– Нина говорила что-нибудь еще?
– Говорила… говорила, что ты очень любишь борщ…
Да, мне надо было поговорить с Ниной. Но что я мог сказать? Что у меня мозг отключается во время секса с новой женщиной? Я развелся с Ниной ещё в начале отношений с Ольгой. Я убедил жену сделать это быстро и по взаимному согласию. Через две недели после развода, в пятницу тринадцатого, Нину сбила машина. Она отделалась минимальными последствиями – сломанной челюстью и сотрясением мозга. Могло быть хуже. Я это знаю по роду своей профессиональной деятельности. Мне было жалко Нину, у меня защемило сердце. И я рассказал Ольге. К этой новости, а может, к моей жалости она отнеслась с нескрываемым раздражением:
– Ну и живи со своей Ниной по жалости. Зато она тебе ребенка не родит.
Я был не рад, что затеял этот разговор. Пришлось оправдываться.
А Ольга продолжала:
– А меня тебе не жалко?
– Нет, не жалко. Потому что тебя я люблю.
– А если я беременна?
Великолепный женский вопрос! Тут бы мне и сказать ей: «Ну тогда я женюсь на тебе». В таких случаях полагается, о беременности женщины говорят всегда с этой целью. Не сказал.
Странно, но буквально недавно Ольга вместе со своей матерью пожалели Нину: «В таком возрасте остаться одной…». Их женская солидарность выглядела как упрек мне, но была уместна. Мне в сочувствии уже было отказано. Я понял, что всякое упоминание, любое общение и, боже упаси, жалость к Нине подлежат исключению из моей жизни и эмоционального набора моих чувств. Желание Ольги быть у меня единственной оригинальностью не отличалось. А до решения развестись я предложил Ольге не встречаться. Временно.
– Надо прекратить заниматься сексом, а то это не очень честно, я неуютно себя чувствую. Давай объявим мораторий на встречи до окончательного развода.
Оля как-то даже одобрительно отнеслась к моим словам, что для меня было неожиданно:
– Да, конечно, меня и сестра уже спрашивала: «А замуж он тебе еще не предлагал?» Я сказала ей, что тебе сначала развестись надо…
Перерыва в сексе Ольге хватило всего на три дня: «Давай нарушать мораторий».
Её нетерпение, несмотря на короткую фразу, даже в телефоне выглядело таким обещающе-соблазнительным, что ни о каком отказе не могло быть и речи. Я согласился, и эта была моя следующая ошибка. Расплаты за неё мне долго ждать не пришлось. Я поплатился на следующий же день, когда был нарушен мораторий. Я и этот день запомнил, как и первый.
…В очередной раз я вез Ольгу на своем новеньком серебристом «Лансере». Мы ехали на работу, каждый на свою. Сегодня, первого сентября, она приходила ко мне в шесть часов утра, мораторий на секс по её просьбе был отменен. Только что узнав об особенностях утреннего мужского желания, Ольга все ещё находилась под впечатлением его последствий и готова была продолжить утреннее свидание теперь уже в машине. Это отвлекало меня от управления, но не настолько, чтобы не контролировать дорогу.
Я легко перестраивался из ряда в ряд, мой «Мицубиси-Лансер» обладал многими достоинствами, в том числе шустрым характером.
– Оля, дорогая, пристегнись. – Я вдруг озаботился её безопасностью.
Ни раньше, ни потом я об этом никогда не думал и никого не просил. Сам я пристегивался. Непристегнутый водитель вызывал недовольство моего автомобиля, и он начинал орать истошным и отвратительным голосом: сигналом, который не отключался. Насколько обезопасен пассажир впереди, «Лансера» не интересовало. Мы быстро двигались за маленьким «Мицубиси-Колт», «пуговкой», как называла такие машины Ольга.
– Я никогда не пристегиваюсь, – попыталась Ольга проявить строптивость, но я настоял.
В тот день моя настойчивость уберегла её от увечий, а может, и сохранила ей жизнь. Потому что уже через минуту мне пришлось резко затормозить перед внезапно вставшим впереди «Колтом». И тут же я получил оглушительный удар сзади. От этого удара я припечатал «Колт» так, что мой «Лансер» в одно мгновение превратился из красивого спортивного авто в русскую гармошку в сжатой её фазе. В повисшей паузе мы пробыли секунд тридцать. Оля, великолепная моя Оля, сидела молча, бледная как мел. Я увидел у неё на локтях два одинаковых и аккуратных синяка – результат удара ее рук о спинку сиденья.
– Ты в порядке?
– Я очень испугалась, – ответила Ольга, и её самообладанию можно было позавидовать.
