Женщина, сидя у постели Малика, холодно бросила ей навстречу:

— Ты зачем здесь?

Боже, как она недоверчива! Но что, чёрт побери, она делала с Маликом, проводя с ним целую ночь и лишь временами торопливо пробегая из палатки к костру за водой и обратно со своими снадобьями?

— Проклятие! — выругалась Гейдж. — Я же предупредила, что ты наедине с ним останешься только до первой зари. — Она склонилась над кроватью. — Как он?

— Жив. — Бринн пятернёй пригладила свои вьющиеся каштановые волосы. — Думаю, ему стало лучше.

— Что-то непохоже. — Гейджина напряжённо всматривалась в лицо Малика. — Он очнулся?

— Нет.

— Говорил? Хотя бы в беспамятстве?

— Нет.

— Тогда с чего ты взяла, что ему лучше?

— Я просто… чувствую его.

Гейджина смотрела на неё недоверчиво.

— Мне трудно объяснить тебе, почему и как. — В ответ на её скептическое выражение лица Бринн пожала плечами. — Мне наплевать, веришь ты мне или нет, но он вне опасности. До конца дня он очнётся, и я дам ему укрепляющий отвар… — Она зевнула и устало повела плечами. — А теперь мне надо поспать. — Она легла на полу у кровати Малика. — Думаю, и тебе не мешало бы отдохнуть. Ты выглядишь более усталой, чем твой друг, а у меня нет сил лечить сразу двух больных.

— Ты не можешь спать, — нахмурилась Гейдж. — А если ему понадобится твоя помощь?

— Я не спала две ночи. Если я буду ему нужна, то я рядом. — Бринн положила свою руку на грудь Малика повыше раны, устроилась поудобнее и закрыла глаза. — Он выздоровеет. Ему сейчас никто не нужен — ни ты, ни я. Ступай.

— Ты забываешь, что я хозяйка этой палатки!

— Тогда ложись где-нибудь и успокойся…

— «Заснула чёртова знахарка», — с раздражением подумала Гейджина.

Первый порыв толкнул её к Бринн, но внезапно что-то заставило её замереть на месте. Неужели на щеках Малика появился слабый румянец? С трудом верилось в чудо, но, похоже, небо даровало ему жизнь. Господи! В глазах Гейджины сверкнули слёзы.

Впервые с того момента, как она увидела сражённого мечом Малика, появилась трепещущая надежда, такая невидимая и непрочная нить жизни. Гейджина продолжала вглядываться в родные черты друга, пытаясь отыскать ещё хоть один добрый знак. Ничего. Тогда она расстелила одеяло на полу поперёк палатки и села. Наверное, знахарка и ощутила уверенность, что смерть отошла от Малика, но Гейджина не сдвинется с места, пока тот не проснётся.

— Кто… — Шёпот доносился с лежака.

Бринн приоткрыла тяжёлые веки.

На неё, не отрываясь, смотрели огромные чёрные глаза. Быть может, такими они казались на измождённом страданием лице.

Сна как не бывало. Сарацин вернулся в этот мир!

— Кто… — снова прошелестел голос Малика.

— Бринн, — в унисон ему ответила она. — Я — Бринн из Фалкаара.

Он напряжённо смотрел на неё.

— Прости, — с трудом заговорил он опять, — но я не… помню… чтобы мы пришли сюда вместе с тобой.

— Ш-ш. Тебе надо отдохнуть.

— Он очнулся! — Гейджина Дюмонт стремительно нависла над ней, как тёмная грозовая туча.

— Гейджина? — вопросительно посмотрел на неё Малик.

— Да, это я. — Гейджина опустилась возле него на колени. — Как ты?

— Всё тело болит. — Малик попытался улыбнуться. — Слабый, как новорождённый младенец… Что же случилось со мной? — Малик снова перевёл взгляд на Бринн. — Боюсь, я не сумел доставить удовольствие этой симпатичной милашке. Ты новенькая, или нет?

— Она не шлюха, — облегчённо рассмеялась Гейджина. Её друг остался прежним. — Вынуждена огорчить тебя: из-за раны ты даже лишился мужской силы.

— Рана, — попытался вспомнить Малик. Его лицо осветила догадка: — Сражение?

— Битва, — кивнула Гейджина. — Страшная битва, где ты храбро сражался с саксами. — Её жёсткое лицо осветила задорная девчачья улыбка.

Она с любовью смотрела на Малика. Бринн невольно ощутила горькую зависть, видя их глубокую и искреннюю привязанность друг к другу. У неё на всём белом свете не было ни одной родной души. Она ощутила себя такой одинокой и никому не нужной. Ничего страшного, ведь у неё есть Гвинтал, в его лесах она обретёт покой, но когда она сможет туда вернуться?

