Временами меня одолевали мысли о переезде, но я напоминал себе, что Джеки заявляется сюда всего пару раз в месяц. Призраки на прежнем месте жительства подкарауливали меня каждую неделю.

- В общем, я спросила: «У тебя есть, куда пойти, детка?», а он сказал: «Давай прямо здесь, сладкая, в этом переулке нас никто не увидит».

И хотя наши встречи случались не часто, ее тирады выводили меня из себя.

- Пойди поищи, кому это дерьмо будет интересно, - сказал я, открывая дверь во двор.

- Ты хочешь меня оскорбить? - я почувствовал небольшой озноб, словно Джеки собиралась закатить скандал, но холодок был довольно слабый, и можно было не обращать внимания. - Слышь, белый мальчик? Я спросила, ты хочешь меня обидеть?

В Адском лагере таких, как я - спиритуалистов, если пользоваться специальными терминами - учили особой методике завершения подобных разговоров. Требуется окружить сущность пузырем света - белого изнутри, чтобы обратить объект к свету, и синего снаружи, чтобы защитить себя от любого потенциального негативного воздействия. Я сосредоточился и начал думать о том, как накидываю такой пузырь на Джеки. Мысленно сформировал шар и толкнул так, что чуть барабанные перепонки не лопнули, одновременно представляя бурлящую энергию, окутывающую призрак и уносящую его отсюда нахрен, подальше от меня.

К сожалению, получалось это только в моем воображении.

- Никто не смеет так говорить с Джеки, - продолжил голос. - Въезжаешь, о чем я? А, белый мальчик?

- Я тебя не слышу, - отмахнувшись от нее, я зашел в подъезд. Она никогда не заходила в здание. Может, потому, что оно находилось слишком далеко от места, где Джеки умерла. Во всяком случае, я на это надеялся.

Гора бесплатных газет и скидочных купонов громоздилась на полу за входной дверью, мешая ей нормально закрываться. Однажды я соберусь и вышвырну всю эту макулатуру на газон перед домом. Но не сегодня, сегодня я покрыт майонезом и взбешен проституткой-призраком, матерящейся во дворе.

Сунув ключ в замок, подергав и пропихнув на глубину, где он поворачивался, я открыл свой почтовый ящик. Рекламные проспекты вывалились и дополнили кучу на полу. А я изучил то, что осталось. Телефонный счет. Бесплатный пробник шампуня и кондиционера, два в одном.

Дверь в подъезд распахнулась, напугав меня. Я уже почти повернулся, когда мускулистое тело прижало меня к открытому почтовому ящику.

- Ты представляешь, насколько сексуально выглядел, разговаривая сам с собой в кофейне? - прорычал Маркс и наклонился меня поцеловать, расплющив между нами пакетик с шампунем. Отросшая вокруг его эспаньолки щетина оцарапала мне щеки, а сам он пах коричной жвачкой.

Я разорвал поцелуй, чтобы расставить все по своим местам.

- Ты не злишься, что тебя закрепили за мной на этом расследовании?

Маркс склонил голову. Черты его лица казались суровыми в желтом свете подъездного освещения.

- В моей команде два «психа». С чего бы мне злиться? - он снова подался вперед, мягко коснувшись моего рта, нежно приласкав и разомкнув губы, чтобы неторопливо и настойчиво скользнуть внутрь языком. У меня затряслись колени.

Его, похоже, ничуть не волновало, что нас могут застукать за столь тесным общением. А если ему было все равно, то и я не собирался поднимать вонь по этому поводу. Всегда считал, что правила существуют для тех, кто не умеет прятаться.

- Погоди, - сказал я, когда он наконец позволил мне глотнуть воздуха. Я хотел было сказать, что вопящая про своего поганого сутенера Джеки ломает весь кайф, но все же решил не торопиться с паранормальными штуками, ведь, наверняка, мой дар куда уродливей, чем у Каролины. - Давай поднимемся наверх.

Мы взлетели на третий этаж так, словно не было десяти утомительных часов допроса свидетелей. Я уже держал наготове ключ, но выскочив на лестничную клетку, увидел длинноволосую женщину, сидящую на корточках у моей двери. И она абсолютно точно была живой.

Девушка всхлипнула. Маркс остановился позади меня, одной ступенькой ниже. Я смотрел на визитершу, пытаясь понять кто это, а потом вспомнил эту темно-синюю блузку под плохо сидящим пиджаком.

