Я чувствовал себя голым, рискнув спуститься в подвал без барахла для стирки, за которым мог бы спрятаться. Узкие, темные лестницы были намного страшнее в три часа ночи, чем я мог себе представить.
Я крался в подвал, стараясь не потревожить других жильцов здания. Та часть, где находились печь и бойлеры, была отгорожена совсем новыми гипсокартонными стенками, но остальные стены были из неприятных, старых известняковых плит со швами из крошащегося раствора и зеленоватой плесени. Голая лампочка на семьдесят пять ватт освещала скудные пару дюймов у меня над головой, а балки недостроенного деревянного пола были такими темными, что казались пожирающими свет. Словно пасть того самого существа, о котором мне не хотелось вспоминать, пока не окажусь целым и невредимым в своей белой квартире со всеми включенными светильниками.
Справа от меня раздался булькающий звук, и мой взгляд метнулся вниз. Отшатнувшись, я подумал «Крыса!». Но то, что привлекло мое внимание, было едва различимыми, светящимися голубоватыми полосками, и мне пришлось прищуриться, чтобы разглядеть их на темном бетонном полу.
А потом они слились в одно пятно. В призрачного ребенка, размахивающего кулачками, со все еще болтающейся пуповиной.
Господи. Кто-то бросил новорожденного умирать здесь. Возможно, это случилось месяц, а, возможно, и полвека назад. Мне было все равно. Человечество – полный отстой. Будь у меня в руке пузырек с «аураселем», я бы опустошил его полностью, в надежде, что больше никогда не увижу еще хотя бы одного чертового призрака.
Я перешагнул через призрачного малыша и отпер свой шкафчик, чувствуя слишком огромное отвращение, чтобы продолжать сохранять тишину. Позволив металлической двери с лязгом распахнуться, я вытащил старую нейлоновую спортивную сумку.
Как много раз я переступал через этого проклятого ребенка, ни разу его не заметив? Возможно, он умер где-то около 3 часов ночи, и в это время его присутствие ощущается сильнее всего. Черт возьми. С этого момента я собирался пользоваться исключительно услугами прачечной.
Я потопал обратно на первый этаж. Дверь на лестничной площадке распахнулась, и парень в халате высунулся посмотреть, что издает весь этот шум. Он сделал шаг мне навстречу, но потом передумал и захлопнул свою дверь. Наверное, я выглядел очень злым.
Вернувшись в свою квартиру, я включил каждую чертову лампочку и оставил работающим телевизор, переключив на программу, которая не транслировала ничего, кроме статического белого шума.
Я никогда не был заучкой и не уделял особо много внимания тому, чему меня пытались научить в Адском лагере, если после этого мне не требовалась неотложная помощь. И ничего не доводил до конца, за исключением фармацевтики. Но я запомнил достаточно, и если бы подняпрягся, то вспомнил бы, что среди моих записей есть раздел о паранормальных сущностях.
Вампиры были первой вещью пришедшей на ум, и две главные категории, которые я нашел – кровавые фетишисты и психические вампиры. Но учитывая, что на всех местах преступлений крови не было, возможно наш убийца был психическим вампиром, и та штука, тянущаяся между ним и жертвой – была неким подобием эктоплазмы. Я продолжил эту мысль дальше: вампир был харизматичным и обольстительным, и если он или она истощал жертву достаточно долго, то выпитый человек в конечном итоге слабел и умирал.
А, кроме того, в этом не было смысла. В книге говорилось, что они умирают, не будучи до конца уничтоженными. Это был постепенный процесс, а не результат одной ночи. А существо, на которое мы охотимся, не просто высасывает энергию из людей. Оно поедает саму их суть.
В глаза мне как будто насыпали песка. Я захлопнул книгу, потер их, сделав еще хуже, и пошел в ванную, поглядеть, есть ли у меня глазные капли. Остановившись напротив зеркала, я уставился в него, пытаясь убедиться, что парень, смотрящий на меня – действительно я.
Конечно же, мои волосы представляли собой воронье гнездо, как обычно, и я отрастил трехдневную щетину, но само лицо было катастрофой.
