Что ж, ей уже приходилось выносить побои, и она осталась жива. Надо постараться выдержать гнев этой чужестранки, её пристальный взгляд, хотя в глубине души она не слишком-то была уверена в своей храбрости.
— Тебе надо, чтобы он остался жив, тогда подчиняйся. Я позову тебя, если замечу, что приближается конец.
— Я не двинусь с места.
Не мигая, Гейдж смотрела на неё.
Её обуревали гнев и желание вышвырнуть вон эту непокорную девицу. Но жизнь Малика! А ей ещё никогда не приходилось сталкиваться с более волевым и упорным человеком. Бринн на мгновение ощутила себя хрупкой тростинкой на ветру, согнувшейся под натиском её глаз, но она не могла позволить себе проявить слабость и отступить.
— Ладно, тогда оставайся и смотри, как он умирает. Я и пальцем не шевельну. Ты этого добиваешься?
Её огромные руки сжались и разжались, взгляд задержался на её горле. Бринн показалось, что сейчас воительница бросится через распростёртое тело Малика душить её.
— Проклятье! — Гейджина встала и направилась к выходу из палатки. — До рассвета можешь оставаться с ним.
Гейджина посмотрела на неё через плечо. Бринн с трудом овладела собой, пытаясь не поддаться неподдельному ужасу от её угрожающего тона.
— Мне не нравится, когда мной командуют. Всю жизнь я боролась за право приказывать самой. Когда Малик поправится, я ещё тебе припомню. — С этими словами она вышла из палатки.
Глубокий вздох облегчения вырвался из груди Бринн. Её присутствие рядом было подобно грозовой туче: не давало ей дышать. Теперь она займётся лечением, не думая о самозащите.
Буря. Именно такой была Гейджина Дюмонт. Вокруг Бринн, будто не было палатки, а сверкали молнии и выл ветер. Бринн сама удивлялась тому радостному возбуждению, с которым ей удалось отразить напор норманнки. Сейчас главной наградой ей стали мир и покой.
Когда-то, как ей казалось, давным-давно, ещё в раннем детстве, она носилась под дождём, испытывая счастье и перед буйством стихии.
Но теперь, когда ей пришлось столько пережить за последние три года, её единственной несбыточной мечтой стала надежда на покой в лесах Гвинтала. Она склонилась над Маликом и коснулась его виска. Её пальцы уловили еле пульсирующую жилку.
— Она ушла, — шёпотом сообщила Бринн. — Удивительно беспокойная у тебя подруга, Малик. Думаю, нам без неё будет лучше. Мы просто посидим и поговорим, а пока я приложу свои лекарства к твоей ужасной ране. Ты ведь не хочешь оставаться там, где ты сейчас. Наверное, там тише и спокойнее, но у тебя ещё много дел в этом мире…
— Она положила руку почти на самую его рану. —…Ну, и о чём теперь мы поговорим? Только не о кровавых сражениях. Я страдаю от таких рассказов не меньше, чем ты от своей раны. Хочешь послушать о моём милом сердцу Гвинтале? Скоро я вернусь туда, думаю, тебе бы там тоже понравилось. Он такой же красивый, как и те места, по которым ты сейчас бродишь, нет, пожалуй, ещё прекраснее… — Бринн поудобнее устроилась возле него. — …В лесах прохладно и тихо. Каждое дерево таит свои чудесные тайны… ночные цветы или диковинные птицы, которых ты никогда не слышал. В густой чаще вдруг услышишь тихое журчание ручья, его чистейшие струйки сбегают по скалистым утёсам, переливаясь в солнечных лучах…
***
Порывы холодного пронизывающего ветра не смогли охладить гневный запал Гейджины.
Она едва не придушила эту мерзавку, с трудом поборов страстное желание сдавить руками её тонкую шею и не разжимать их, пока та не заскулит о пощаде.
— Она выставила тебя? — услышала воительница голос лорда Ричарда.
Гейдж раздражённо покосилась на костёр, у которого грелся Ричард, протянув руки к огню.
— Я предполагал, что она и над тобой попытается покомандовать, — притворно посочувствовал Ричард. — Она никогда и никому не позволяла оставаться в комнате жены во время её лечения. Не будь Бринн подарком моего тестя, я бы проучил её. Лорд Келлз, отец моей жены, был самым влиятельным бароном на юге Англии, и я не хотел обидеть его, наказав эту женщину. Мне следовало…
— Почему ты до сих пор здесь? — грубо прервала его Гейджина. Она и без того злилась и не намерена была терпеть рядом этого смазливого Иуду. — Я думала, ты давно убрался из лагеря.
