— Я не руковожу твоей жизнью. Делай, что тебе нравится со мной и всеми вокруг тебя.
— А почему я отправилась на этот неприступный остров? Неужели ты считаешь, только ради клада, о котором никто никогда не слышал?
— Ты поверила мне.
— Вернее, хочу поверить, хотя я всё равно бы отправилась в Гвинтал. Ничто не помешает мне теперь дойти до цели.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что ответ кроется там.
— Ответ?
— На вопрос, почему ты не соглашаешься быть со мной всегда. Хотя мы обе признаём, что нам суждено быть вместе.
Бринн покачала головой.
— Я уже говорила, что ждёт тебя в Гвинтале. Клад — и ничего больше.
— В самом деле? Посмотрим.
В ответ на её вздох Гейджина опять легла на спину. Странные мысли и сомнения от её слов будоражили душу. Прежде ей всегда удавалось оставаться честной с собой, не лгать себе и не лукавить. Зачем же тогда ей отталкивать Гейдж, когда она призналась себе, что любит её?
Чего же она всё-таки хочет и чего она ждёт? И что с ней случится в Гвинтале? Гейдж, конечно, права, она всегда доверяла Эдвине и Малику, несмотря ни на что. С Гейджиной всё сложнее, она — сама яростная жестокость.
— Я никогда больше не заговорю об этом, — сказала Гейджина. — Но клянусь чем угодно, как и всегда, сегодня ты слышала от меня правду. — Бринн молчала. Гейджина невесело рассмеялась. — А ты ещё утверждаешь, что у тебя мягкий нрав. Ты считаешь, что от таких отношений страдаю только я. Верно. А ты представляешь себе физическую боль лесбиянки, когда она хочет, но не должна удовлетворить своё желание, освободить себя?
Бринн, разумеется, не знала, но догадывалась. Однажды она заметила, как в безумной страсти перекосилось её лицо. Временами Гейджина отстранялась от неё, мускулы её сжимались в комок, а спина становилась несгибаемо твёрдой.
— Ты и вообразить не можешь, какие это адовы муки.
— Тогда не доводи себя до такого состояния.
— Отвергая меня, ты наносишь мне боль. Разве это не оскорбляет твои чувства лекаря?
— Нет. — Ложь. Мысль о физических страданиях Гейдж для неё стала невыносимой.
— Нет? А ведь это твоя вина. Всё, что от тебя требуется, — подчиниться мне, и боль уйдёт. Я выздоровею.
— И слышать не желаю! — в отчаянии вырвалось у Бринн.
— Но не забудешь. — Воительница притянула её к себе. — Ты будешь помнить, Бринн?
Она не забудет. Даже сейчас тугое напряжение её мускулов отдавалось нежностью в её теле.
Она закрыла глаза и приказала себе спать.
Наступило продолжительное молчание, пока Гейдж вновь не позвала её:
— Бринн!
— Давай лучше спать.
— Кайт.
— О чём это ты? — Она не сразу поняла, что воин уже заговорила о другом.
— Когда мы будем в Кайте?
— Завтра или послезавтра. Уже не помню, сколько дней мне пришлось добираться от уэльской границы до Кайта. — Бринн внезапно разозлилась на себя. — Правда, не помню, как долго мы шли после Кайта. Я тоже не Господь Бог, и не жди этого от меня.
Воительница задумчиво сказала:
— Нам не следует идти в Кайт. Мы могли бы сразу отправиться к морю.
— Но надо пополнить запасы, а Кайт — единственная деревня поблизости. С какой стати нам не идти туда?
— Из-за твоей матери.
Бринн почувствовала тяжесть в груди, знакомый холодок сковал её руки.
— Это случилось много лет тому назад.
— Тебя они тоже хотели сжечь, — мрачно напомнила Гейджина ей.
Она и об этом подумала и она, наверное, права. Может, найдётся причина обойти Кайт?
— Думаешь, там нас может подстерегать опасность?
— Не знаю, но мы, без сомнения, отразим любое нападение фермеров и торговцев.
Бринн охватило какое-то безумие и… робость.
— Тогда отправляемся в Кайт.
— Ты подумай ещё. Не будет ли тебе страшно?
— Я уже сказала, это было давно, и мы спокойно можем ехать в Кайт. — Бринн прикрыла глаза. — А сейчас я устала от этих ненужных разговоров и хочу спать.
***
До деревни Кайт они добрались к концу следующего дня. В тени Кайтского замка притаились дома с соломенной крышей, всё, как в любой другой деревне. Обычная мирная деревня. Тишина. Вопли.
Треск пламени. Запах, о Господи, запах!