— Хватит разговаривать. Ты утомляешь его, — поднялась с пола Бринн. — Я иду готовить бульон.

Быстро выскользнув из палатки, она добежала до лагерного костра и повесила на место котелка с горячей водой, висевшего всю ночь над огнём, другой.

— «Не отвлекайся. Постарайся не думать о смерти и страданиях тех, кто распростёрт за тем холмом», — внушала себе Бринн.

Рядом с Маликом ей удавалось победить тошноту и ужас смерти, но здесь ветер приносил трупный запах, слышались стоны раненых.

Она закусила до крови губу: не расплакаться бы снова. Может, она сумеет уговорить норманнку перевезти Малика подальше от этого гиблого места, но это позже, когда ему станет лучше. А пока надо терпеть. Вспомнилась Эдвина, как-то она там обходится без неё?

Ричард понимает, что, пока его жена жива, Бринн его рабыня. Она придавила кончиками пальцев пульсирующие виски. Подумать только, ещё вчера она жила в Редферне и лечила Эдвину, но грянул бой, и жизнь её сорвалась с места, и теперь каждый день или даже час мог стать последним. Её бросили сюда, в его проклятое место, где норманнка считает её своей рабыней. Что же будет с ней дальше? Но она не из тех, кто хнычет и кого можно заставить молча терпеть унижение. Но вдруг судьба улыбнётся ей, а норманнка поможет вернуться в благословенный Гвинтал? Ей совсем не нужен Редферн. Но ведь там Эдвина, к которой она глубоко привязалась, и её долг — помочь бедняжке. Бринн постаралась отогнать бредовые мысли о Гвинтале. Это было бы слишком хорошо, чтобы сбыться. Надо жить одним днём, делать то, что можешь, а там будь что будет. Наверное, всё само собой образуется. Малик с нескрываемым удивлением посмотрел вслед выскользнувшей из палатки Бринн.

— Я прежде не слышал, чтобы женщина распоряжалась тобой. Кто она?

Гейджина криво усмехнулась.

— Моя рабыня.

— Не может быть, — удивлённо моргнул Малик. — Ей кто-нибудь говорил об этом? Сдаётся мне, она тебя считает своей рабыней.

— Очень скоро я положу этому конец. — Гейдж заботливо укрыла Малика покрывалом. — «Господи, да святится имя твоё, он будет жить! Всё идёт слишком хорошо, чтобы быть правдой». — Тебе не надо разговаривать. Ты ещё очень слаб.

— Она тоже так считает. — Малик по-прежнему неотрывно следил за входом в палатку. — Мне гораздо лучше, с каждой минутой я всё больше хочу знать о ней всё. Расскажи мне о ней.

— Да благословят тебя святые небеса, — вздохнула Гейдж. — Она была рабыней лорда Ричарда Редфернского. Мы взяли его в плен во время битвы, и он отдал нам эту женщину в обмен на свою свободу, уверяя, что она знахарка и очень хороший лекарь. И это оказалось правдой. Я бы ни за что не поручилась, что ты переживёшь ночь.

— Она спасла меня?

— Похоже на то.

— Да-да, у моих ног сидел ангел, — горячо подтвердил Малик. — Я узнал его, когда увидел её лицо. Оно всё сияет.

— Сияет?

— Разве ты не видишь?

— Она не улыбается. Она не умеет этого делать.

— Неправда, — нахмурился Малик, — она улыбалась мне так тепло, будто солнечный луч коснулся моего тела и согрел его.

— Ты просто бредишь.

— Нет-нет. — Малик говорил убеждённо. — Я узнаю, когда увижу её.

— Узнаешь что?

— Ангел ли спас меня от смерти.

— У тебя начинается жар!

— Ты ничего не понимаешь.

Малик всегда смотрел на всё иначе и видел всё вокруг по-другому.

Гейджина ощутила неладное.

— Она не ангел, — чётко выговаривая каждое слово, дабы вбить сказанное в голову друга, произнесла она. — В свободное от забот о жене лорда Ричарда время она делит постель со своим хозяином. Он уверяет, что она очень хорошо с этим справляется и во многом преуспела.

— Бедная девочка.

— У этой несчастной язык оставляет шрамы в душе.

— А чем ещё защищаться несчастной рабыне? Её слово, тело… — Малик вопросительно взглянул на Гейджину. — Обычно ты не так жестока в обращении с теми, кому меньше повезло в жизни. Так почему с этой женщиной…