38.
Странное томление, волна за волной, растекалось от чувствительного местечка между ягодиц по всему телу. Су И намертво вцепился в расшитое покрывало — так, что костяшки пальцев побелели. Как же… Как это возможно?.. Почему достаточно потереть и погладить там, чтобы каждую клеточку начал пожирать неугасимый огонь, чтобы даже сердце сладко замирало при одном движении ловкого пальца?
«Неужели… неужели я от рождения наделен таким развратным телом? — думал Су И. — Стоит другому мужчине… и оно… оно отвечает, а я ничего не могу поделать!»
От этой мысли он пришел в такой ужас, что утратил способность здраво рассуждать и, убитый горем, впал в оцепенение. Он ненавидел и презирал собственное тело, клял себя за то, что не сумел использовать единственный шанс навсегда избавиться от страданий. Если бы в тот день он действовал быстрее — хоть немного, хоть на пару мгновений, — он бы разделил судьбу Великой Ци и покинул этот мир, ничем не запятнав свою честь. Тогда бы ему не пришлось испытать всю горечь унижения на брачном ложе.
Внезапно в голову пришла мысль о том, что император молод, здоров и крепок телом, в его распоряжении огромный гарем с тысячами наложниц. Конечно, Ваньянь Сюй еще в юности овладел искусством любовных игр, давно проторил дорогу в сад наслаждений, что и демонстрировал теперь молодому супругу. Су И в сравнении с ним — всё равно что зеленый юнец в сравнении с признанным мастером боевых искусств. В этом состязании он заведомо обречен на поражение и может лишь сдаться на милость победителя. Все мышцы его словно судорогой свело, а белоснежные зубы искусали губы в кровь.
Подняв взгляд, Ваньянь Сюй озадаченно протянул:
— Надо же — пытаюсь помочь тебе расслабиться, а ты, напротив, весь сжался в комок… Как это понимать? Похоже, выхода нет — без особого средства не обойтись.
С этими словами он встал и направился к шкафчику у изголовья кровати. Открыв один из выдвижных ящиков, император достал шкатулку с двумя отделениями, выточенную из полупрозрачного зеленого нефрита. Он набрал на кончик пальца немного ослепительно белой мази и вернулся к супругу, чтобы увлажнить и расслабить заветный вход.
Су И между тем уговаривал себя не придавать его манипуляциям особого значения. В конце концов, это всего лишь тело — плоть и кровь. Но едва скользкий от мази палец дотронулся до срамного места, которое неприлично называть иначе как розовой хризантемой, Су И невольно сжался, стараясь защитить ее стыдливую сердцевинку. Это не помогло: мизинец Ваньянь Сюя осторожно, но настойчиво внедрился внутрь, описывая медленные круги. После того, как с трудом удалось немного расширить узкий проход, туда проскользнул средний палец, смазывая внутренние стенки снадобьем из драгоценной шкатулки. Взглянув на супруга, император увидел, что его лоб покрылся потом, лицо побагровело от боли и стыда, а истерзанные губы сочатся кровью. Однако упрямый Су И не издал ни звука.
Ваньянь Сюй с нежным сочувствием провел пальцами по этим тонким губам и тихо сказал:
— Су Су, не надо так! Любовные игры столь же естественны, как небесные законы и земные стихии. Чего тут стыдиться? Если твой разум и сердце противятся, можешь возложить всю вину на меня — ведь это я тебя заставил, в конце-то концов. Мазь, которую я применил, увлажнит твой вход, чтобы ты мог впустить меня. Она же слегка возбуждает желание. Иначе ты так и будешь пытаться держать всё под контролем, а это только навредит и телу твоему, и духу.
Он говорил, а Су И чувствовал, как внутри возникает и усиливается странный жгучий зуд, и вскоре его чресла охватило неуемное пламя.
Император наблюдал, как лицо супруга наливается сочным багрянцем, а та часть тела, которую застенчиво именуют нефритовым стержнем*, приподнимается, мало-помалу наполняясь желанием и силой. Воспользовавшись моментом, Ваньянь Сюй накрыл ладонью небольшой аккуратный ствол. Су И не сумел сдержаться, и с губ его сорвался страстный протяжный стон. Император возликовал и принялся рьяно ласкать рукой дарующий наслаждение драгоценный стебель. Однако, против ожидания, упрямый супруг не проронил больше ни звука, только снова зажмурил глаза. Казалось, всё тело Су И покрыто тонким слоем мерцающей розовой пудры. Он распалился так сильно, что в глазах заблестели слезы — и при этом ни в какую не желал хоть немного расслабиться.