— Что с тобой? — прошептала Эдвина, взглянув в лицо Бринн. — Ты выглядишь, как…
— Я не могу быть здесь. — Бринн задыхалась.
— Гейджина говорит, что нам надо купить у жителей деревни провиант и пополнить запасы.
— Вот пусть она этим и занимается, а я не могу здесь ни минуты оставаться.
Бринн развернула коня и пустила его галопом. Она слышала, что Гейджина окликнула её, но не остановилась, пока не отъехала на несколько миль от деревни. Она едва успела спешиться, как её вырвало. Дым. Стоны.
— Господи! — Гейджина обняла её, поддерживая за талию, пока её выворачивало буквально наизнанку.
Наконец Бринн, подняв голову, еле произнесла:
— Я не вернусь обратно. Не могу… — Она еле говорила.
— Никто не просит тебя об этом, — с горечью произнесла Гейдж. — Не стоило мне слушать тебя, я ведь спрашивала, но ты решила поступить так, будто ничего не случилось, чёрт возьми!
— Я не была уверена… Я не думала об этом. — Пошатываясь, она добрела до дерева и привалилась к стволу. — С той ночи я не позволяла себе вспоминать об этом кошмаре.
— Ты же знаешь, что я не позволила бы ни одному из деревни подойти к тебе.
— Знаю… — Бринн закрыла глаза, она по-прежнему держалась за дерево. — Они почти забыли обо всём.
— О чём ты?
— Я чувствую. Такое свершилось зло, а они едва помнят о нём. Подскажи им, и они почувствуют злость… удовлетворение и удовольствие. — Она со стоном стала раскачиваться. — Удовольствие!
Руки воина обхватили её, Гейджина прижала её голову к своей груди.
— Ш-ш-ш!
— Она была доброй. Она хотела помочь, вылечить…
— Хочешь, я их сожгу?
Бринн в испуге посмотрела на неё снизу вверх.
— Что?
— Они сожгли твою мать. Мне тоже спалить деревню дотла?
— Ты не смогла бы…
— Посмотри на меня.
Воительница. Жёсткая.
Безжалостная.
— Смогла бы.
— Они причинили тебе боль. Месть облегчит страдания. — Холодная, дикая улыбка появилась на её лице. — Дать тебе факел?
Бринн вздрогнула.
— Нет.
— Точно?
Она уверенно кивнула.
— Даже если бы я захотела им отомстить, мать бы постаралась оттуда остановить меня. Она хотела помочь им.
Воительница покачала головой.
— Тогда ты дурочка, если повторяешь её судьбу.
— Может быть. — Бринн судорожно глотнула. Рядом со всем этим ужасом она не могла спорить с ней. Нелегко было вспоминать о матери, когда в глазах вспыхивали картины её смерти. — Мы можем уйти отсюда?
— Как только Малик вернётся с новыми припасами. Я велела ему поторопиться. К ночи нам надо быть далеко отсюда.
— Можешь возвращаться, если надо. Я обойдусь без тебя.
— Оставайся здесь, я принесу воды и тряпку — вытереть тебя.
Бринн не смогла бы и шага сделать, даже если бы захотела. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой слабой. Гейджина быстро вернулась, умыла её словно малого ребёнка, дала воды прополоскать рот.
— Лучше? — спросила она.
— Да. — Бринн ещё шатало, но тошнота прошла. — Мне просто хочется скорее уйти отсюда. Я не могу выносить… Она была такой доброй, а они обо всём забыли…
— Успокойся. — Гейджина села и притянула её на колени, нежно прижав к груди. — Расскажи мне о ней.
— О той ночи? Я не могу…
— Нет. О своей матери. Какая она была, твоя мать?
— Зачем тебе знать?
— Я тоже хочу помнить её. Как её звали?
— Мейрл.
— Как она выглядела? Светлая, как и ты?
— Нет, темнокожая, с красивыми синими глазами. У неё была чудесная улыбка. Она всегда радовалась… пока отец не ушёл от нас.
— Она любила тебя?
— Очень. Она говорила, что мы не только мать и дочь, а словно сёстры.
— Сёстры?
— Ну, как тебе объяснить? Мы были на равных, мы обе занимались знахарством. Мы будто находились внутри круга, куда вход для всех остальных был заказан. Она всё время повторяла: «Не беспокойся, Бринн. Они не могут переступить черту и войти в наш круг, но мы можем выйти к ним». — Бринн сжала её руку. — Но когда она вышла из круга, чтобы помочь им, они сожгли её. Ей никогда не надо было делать этого. Я предупреждала её. Я видела, как они обозлились на неё, узнав, что она спала с Роарком.