— Генерал Су так долго и настойчиво умолял ему помочь. Мне невыносимо видеть, как он страдает, я прониклась сочувствием к судьбе несчастного пленника и решила избавить его от дальнейших мук. И тут, как назло, появилась ты!
Протяжно выдохнув, Цзы Лю строго ее отчитала:
— Ты что, совсем не думаешь, что творишь? Не хватало еще, чтобы Его Величество обо всем узнал! Ты же всегда была умной и рассудительной, какая блажь на тебя сегодня нашла? — Затем она обратилась к Су И: — Ваша покорная служанка понимает чувства генерала Су. Вы можете сказать: чтó жизнь и смерть — всего лишь слова! Но ни то, ни другое не заслуживает легкомысленного отношения. Даже если вы преуспеете и обретете свободу от невыносимого существования, беды неминуемо обрушатся на тех, кого вы вольно или невольно вовлекли в свои планы. Неужели генерал готов с этим смириться? Между Небом и землей истинным мужеством и силой духа обладает не тот, кто ищет смерти, а тот, кто наперекор самой смерти тянется к жизни. Пока вы живы, теплится надежда, что однажды вы сможете возродить из пепла долины и горы вашей страны. Лишь так достойно мыслить настоящему мужчине. — Закончив свою речь, Цзы Лю потянула Цзы Янь за руку: — Давай, пошли! Процессия во главе с Его Величеством уже отправляется встречать генерала Юя. Мы опоздаем, если не поторопимся.
Как только девушки покинули императорские покои, Су И рухнул на постель и разочарованно вздохнул. Бросив взгляд в окно, он увидел, что солнце давно село, и тихий внутренний дворик теперь заливал лунный свет. Пленник подумал, что Ваньянь Сюй, должно быть, высоко ценит генерала Юй Цана, раз готов сорваться ему навстречу в любое время дня и ночи. От Юй Цана цепочка мыслей снова потянулась к поражению Великой Ци и к его собственным запутанным обстоятельствам, в которых Су И, словно странник в глухом лесу, не мог отыскать ни дорогу жизни, ни врата, ведущие в смерть. Душевная боль стала невыносимой: казалось, еще живое сердце пленника вырвали из груди и бросили в чан с кипящим маслом.
Затем Су И вспомнил слова Цзы Лю. Он понимал: девушка говорила первое, что придет на ум — лишь бы убедить его не искать больше смерти. Но ее речи неожиданно заронили в душу пленника искру надежды, которая разожгла потухшее было пламя мужества.
Разрываясь от противоречивых чувств, Су И долго метался и крутился на постели, пока его не сморила зыбкая дремота. Проснулся он в четвертом часу утра.
Зал для приемов, расположенный перед покоями императора, сиял разноцветными огнями. Судя по всему, Юй Цан вместе с Ваньянь Сюем уже прибыли в столицу, и теперь в честь триумфа генерала во дворце давали затянувшийся далеко за полночь пир. Су И мрачно представил, как враг, растоптавший его страну, получает бесчисленные поздравления с победой. Под его железной пятой пали сотни тысяч воинов. Это невозможно простить, за это можно только ненавидеть. Цзы Лю права: Су И был и остается генералом Великой Ци и не должен из чистой прихоти выбирать мученический венец. Так поступают трусы. Если он действительно хочет отдать последний долг родной стране, следует собрать в кулак все свои силы, всю свою волю — и направить их на то, чтобы возродить Великую Ци. При этой мысли в душе пленника поднялась целая буря чувств. Отыскав лист бумаги и кисть для письма, он склонился над столом — и полетели стремительные строки. Закончив и перечитав написанное, Су И увидел, что получилось небольшое стихотворение:
Глухая безотрадная пора.
Рассвет холодный брезжит над полями.
Я просыпаюсь. Три часа утра.
Душа скорбит. На сердце давит камень.
Мне снились степи родины моей,
И вольный стук копыт, и жаркий ветер.
А стая улетающих гусей
Спешит на юг, где щедро солнце светит.
Мне сломанные крылья не раскрыть,
К родному дому не найти дорогу.
Но гордый дух неволей не смирить,
Надежда возродится понемногу.
В мечтах промчалась юности весна,
Мерцают серебром мои седины.
Льет тихий свет печальная луна
На павшего величия руины.
Лишь старый друг поймет мою тоску.