— Я так и сделал, но с полдороги вернулся в надежде оказаться тебе полезным, — улыбнулся Ричард. — Мне хотелось убедиться, пришёлся ли тебе по душе мой подарок?
— Если именно он не придётся мне по душе, то ты пожалеешь, что остался, — сквозь зубы процедила Гейджина. — Мне не нравится, что какая-то рабыня занимается лечением моего друга без меня, и я не потерплю, если Малик умрёт на её руках.
— Поэтому я и вернулся, — едва заметно скривился Ричард. — Уверен, эта женщина вылечит твоего друга, а если нет… — он поднял руку, Гейдж напряглась, — и Господь вдруг решил призвать сарацина к себе, я хотел бы убедиться, что ты поняла, насколько она искусна в другом…
— Искусна?
— …и сделает всё, чтобы утешить тебя в твоём горе. Она ведь очень привлекательна, не правда ли?
— Нисколько. Я не помню, как она выглядит.
Гейдж действительно не увидела её, вернее, не обратила внимания на её внешность. Для воительницы она прежде всего оставалась знахаркой и, возможно, единственным спасителем Малика.
И всё-таки интерес к ней худосочного Иуды заставил и её напрячь память. С трудом возник облик высокой худой женщины в коричневой шали из грубой шерсти.
Вспомнились золотисто-карие глаза, гордо, с достоинством и без испуга смотревшие на неё. Гневная дрожь пробежала по её телу. Эта девица выставила её из палатки.
— Она слишком дерзкая и непокорная, — высказала недовольство Гейджина.
— Из-за своего низкого уэльского происхождения. Она вполне безобидна, — поторопился успокоить её Ричард. — А непокорность разжигает, особенно во время любовных забав… Такую нелегко приручить, но зато победа будет слаще. — По лицу Ричарда расплылась похотливая улыбка, а голос опустился почти до неслышного шёпота. — Она умеет трогать как мужчин, так и женщин, и любит, когда прикасаются к ней. Она поддаётся выделке подобно нежной оленьей коже и, я убедился сам, знает способы, как отвлечь мужчину от скуки в постели.
— А что делала твоя жена, пока ты брал уроки у этой женщины?
Ричард пожал плечами.
— Я же не затаскивал Бринн в ту же самую кровать. Жена нужна для того, чтобы рожать детей, а такая женщина, как Бринн, нужна для того, чтобы покувыркаться в любовных играх. Завидую, тебе ещё предстоит её распробовать, а я остался ни с чем.
Лорд вызывал у Гейджины отвращение. Не секрет, что женщины-рабыни нередко служили для любовных утех, но отношение Ричарда к свой жене показалось Гейджине омерзительным. У этого пленного нет ничего святого. Он способен на любую подлость.
— «Измена для него — смена хозяина», — такое чувство вызывал у воительницы лорд.
Он напоминал Гейджине Хасна, главного торговца на рынке рабов в Константинополе.
— Мне не нужна рабыня в постели. Мне необходимо её знахарское умение для спасения друга, — ответила Гейджина ледяным тоном, давая понять, что не желает говорить с Ричардом на такую тему.
— Да-да, конечно, — поспешно согласился лорд. — Я только подумал, что тебе будет интересно узнать о Бринн.
— «И заранее обезопасить собственную шкуру, если Малик умрёт у неё на руках», — мысленно досказала за него Гейджина.
Только сакс заблуждается: заменить потерянного друга не в состоянии ни одна женщина.
— Считай, что ты уже вдоволь поговорил, и теперь тебе пора убираться отсюда.
— Может, мне лучше остаться и… — Ричард умолк на полуслове, увидев выражение лица Гейджины. — Ну, если ты настаиваешь… — Он встал и улыбнулся. — И всё-таки, миледи, я уверен, эта встреча у нас не последняя.
Гейджина молча подсела к костру погреться. Ричард перестал для неё существовать, даже если уедет он или останется. Какая разница!
Все её мысли заняли умирающий Малик и эта дьяволица, осмелившаяся прогнать её от постели друга. Едва озарился восток и бледно-розовые тени нежными перьями протянулись по небу, причудливо ложась на землю, как Гейдж стремительно ворвалась в палатку.
