- Да нормально. Я считаю, что не стоит ругать актеров за то, что они не могут позволить себе правильные костюмы.

Ларри засмеялся, а его семья уставилась на меня так, будто я измазал лицо в соусе. Поэтому я вытер рот, но он оказался чистым. Но после этого я старался есть как можно более осторожно.

Мама и папа Ларри уехали сразу после ужина, а сестра осталась, чтобы поругаться с Ларри. Они делали это на кухне, а я был в гостиной и мало чего слышал. Они не орали, как обычно моя мама и отчим, но иногда кое-что доносилось. Я услышал пару слов вроде «выгодно» и «пользуется» и заволновался, что из-за нее Ларри будет думать, что не может мне доверять. Но он доказывал ей обратное, поэтому я решил, что он с ней не согласен.

А потом она сказала: «Ты не можешь любить его», и дальше я слушать не захотел, поэтому включил телик и стал смотреть какую-то программу. Я не запомнил, про что была передача.

Они вышли из кухни и больше не разговаривали друг с другом. Лицо у Алисии было напряженное, а Ларри выглядел очень печальным. После того, как она ушла, я обнял его и просто держал. Я знал, что он расскажет все сам, если захочет.

Он хмыкнул:

- Я просто хотел, чтобы они поняли, как мы счастливы. Ты же счастлив со мной?

- Да, - сказал я, потому что, хотя я и не был счастлив прямо в этот момент, большую часть времени он делал меня счастливее, чем я был за всю свою жизнь.

- Не понимаю, почему, черт побери, наши взгляды на жизнь должны совпадать с их, - сказал Ларри.

- Если тебе станет от этого легче, я могу съехать, - сказал я, хотя не хотел этого. Просто мне не нравилось видеть Ларри грустным.

- Нет! Нет, ты остаешься здесь, - сказал Ларри. Меня это устроило. Он взрослый человек. И он не хочет, чтобы семья давила на него и лезла в его жизнь. Иногда надо настоять на своем, даже если это и не очень важно. Это как разница между картиной и фотографией… Важно то, чего не видно на снимке.

Но на этот раз мне хотелось, чтобы это была фотография.

Мы отправились в кровать, и я трахал его очень нежно, а после он обнял меня и сказал:

- Ал, ты же знаешь, почему я с тобой?

Я не подумал, прежде чем ответить, потому что у меня в голове было полно мыслей про картины, фотографии, и что из них лучше показывает правду.

- Тебе нравится, как я тебя трахаю, - сказал я. В смысле, я не сказал это как-то грубо или еще что. Просто сказал.

Я сразу понял, что сказал что-то неправильное, когда он сел в кровати и посмотрел на меня так, как смотрел тем вечером, когда мы встретились.

- Ты, правда, так думаешь? - спросил он.

Я ничего не ответил, потому что боялся, сделать все еще хуже.

- Ал? И это все? Тебе просто нравится, как мы… Трахаемся?

Я хотел сказать, что он говорит «трахаемся» будто ругается, но подумал, что ведь так и есть, да? Но как бы оно ни было, именно это он и сказал.

Но вопрос был нормальный, я мог на него ответить.

- Мне нравится все, что связано с тобой, Ларри. Мне нравится твоя внешность и то, что ты такой умный. И мне нравится вместе с тобой смеяться и смотреть телевизор. Мне нравится ходить по картинным галереям с тобой и слушать все твои злые замечания о художниках. Мне нравится наблюдать, как ты проверяешь работы, потому что у тебя становится забавное выражение лица. Мне нравится смотреть, как ты спишь, и слушать твое хрюканье. Мне нравится будить тебя по выходным и проводить с тобой весь день, делать разные вещи - ходить по городу, по магазинам, готовить и все такое, - я с трудом перевел дыхание после этой длинной речи.

На минуту мне показалось, что он заплачет.

- А есть что-то, что тебе во мне не нравится?

Я задумался.

- Ну, меня немного бесит, когда ты выпиваешь все молоко и ничего не говоришь.

И он рассмеялся, но глаза у него все равно были на мокром месте.

- Ал. Послушай меня. Ничего, что я люблю тебя?

- Ничего, - сказал я, обнял его и повалил на себя.