Гляжу в его глаза и замечаю,
Что дух, подобный острому клинку,
Давно покрылся ржавчиной отчаянья.
Взойдет ли солнце над моей страной?
Ее леса, долины, горы, реки
Исчезнут за туманной пеленой —
Иль в памяти останутся навеки?
Отбросив кисть в сторону, он горько усмехнулся и прошептал:
— Ваньянь Сюй, если с тобой помощь и покровительство Небес, значит, мне не суждено бежать и осуществить возмездие. Но если нет — ты заплатишь сполна и за мой плен, и за гибель моей страны.
Выглянув в окно, Су И увидел, что восток зарумянился первыми лучами солнца. Он поспешил открыть дверь и выйти из покоев, но несколько императорских телохранителей тут же бросились вперед и заступили дорогу. Они настороженно следили за каждым движением пленника.
— Генерал проснулся рано, не следует ли послать за служанками? — Вопрос прозвучал учтиво, но голос старшего стражника напряженно звенел — он явно опасался, что, если генералу Су удастся бежать, ему самому придется ответить перед императором головой.
— Я хотел бы немного прогуляться, — с улыбкой ответил Су И. — Скоро вернусь, утренний туалет подождет.
Пленник неторопливо прохаживался по внутреннему дворику, где еще висела тонкая пелена предрассветного тумана. Старший стражник и несколько его подчиненных медленно брели по пятам. Яркое утро разгоралось на глазах, озаряя чистую небесную лазурь. День обещал порадовать ясной погодой.
— Генерал Су! Генерал Су! — раздался звонкий и нежный голосок Цзы Нун.
Су И обернулся и увидел, как девушка вышла из императорских покоев.
— Куда это вы направляетесь? — с улыбкой спросила она. — Сейчас придет Его Императорское Величество. Он просил передать свои извинения за то, что был так холоден и оставил вас одного на целую ночь. — Чтобы спрятать игривую усмешку, она кокетливо прикрылась рукавом.
Не успело лицо пленника перекоситься от гнева, как послышался голос Ваньянь Сюя, и Су И почувствовал, что отрывается от земли. Его подхватили сильные руки, а губы императора нежно прильнули к мочке уха.
— Не удалось как следует выспаться? — с улыбкой спросил Ваньянь Сюй. — Опять забиваешь себе голову всякими мыслями? Хотя чему тут удивляться, с твоим-то характером! Эх… Но зато Мы принесли тебе добрые вести. Ты всё еще тоскуешь по своей Великой Ци, верно? А что, если Мы соизволим исполнить твое желание? Какая Нас ждет за это награда?
Су И не мог поверить собственным ушам. «Неужели Ваньянь Сюй меня отпустит?» — с замиранием сердца подумал он.
Они вернулись в императорские покои. Окинув взглядом комнату, Су И мельком заметил, что написанное им стихотворение исчезло, не оставив ни тени, ни следа. В душе пленника шевельнулась смутная тревога, но в тот момент его гораздо сильнее беспокоил Ваньянь Сюй. Су И торопливо высвободился из объятий императора и в глубоком волнении спросил:
— Ты… что ты такое говоришь? Ты… подаришь мне свободу? Позволишь вернуться домой, в Великую Ци?
========== 20-21 ==========
20.
Теперь настал черед Ваньянь Сюя удивляться. Он озадаченно помолчал, затем громко фыркнул:
— Ты, верно, не в своем уме? Как это — отпустить тебя? Су Су, похоже, ты всё еще не отказался от своих пагубных намерений. Придется усилить твою охрану.
Его покровительственное «Су Су» довело пленника до белого каления. Император и прежде использовал это прозвище, которое уместно давать лишь детям да домашним питомцам, но тогда у Су И хватало других неотложных проблем, чтобы цепляться к каждому слову. Теперь же это «Су Су» как-то особенно неприятно резало слух, тем более что Ваньянь Сюй отнюдь не годился Су И в отцы, но при этом почему-то считал себя вправе обращаться к пленнику в подобной снисходительной манере. Чувствуя, как кровь горячей волной прихлынула к его щекам, генерал без обиняков высказал всё, что накипело:
— Если ты не намерен дать мне свободу, к чему бросаться громкими фразами? И не смей больше так меня называть. Тьфу! Меня воротит, когда я такое слышу.