Тонкие красные полосы пересекали щеки, одни затянулись засохшей корочкой крови, а другие еще кровоточили. А глаза были как из плохого фильма ужасов - покрасневшие белки с набухшими капиллярами. Мои льдисто-голубые глаза всегда привлекали внимание, особенно в сочетании с черной шевелюрой. Но красные… Это было что-то новенькое для меня. И Джейкоб пригласил меня к себе, видя таким? Вот ведь. Он, и правда, поступал так, будто ему нравились вызывающие страх люди.
Это научит меня не давать взрываться зеркалам поблизости. А мои глаза – черт, от крика этого существа у меня полопались сосуды в глазах. Я вздрогнул и перевернул флакончик с каплями, чтобы обнаружить, что они испарились, оставив на кончике пластикового пузырька корочку соли.
Я понаблюдал за восходом солнца, а потом пошел в аптеку и нахапал разных капель для глаз и солнцезащитных очков. Затем притормозил у химчистки, чтобы узнать, что они хранят вещи не дольше трех месяцев. Предоставив им возиться с соусом маринара, я засел на парковке у «СэйверПлюс» ждать, когда он откроется.
Приобрел два спортивных пиджака. Черных. Оборвал этикетки и закинул их в багажник, один на другой.
Все это заняло намного больше времени, чем я рассчитывал, поэтому решил, что лучше дать знать Джейкобу, что я уже в пути. Ожидая, когда Маркс поднимет трубку, я всматривался в зеркало заднего вида поверх солнечных очков. Та часть моих глаз, которая должна быть белой, стала кроваво-красной и в дневном свете выглядела еще более отвратительно, чем в ванной. Не удивительно, что голос у Джейкоба был обеспокоенный.
- Привет, - попав на его голосовую почту, сказал я. – Я сегодня немного опаздываю, но мы встретимся в двенадцатом участке. Но если ты не собираешься быть там, то позвони мне, - блин, что я за размазня?
Когда я остановился у двенадцатого участка, до меня дошло, что позвонить Джейкобу можно было и пораньше, вместо того, чтобы торчать у «СэйверПлюс» и гнуть пальцы. А еще я мог бы позвонить Лизе и ввести ее в курс событий. Сукин сын, почему у меня такая дырявая голова?
Я вышел из машины и повертел пиджак, размышляя, то ли я взял другой фасон, то ли случайно ухватил 42 размер. В любом случае, рукава были слишком длинные. Когда я проскользнул мимо регистрационной стойки, один из полицейских в форме отлепился от своего насиженного места, чтобы перехватить меня.
- Детектив Бэйн?
Остановившись и повернувшись к нему, я пожалел, что раньше не хотел носить свои дешевые солнцезащитные очки в помещении. Глядя на них и пиджак не по размеру, коп, скорее всего, подумал, что перед ним ретроспектива из восьмидесятых.
- Да?
- Звонил сержант Варвик. Он хочет видеть вас в пятом участке.
У меня внутри все съежилось. Я старался мирно сосуществовать с Варвиком, но в последнее время все, что он мне говорил, заставляло меня кривиться.
Или, может, просто Морис был тем, кто на самом деле общался с ним все эти годы.
- Хорошо. Я только поздороваюсь с детективом Марксом…
- Его здесь нет. Я думаю, вам действительно необходимо встретиться с сержантом Варвиком.
В моих жилах застыла кровь от мысли, что с Джейкобом могло что-то случиться. Я запрыгнул в машину и шлепнул полицейскую мигалку на крышу, несясь до пятого участка со скоростью девяносто миль в час. Я проскочил дверь участка, взлетел по лестницам, проскочил стол Бетти и ворвался в кабинет Варвика.
Он поднялся и уставился на меня.
- Что с очками? – спросил он. – Ты что, под наркотой?
Я остановился и вытаращил глаза, ошарашенный его вопросом, но был слишком напуган, чтобы оспаривать обвинение.
- Где мои напарники? – спросил я. – Вы что-нибудь от них слышали?
- Маркс и Бринкмэн в офисе Комиссара, отчитываются о вчерашнем расследовании на месте преступления.
- О, - мое сердцебиение замедлилось. – Ладно. Хорошо.
- И они больше не твои напарники.
- Что?
- Ты снят с дела. Фактически, отстранен, - он побарабанил по столу толстым, мозолистым пальцем. – Твой значок и оружие.