Комментарий к Глава 3

4. «Царь Эдип» (или «Эдип-тиран») — одна из семи дошедших до нас трагедий Софокла, афинского поэта и драматурга, жившего прим. в 496—406 гг. до н. э.

========== Глава 4 ==========

Однажды Ларри пришел с работы и рассказал, что учит студентов работать с темперой, и спросил, не хочу ли я попробовать написать картину ею? Я сказал, что не хочу, а он сказал, что нам надо просто кое-что смешать и тогда я смогу дать ей шанс. И что у него есть рецепт и все такое.

Темпера – это то, чем обычно рисовали картины в древние времена, еще до того, как изобрели правильные краски и изостудии. Она делается из яиц, но картины от нее не воняют. Короче, мы купили яйца и пигменты, и в мой выходной стали делать темперу. Это было похоже на приготовление еды. Нам надо было отделить желтки, потому что белки не используются, и вылить их в миску. Сначала яйца надо промокнуть кухонным полотенцем, чтобы они не выскальзывали из пальцев. Сделав это, я засмеялся, потому что на ощупь они сильно напоминали мужские яички. Я рассказал об этом Ларри, и ему тоже показалось это смешным.

Потом надо было их проткнуть и выдавить внутренности, а это уже не было так забавно.

Мы добавили пару чайных ложек воды и пигмент. Это было чертовски просто, правда. В смысле, перед тем как перемалывать пигменты, мы надели маски, потому что если их вдохнуть, то может быть очень противно, и отмерять надо осторожно, но все равно ничего особенного. Пигменты делаются из странных вещей. Некоторые из жуков, улиток и других противных штук, но большинство – это просто дорогущая грязь.

Прежде чем рисовать, мне надо было подготовить основу, но я сделал ее еще пару недель назад, пока Ларри был на работе, потому что на это требуется несколько дней, а Ларри быстро становится скучно. Я использовал паркетные доски, маленькие, потому как хотел написать миниатюру с Ларри. Я подумал, что должно быть забавно – изобразить маленького Ларри в миниатюре. Но ему я этого не сказал. Подумал, что он может не понять шутки.

Доски я склеил с помощью клея из кроличьей кожи. Купил его в изостудии. Не знаю, делают ли они его из настоящих кроликов. Если да, то им из-за этого должно быть стыдно, но с другой стороны недостатка в кроликах ведь нет? А может, они используют кроликов, которые умерли сами. Клей мне пришлось варить в сковородке, и он вонял хуже, чем подгузники детей моей сестры. Хуже даже, чем когда они болели. Так что я был рад, что Ларри не было дома целый день. Я открыл все окна, но все равно пахло немного неприятно, поэтому вечером я долго готовил в духовке карри, чтобы Ларри ничего не заметил.

Я загрунтовал основу меловым гипсом, как это делали в давние времена. В конце прошелся по ней песком. Из-за этого она стала очень гладкой. Как кожа Ларри. Я подумал, что было бы приятно порисовать на коже Ларри, и у меня встал, так что пришлось подрочить, потому что я не мог сосредоточиться. А потом поискал кое-что на компьютере Ларри. Можно купить много всяких красок для тела. Некоторые из них даже со вкусом. Ну я и сделал заказ.

Я не стал ждать Ларри, чтобы спросить. Я был совершенно уверен, что он не будет возражать.

Когда мы стали делать краски, Ларри немного забеспокоился, что мы переборщим с водой, потому как считал, что надо все делать точно по рецепту, но я знал, что текстура краски была неподходящей для того, что я собираюсь с ней делать. Так что я просто влил столько, сколько посчитал нужным, и это сработало как надо, а потом пришел Ларри и обнимал меня, пока я рисовал.

- Знаешь, - сказал он, - ты не перестаешь меня удивлять.

Я промолчал. Подумал, что если подожду, то он скажет мне сам, о чем идет речь.

- Ты – чудовищное обвинение для нашей системы образования. Имея всего лишь аттестат средней школы, ты смешиваешь темперу, как современный Микеланджело.

Я почувствовал, что мне стало жарко от этих слов, которые были на одну половину похвалой, а на другую – нет.

- Я не Микеланджело, - сказал я, потому как знаю, что я неплохо рисую, но в моих картинах нет ничего особенного.