Враждебность и неприязнь уступили место каким-то иным чувствам, — похоже, она после долгих раздумий приняла какое-то решение.

— «Я увидела её, мне захотелось её иметь, и она стала моей», — так просто она присвоила себе комету.

Может, она и вытесана из камня, но не в её силах заставить Бринн ощутить её холод. Щёки её горели, непонятная внутренняя дрожь сотрясала тело. Страх? Не похоже.

Что бы там ни было, надо подавить в себе это чувство. Бринн закрыла глаза и придвинулась поближе к Малику. Гейджина Дюмонт едва слышно выругалась. Возможно, вновь чем-нибудь недовольна. Она же осталась лежать с закрытыми глазами.

— Ты не должна здесь дольше задерживаться, — переживал Малик за Гейдж. — Лефонт сказал, что Вильгельм двинулся на Лондон. Тебе надо быть с ним и защищать свои интересы.

— Я послала к его милости достаточно воинов, — успокаивала друга Гейдж. — Когда тебе станет легче, мы нагоним их.

— Я не поправлюсь раньше весны. Я пока не в состоянии даже сидеть. — Малик брезгливо сморщился. — Я ничего не могу. Только ем да сплю, как младенец.

— Потерпи немного, — улыбнулась Гейдж. — С тех пор как мы считали тебя мертвецом, прошло всего четыре дня.

— Я тоже так думал. — Малик посмотрел на вход в палатку. — Где Бринн?

— Эта женщина? Она на улице кипятит воду. Готовит новый бальзам для твоей раны.

— Должно быть, очень хороший бальзам. Я даже не представлял, что рана может так быстро затягиваться.

— Так ты только что жаловался на медленное выздоровление, — поддразнила его Гейдж. — А ведь эта женщина неплохо знает своё дело, как ты считаешь?

— Бринн.

— Что?

— Её зовут Бринн. Ты всегда говоришь «женщина», а у неё есть имя.

— Ну и что?

— Её зовут Бринн, — повторил Малик. — И это меняет дело.

— Ради всего святого, неужели эта девица вскружила тебе голову? Или тебя опять пронзили стрелы Купидона?

Малик покачал головой.

— Нет, тогда я подумал так из-за сияния…

Гейджина скептически усмехнулась:

— …а оно постепенно погасло?

— Не то… просто… Я не могу думать о ней как о простой женщине. Я не так самоуверен.

— Влюбившись в графиню Бальмаринскую, ты не говорил о самоуверенности.

— То было совсем другое.

— Разумеется, другое. Одна женщина — графиня, а другая — рабыня. Благородная дама была очаровательна и изысканна, а «светящаяся» знахарка — колючая, как ежевичные заросли, и с таким же языком. Я никогда не встречала более трудной в общении женщины.

— Она мне нравится, — просто ответил Малик.

— Странный же у тебя вкус.

— Знаю. — Малик лучезарно улыбнулся. — Иначе я бы не выбрал тебя в подруги. Ты тоже занозистая и трудная. Я же пришёл в этот мир, чтобы избавить его от зла и лишних колючек.

— Ты послан в него страдать и мучиться. — Гейдж отвела взгляд от его лица. — Хочешь, я отдам тебе эту женщину?

— Нет. — Малик пристально посмотрел на неё. — Тебе от этого будет легче. Интересно, почему? Разве мы не привыкли всё делить пополам? Мне любопытно твоё отношение к Бринн. Ты стараешься видеть в ней безликое существо, а в то же время не хочешь отпускать её от себя.

— Глупости. Я не предложила бы её тебе, будь у меня хотя бы малейшее желание оставить её себе.

— Ты дорожишь моей многострадальной жизнью, а она спасла её. Наверное, предлагая её мне, ты хочешь избавиться от искушения самой взять её.

— Ты полагаешь, я могу переспать со шлюхой? Так ты обо мне думаешь?

— Я знаю, что ты хочешь переспать с Бринн, — мягко ответил Малик. — В эти дни я постоянно наблюдал за тобой. В тебе неистовствует страстное желание обладать ею.

Гейджина пожала плечами.

— У меня не было женщины с тех пор, как мы пришли в Англию, а у неё красивое тело. Всё естественно.

— Но почему злишься ты, вот чего я никак не могу понять. Почему ты сдерживаешь своё желание?

— Не знаю. И что дальше? Ты хочешь отговорить меня?

Малик покачал головой.