На её лице я не увидел ни малейшего страха, у неё не дрогнул ни один мускул, а голос был такой же, как всегда, ровный и спокойный. Вскоре подъехала ее сестра, Ольга уехала с ней, а я остался возле своего искореженного друга. Вот так, к травме ноги я получил в придачу еще и разбитое вдребезги авто. Мордатый страховщик все время твердил мне про какие-то «остатки». Он ловко оценил мою «гармошку», цинично обозвав то, что осталось от «Лансера», «годными остатками».
Только это были не остатки, а останки моего бедного «Лансера», и составили они третью часть его первоначальной стоимости. Ради восстановления справедливости хотя бы в терминологии и в противовес казенному «новоязу» к слову «годные» я присоединил частицу «НЕ». Она означала, что восстановлению «Лансер» уже не подлежал. Ольгина «Тойота» заменила его. Звезды рассудили просто, забрав из двух авто одно: «В самом деле – зачем им две, все равно одна бы простаивала, если обоим по пути и туда, и обратно?» И теперь старенькая, но надежная «Тойота» стала нашим средством передвижения на ближайшие несколько месяцев. Ольга и это происшествие мне припомнила. Потом. Только не так, как воспринял и оценил его я.
…С Фалиным я был знаком больше тридцати лет. Когда-то он работал учителем истории в средней школе. Мы сблизились с ним как два гуманитария, периодически пропадая друг для друга на несколько месяцев и даже лет. Но последние два года мы общались с ним довольно интенсивно, обращаясь по взаимности с различными просьбами. У него оказалась почти такая же ситуация, как и у меня. Его даже можно было назвать близким другом, если бы в один момент он не исчез из моего окружения. Его исчезновение опять же связано с Ольгой. Фалин просто перестал со мной общаться, устав от моих воплей на вечную мужскую тему: «Как вернуть любимую женщину». Но тогда мы встречались время от времени, обсуждая текущие моменты, и мои и его, мы нашли друг в друге благодарных слушателей.
– Привет. Как дела? Все по-прежнему? – спрашивал он меня, имея в виду Ольгу.
– По-прежнему и безотказно. Винтовка Мосина в самой лучшей модификации. На шпагат садится – блеск! Ласточка в полете. А вот будущего не вижу. Я не знаю, что дальше. Постоянно хочу с ней секса, и чем чаще, тем лучше…
– Ну ты попал.
– …а чаще не получается, потому что не живем в одной квартире. Ссоримся только из-за этого. Последний раз – два часа назад. Постоянные упреки, что мне нужен от нее только секс.
Тут же после этих слов получил сообщение. Его содержание подтвердило мои слова: «Это не любовь, ты хочешь от меня только одного».
– А ты напиши, что не отделяешь секс от высоких чувств, – посоветовал Фалин.
Ответ ей я отправил слово в слово.
«Это хорошо, это правильно», – ответила уже теперь она. Мы с Фалиным улыбнулись.
– У меня такая ситуация уже шестнадцать лет, с обязательной «отработкой» с женой по субботам. Значит, старшая жена у тебя Нина, а любимая – Ольга? Я угадал?
Фалин не дождался от меня ответа. Ответ был не нужен. Он угадал.
– А как Ольга относится к тебе вообще?
– Нормально относится… Говорит, что я некрасивый.
– О-о-о, да она тебя еще и чмырит?
– Вроде того. И кажется, мне никогда не дотянуться до Джорджа Клуни и Ольгиного второго мужа. Их профили она считает идеалом мужской красоты.
– Тогда чем ты её держишь возле себя? Наверное, своей улыбкой. У тебя она очень обаятельная. Бабам нравится.
Я ничего не сказал Фалину про Нину, да он и не спрашивал. Я приходил к Нине, но вариант вернуться к ней окончательно не рассматривал. Нина закрутила роман, потом еще один, а я остался к этому равнодушен. Она хотела еще быть привлекательной для мужчин. Статус «брошенной жены» был нестерпим ей. В ее возрасте это была слишком тяжелая ноша. Нина выглядит намного моложе своих лет, она выглядела так всегда, но к сексуальному удовольствию это мало относится. «Обидеть меня все равно, что обидеть ребенка» – у Нины это было любимое выражение, я называл ее «девочка-женщина» из-за особенностей ее фигуры: маленькая грудь, но довольно приличные для женщины бедра. Все-таки детскости в ней было больше, и потому занятия с ней сексом все чаще стали вызывать у меня стойкое чувство вины. Оно появлялось сразу после близости и потом цепко держало мою психику дня два или три. А еще эта дурацкая жалость к Нине. Жалость преследовала и раздражала меня всегда, и особенно – как только я ушел от жены.