- Гутиеррез? - позвал я.

Она пригляделась сквозь волнистые пряди растрепанных волос. Я постарался сделать вид, что находить сидящих под дверью людей, вполне привычное для меня занятие.

- Маркс, это моя напарница, Лиза Гутиеррез.

Маркс сделал шаг вперед, встал рядом со мной и уставился на Лизу сверху вниз.

Гутиеррез даже не дернулась, чтобы встать. И выглядела какой-то отрешенной. Я подумал, что она пьяна. Или перерезала себе вены, а лужа крови не видна из-за хренового освещения.

Она бросила на меня взгляд и кивнула, словно только что заметила.

- Отлично, ты пришел. Задай вопрос.

- А?

- Просто спроси меня, - сказала она с прорезавшимся испанским акцентом, которого я не замечал раньше. - Что угодно, на что можно ответить только «да» или «нет».

Я тряхнул головой.

- Что, ерунду какую-нибудь?

- Что угодно, - сказала она, растягивая слово и произнося в конце «угодно-о».

- Я женат? - спросил Маркс.

Гутиеррез повернула голову и посмотрела на него. Сдвинула брови. Я ждал, что пар вот-вот повалит у нее из ушей.

- Не знаю. Спроси еще что-нибудь .

Маркс взглянул на меня и выгнул бровь. Я пожал плечами.

- Я еврей? - сказал он.

Гутиеррез глубоко задумалась, а затем кивнула с довольной улыбкой.

- Не знаю.

Маркс вытащил из пиджака ручку-фонарик, присел перед Гутиеррез на корточки и посветил ей в лицо.

- Это у нее недавно обнаружили дар?

Я кивнул.

Гутиеррез сидела неподвижно, пока Маркс осматривал ее.

- Ты давал ей свой «аурасель»?

- С ума сошел? Людям без отклонений его опасно принимать, - но сложив вместе пьяный вид и общую апатию, я понял о чем он говорит. Но где она могла достать столь жестко контролируемые медикаменты, на которые у меня совершенно случайно есть рецепт. И тут я вспомнил про таблетку в бардачке. Слава богу, что там была всего лишь половинка, а то мы бы уже со всех ног неслись в неотложку.

Я потянулся через голову напарницы до замка, пытаясь открыть дверь, затащить Гутиеррез внутрь и избавиться от Маркса.

- Я смогу сам… Хм… Позаботиться об этом, - сказал я.

Маркс посмотрел на меня, как на психа.

- Что, только сейчас вспомнил, что не один? Кажется, еще две минуты назад ты приглашал меня к себе, - он принялся поднимать Гутиеррез на ноги, как будто забота о валяющихся бревнами напарниках входит в его ежедневные обязанности.

- Я не рассчитывал на… - показал я на Лизу.

Маркс умудрился открыть вместо меня дверь, одновременно удерживая Гутиеррез в вертикальном положении.

- Ты же знаешь, что надо делать, да? Нужен какой-нибудь нейтрализатор псиактивных веществ?

- Нет, - буркнул я себе под нос. - Не совсем.

Я поторопился войти первым, включить свет и убедиться, что посреди кухни не валяется табурет, ждущий, когда об него споткнутся. Втащив Лизу в квартиру, Маркс огляделся по сторонам.

- Казенный постмодернизм. Мило.

Меня покоробил комментарий о «казенности», и я с трудом выкинул из головы навалившиеся воспоминания об Адском лагере. Похоже, Маркс казался себе чрезвычайно остроумным. Будь он хоть трижды фанатом «психов», вряд ли кто-то из паранормов стал бы откровенничать с ним про «Гелиотроп». Большинство из нас предпочитают просто забыть о нем.

- Уложи ее на диван, - распорядился я, решив, если Лизу вырвет, то покрывало придется купить новое.

Маркс увел ее в гостиную. А я рванул за водой на кухню, но из крана бежала не такая холодная, как хотелось бы, и я заглянул в холодильник. Оба контейнера для льда оказались пусты. Я удивился, зачем мне понадобилось оставлять пустые контейнеры в холодильнике.

- Вик, - позвала Лиза, стоило мне войти в гостиную. - Сделай кое-что для меня, - Маркс сидел рядом в расслабленной позе, но не спускал с нее глаз.

- Постараюсь, - я протянул стакан с водой, немного расплескав ей на колени.