— Думаю, тебе надо переспать с ней. Удовлетворишь свой лесбийский аппетит и будешь мягче обращаться с ней. А ей, как мне кажется, очень нужна ласка.

— Странно, что ты не просишь меня дать ей свободу.

— В разорённой войной стране! Она будет в безопасности только рядом с тобой. Может быть, позже… — Он устало закрыл глаза. — Вся эта болтовня утомила меня. Иди. Пожалуй, я посплю ещё немного.

Гейджина вышла из палатки. Бринн стояла у костра, помешивая бульон в кипящем котелке. Воительница остановилась невдалеке и принялась её разглядывать. Её крепкие и сильные руки двигались по кругу. Поднимавшийся от варева пар слегка шевелил её локоны на висках, шерстяное платье, натягиваясь, обрисовывало её торчащие в разные стороны груди. Они были так невинно-трогательны, что Гейджине от желания дотронуться до них и впиться в них губами стало трудно дышать. Она напряглась до боли.

Воин даже не подозревала, до какой степени жаждала её и когда родилось это чувство. Сегодня днём, когда она прикоснулась к её волосам? Да, уже тогда она хотела её, её ладонь онемела, почувствовав их шелковистость.

Но тогда она попыталась избавиться от этого ощущения. И всё-таки почему она продолжала внутреннюю борьбу? Эта женщина была её собственностью. Почему бы вообще не затащить её в лесную чащу и просто не насытиться ею? Она не девственница, и прикосновения лесбиянок ей не вновинку. Она училась умению доставить удовольствие лорду Ричарду Редфернскому, а уж он-то наверняка имел скотские привычки, извращённые, как и его мораль. При этой мысли дикая ярость охватила Гейдж. Никакого сомнения, она ревновала. Не может быть. Она никогда не ревновала ни одну женщину.

— Тебе что, нечего больше делать, как торчать здесь и глазеть на меня? — не отрывая взгляд от кипящего бульона и не переставая помешивать его, спросила Бринн.

В ней вспыхнуло раздражение.

Нежные и ласковые слова находились у неё для Малика, и даже с Лефонтом она была любезна. Только Гейджине доставалось от её острого языка.

— Что ты делаешь? — Гейджина поморщилась: Бринн подбирала опавшие листья и бросала их в котелок. — Уж не собираешься ли ты скормить эти помои Малику?

— До последней капли. — Бринн яростно мешала варево. — И тебе ни к чему целыми днями следить за мной. Неужели ты думаешь, что я отравлю его?

— Нет. — Гейдж пожала плечами. — Но так может показаться, если ты будешь впихивать ему в рот эту гадость.

— Он знает, я делаю только то, что идёт ему на пользу. — Бринн заглянула в котелок. — Даже если ты не доверяешь мне.

— Как я могу не доверять тебе, если Малик уверяет, что ты ангел? — Гейдж села на землю и охватила руками колени. — Говоря так о тебе, я сразу же попала бы в ад.

Бринн презрительно усмехнулась.

— Не думаю, что ад испугал бы тебя.

— Ты считаешь, что я — главная дьяволица?

— Я так не говорила.

— Конечно, ты ведь вообще немногословна. Разве что когда командуешь надо мной.

— Я отдаю тебе приказания только по необходимости, для блага Малика. — Бринн в волнении облизала пересохшие губы. — Я хочу вывезти его из этого места.

— Он ещё слишком слаб.

— Всего несколько миль. — Бринн показала на север. — Может быть, в тот лес. Так будет лучше.

— Для Малика?

— Нет. — Поколебавшись, Бринн неохотно объяснила: — Для меня. Мне здесь трудно его лечить. Это дурное место. Разве ты не чувствуешь?

— Чувствую — что?

— Раз тебе непонятно, то нечего и объяснять. Я просто хочу уехать отсюда. — Немного помолчав, Бринн попросила: — Пожалуйста.

Гейджина удивлённо посмотрела на неё.

— Ну, тогда мы с тобой договоримся. Ты ведь всегда любишь командовать, а не просить.

Бринн промолчала.

— А что, если я соглашусь дать тебе то, о чём ты просишь? — Она перешла почти на бархатный шёпот: — Что я получу взамен?

— Малик жив. Разве этого мало?

— Спроси Малика, и он скажет тебе, что я не знаю, что значит мало. Самая сладкая награда всегда ждёт нас впереди.

— Так возьми её, — резко бросила Бринн в ответ.