных ногах.
— Да, Су Су! — радостно подтвердил император, и при ярком солнечном свете Су И заметил, что глаза супруга затуманились пеленой слез. Этот человек, который стоял превыше всех людей Поднебесной, мучительно задыхался от волнения: — Су Су, твоя нога… твоя нога… наконец-то… кхе-кхе, в такой счастливый момент почему бы… почему бы нам… Эх! Почему бы нам не пойти и не взглянуть собственными глазами?
Император с трудом выговорил несколько простых фраз, но для Су И они были наполнены глубоким смыслом.
Вот уже больше десяти дней Ваньянь Сюй преданно и заботливо ухаживал за своим Су Су, даже не стыдился быть на побегушках, не упуская ни одной мелочи: кормил, обтирал тело влажной тряпицей, поил лекарством, не позволяя никому другому прикасаться к возлюбленному супругу. По ночам он лежал в постели и наблюдал за спящим Су И. Тот уже и счет потерял, сколько раз, просыпаясь, видел рядом пару внимательных глаз, а в них — всю глубину скорби и раскаяния. С какой нежностью и состраданием смотрели эти глаза на его сломанную, искалеченную ногу! И всякий раз Су И тихонько прикрывал веки, притворяясь спящим: он понимал, что Ваньянь Сюй не хотел бы предстать перед ним столь беспомощным и жалким. Он понимал, что эта боль будет вечно терзать сердце императора. Каждый день, пока они остаются рядом, чувство вины будет стоять между ними, незаживающая рана будет капля за каплей сочиться кровью. Су И вовсе не хотел, чтобы совесть вечно грызла Ваньянь Сюя, но знал, что ничего не может тут поделать. Стоит бросить взгляд на эту несчастную ногу, и бессильными станут любые слова.
