Кирюша не словил подспудного смысла вопроса и промямлил в ответ что-то про Джорджа Вашингтона. Наташа усмехнулась:

– Кирюш, я планирую ссудить тебе за твое доброе сердце тысячу долларов. Ты точно уверен, что хочешь получить их бумажками по одному доллару? Мне было бы все же удобнее давать тебе их «грантами» по 50 и «франклинами» по сто, чем «вашингтонами».

Судя по мгновенно округлившимся глазам собеседника, с деньгами у него на текущий момент было не очень, иначе бы на плевую сумму в тысячу зеленых он так отчетливо не среагировал. Вообще, Наташа планировала раскошелиться тысячи на три, но благоразумно решила начать с минимума – мало дать приятнее, а много дать она всегда успеет.

Чутье ее не подвело: тысячу Кирюша воспринял с радостью и благодарностью, и более не интересовался вопросами морали, нравственности и законности.

Теперь надо как-то заболтать тему, вспомнила Наташа советы бизнес-тренера. Чтобы у собеседника не осталось ощущения, что то, за что он берется – что то очень уж особенное и важное для Наташи.

– Ты, Кирюш, в Школу то пойдешь 1 сентября, на нашу традиционную встречу?

– Да не знаю я еще, – сразу сник от новой темы Кирилл. – Не думал еще. Может, я занят в это время буду.

Ну, да, ну, правильно, согласно кивнула про себя Наташа. Если бы я была хакером-неудачником на фрилансе, я бы тоже десять раз подумала идти ли мне на встречу выпускников в их особенную Школу и в их супер-удачный, даже для их Школы, класс, где почти все многого добились в жизни. Занят он будет, ага, как же. Не иначе как позовут «сетку» Центробанка взламывать. Понасмотрятся пацаны всяких «Искусственных интеллектов» и «Из машины», забьют себе мозг чужими хакерскими приключениями и кажется им, что вот он пример «делать жизнь с кого». А заканчивается все как у Кирюши, радостным согласием на мелкую пакость за штуку баксов. Ладно, будем благодарны парню, осадила свои язвительные размышления Наташа, его жизнь – его персональное дело и ее не касается. И не согласись он на эту самую «мелкую пакость» – хуже было бы, в первую очередь, ей, а не ему.

Из школы в Школу она попала довольно быстро. Видимо, дошли мамины молитвы до господа, Наташа-то в бога не верила. В определенный момент жизни Господь всем подставляет плечо или ступенечку, остается лишь правильно воспользоваться помощью.

Когда в их обычной бабаевской школе начался учебной год, Наташа оказалась сразу в тройке лучших учеников. Ей-то казалось, что куда их маленькой дубоссарской школе против московской, ну, ладно, подмосковной – как мышь против слона. А оказалось, что учили ее дома хорошо и крепко-накрепко. Но она ведь и у себя в Дубоссарах в отличницах ходила, а программа то по всему не так давно развалившемуся Советскому Союзу одинаковая была, так что неудивительно.

Если добавить к академическим успехам еще и хорошие отношения, почти сразу установившиеся у нее в новой школе с учителями, – какой же учитель не любит прилежных, трудолюбивых девочек! – то и вообще, считай, школа ее приняла. Чего не скажешь об отношениях с одноклассниками.

Не то чтобы ее притесняли, нет – попробуй, притесни такую: на первую же попытку наиболее отвязной части девочек класса зажать ее в раздевалке и «поучить заучку уму разуму» ответом был настоящий бой, на которые эти хлипкие почти москвички не рассчитывали. В их планы входило попугать ее, а не реально биться. Наташа же каким-то звериным чутьем поняла, что если она сейчас не спасует и даст им серьезный отпор – от нее отстанут. Так и получилось. Со словами «дура молдавская» зачинщицы драки отступили, потирая полученные синяки и укусы (ну, да, кого-то она и покусала – пусть знают, что в бою все средства хороши!). И она стала в классе неприкасаемым изгоем.