Ваньянь Сюй накрыл губы супруга своими. Два ряда жемчужных зубов расступились, впуская язык. Когда тот всласть нарезвился, исследуя самые потаенные уголки рта, губы императора не спеша направились вниз, к изящным ключицам, по гладкой груди спустились к твердым и темным, как спелые вишни, соскам и, наконец, добрались до чувствительного пупка, где зубы оставили крошечные метки страсти.
— Ах… ах… ах… ах… — послышались короткие стоны, и Ваньянь Сюй ощутил, как тело возлюбленного забилось в его руках. Особенно энергично задергался член, заливая пальцы императора липким и горячим.
Ваньянь Сюю не понадобилось опускать взгляд, чтобы понять, что произошло. Он поднял испачканную руку и с довольной ухмылкой предъявил супругу:
— Су Су, тебе когда-нибудь приходилось видеть собственный нектар? Сразу ясно: ты такой неопытный, всего пара движений — и готово! Думаю, ты даже не умеешь помочь себе своей же рукой.
Су И уже давно хотелось провалиться сквозь землю, а услышав эти слова, он почувствовал такой жгучий стыд и отвращение к самому себе, что сердце чуть не разорвалось от отчаяния. Он в который раз зажмурился изо всех сил, пытаясь избавиться от мучительных переживаний — так страус, завидев опасность, прячет голову в песок. Правда, в глазах влюбленного императора это лишь добавило Су И очарования. Но сам Ваньянь Сюй, который так долго ласкал стройное тело и бархатную кожу супруга, больше не мог держать в узде собственную страсть. Не будь его возлюбленный девственником, мощный член императора давно бы силой ворвался внутрь, не считаясь с помехами и препятствиями. Прожив на свете почти три десятка лет, Ваньянь Сюй ни к кому еще не проявлял такой заботы и участия. В этот момент его искренне волновало благополучие Су Су. Император не только примирился с тем, что до сих пор не смог утолить собственную жажду, но и пребывал на верху блаженства. Только тогда и начинаешь понимать, что такое любовь, когда она полностью сведет тебя с ума.
Раздвинув ноги супруга, Ваньянь Сюй обнаружил, что бутон розовой хризантемы еще не распустился, а лишь слегка приоткрыл лепестки. Под действием возбуждающего зелья нежная сердцевинка соблазнительно трепетала.
Понимая, что в первый раз девственнику не избежать мучительной боли, император использовал достаточно легкое снадобье, чтобы немного усилить страстное влечение и смягчить боль. Средство это не могло ни причинить телесного вреда, ни заставить человека забыть от вожделения самого себя и превратиться в похотливого безумца. Однако Су И по-прежнему чувствовал нестерпимое жжение. Средоточие этого жара находилось в том самом узком туннеле, куда так стремился Ваньянь Сюй. Оттуда словно горячая лава растекалась по всему телу. Казалось, там, внутри, непрестанно снуют полчища муравьев; время от времени накатывала приятная истома, но изнуряющий зуд тут же возвращался с новой силой, и желание потрогать и почесать зудящее место становилось невыносимым. Как только оно достигло пика, Су И почувствовал, что внутрь проталкивается твердый гладкий предмет и адское жжение тут же начинает стихать.
39.
Больше всего Ваньянь Сюй опасался причинить лежащему под ним мужчине боль. Он нежно поцеловал Су И в лоб, потом в кончик носа, затем в алые губы — и принялся покрывать поцелуями бархатистую шею, округлые плечи, изящные ключицы и, наконец, темные вишенки сосков. Искреннее и глубокое чувство неразрывными узами привязало императора к его бывшему пленнику. Эти медленные изысканные ласки, эти упоительные поцелуи дарили Су И ни с чем не сравнимое умиротворение, погружали в сладкую негу. Полностью отдаться наслаждению мешало лишь назойливое жжение внизу. У самого входа оно немного поутихло — облегчение принес тот самый «нефритовый жезл», — зато в глубине теперь полыхало с удвоенной силой. Мучительно хотелось заполнить внутреннюю пустоту, жестким трением потушить бушующее пламя… Но как можно было высказать такую бесстыдную просьбу вслух?