Мальчикам не было до нее дела: красавицей особой она не была, одевалась бедно и немодно, характер имела вздорный и угрюмый, списывать не давала – нафига она такая кому сдалась. Центром девичьей части класса была красотка Марьяна, остальные девочки клубились вокруг нее на орбитах разной степени удаленности, кормясь остатками с барского стола. Она была дочерью успешного кооператора, хорошо одевалась, имела настоящую, крутую взрослую косметику итальянской фирмы PUPA и вокруг нее имелся целый рой кавалеров. А, значит, что? Кому достанется свитер, который Марьяне надоел, или наполовину использованная помада? Правильно, подружкам. Кого угостят настоящими финскими конфетами FAZER, которые не то что вкус имеют неземной, но даже и запах? Их же, подружек. Им даже мальчики периодически перепадали, которые начинали ухаживать за Марьяной, но, осознав глубину своих заблуждений и Марьянину недосягаемость, соглашались на ее «фрейлин».

Вот это все Наташу не интересовало совершенно. Она не могла вписаться ни в одну из частей класса, и ее отдельность была предопределена.

Еще осенью, через пару недель после начала учебного года, решился вопрос с работой: та самая Каринина подружка, Эля, работала на почте и вовремя маякнула им, когда на их участке открылась вакансия почтальона. Оформили туда официально Карину, а бегала с тяжеленной сумкой по домам и квартирам Бабаевска, естественно, Наташа. Но уже к зиме стало понятно, что Карина жалеет о своем решении оставить в доме племянницу, уж больно туго им жилось. На почте платили копейки, если вообще платили. Да еще и часть зарплаты приходилось отдавать Эле, за услугу – иначе на фига ей такие риски? И если разговор о необходимости Наташе возвращаться в Дубоссары и не произошел до сих пор, то не по причине Карининой доброты, а по все той же банальной причине: деньги. Чтобы отправить племянницу назад, в Дубоссары, Карине надо было изыскать откуда то денег на билет, а изыскивать их было неоткуда – в доме тараканов было больше, чем наличных.

Бог, как известно, жалеет сирот, как в Евангелии сказано: «Оставь сирот твоих, Я поддержу жизнь их». И, похоже, не соврал, поддержал, как мог и как умел.

Подходил новый год. Наташа с тоской ждала его приближения. Это был самый семейный и любимый ею праздник, лучше дня рождения. Даже в последние, совсем уж тяжкие из-за постоянного вооруженного конфликта годы, они с мамой и Михаем старались не изменять традициям, пусть и в самом минимальном их воплощении. Уж плацинды-то они всегда пекли, и бумажки с пожеланиями всегда туда запихивали. Накануне усаживались всей семьей, писали все самое лучшее, типа «в новом году здоровья!», «тебя ждет прекрасное путешествие» или «внезапно ты получишь много денег», скручивали их в трубочки, ревниво следя через плечо не подглядывает ли кто, и складывали пожелания в специальную хрустальную вазу, в которой раньше мама, в тучные годы, подавала конфеты гостям. Потом, когда Наташа с мамой напекут плацинд, Михай сидел и аккуратно запихивал эти трубочки внутрь выпечки, поближе к начинке. Съедать все это надо было побыстрее, иначе бумага из-за соседства с начинкой размокнет и будет уже неинтересно разбирать расплывшиеся каракули.

Эх, а в этом году ни мамы, ни Михая, ни плацинд… Дома вообще было мрачно: Карина ходила недовольная, и Наташа чувствовала, что и она в этом Каринином раздражении – не последняя причина. Печь, как и готовить что-нибудь, сложнее жареной картошки, в доме тоже не было принято, какие уж тут пироги. И уйти встречать новый год в гости для Наташи тоже не вариант: полгода в Бабаевске быстро полетели, а друзьями-подругами тут она так и не разжилась. Да и с пустыми же руками не пойдешь… Значит, что? Значит, Карина уйдет к подружке – такой же матери-одиночке, как и она сама, правда, с одним только ребенком, детей бросит на нее, Наташу – «хоть какой-то с тебя прок!», она с племянницей не церемонилась, регулярно использовала ту как няньку. И будет Наташа встречать новый год с детьми и телевизором. Подарок Карина подготовила только Тимуру, младшему, про остальных сказала «вам в школе дадут!».

Но подарок таки успел к празднику и случился. Только Наташа не сразу поняла, что это он, тот самый волшебный новогодний подарок.