– Я не понимаю… – растерянно произнес я, ощущая, как меня захлестывают волны ее отчаяния. Только теперь я осознал, каково ей было держать все это в себе долгие недели лишь потому, что она опасалась нарушить предписания Сметвика. – Я помню, как ты тосковала по нему, когда он ушел, как шептала во сне его имя. Ты любила его и сейчас любишь! Мы слишком много пережили. Мы все. Вам надо успокоиться. Прийти в себя…
– Ты стал таким… разумным, Гарри Поттер, – Гермиона протянула руку и погладила меня по волосам. – Нет. Думаю, это здесь не поможет. Мы уже чужие друг другу. Рон хочет поступать в Академию авроров. Он словно помешался на этом. Ты же и сам видел. А я… Я, наверное, вернусь в Хогвартс. Наверстаю пропущенное за последний год… – она старалась говорить как можно беззаботнее, но я представлял, как ей больно строить планы на будущее, в котором не было места Рону. Пусть даже, по ее словам, они оба «переросли» свою любовь.
– А как же твои родители?
– С этим придется обождать. После того как Рон отказал мне, я потеряла уверенность в собственных силах. Все, что я планировала, теперь кажется мне ребячеством и опасной затеей. Не для меня, конечно. Для них. Полагаю, что, проучившись еще год, я найду способ безболезненно восстановить им память. Так что, может, это и к лучшему! Послушай, а ты не хочешь тоже вернуться в школу? Когда целители наконец выпишут тебя. Ты бы мог заниматься по книгам в библиотеке, пока тебе не разрешат колдовать.
– «Заниматься по книгам», «палочки убрать»… – я вдруг вспомнил слова Амбридж, сказанные ей на первом же уроке ЗОТИ. – Звучит невероятно заманчиво! А впрочем, я подумаю над твоим предложением, Гермиона. Правда, неизвестно, как отнесется к этой идее директор МакГонагалл.
***
Как выяснилось, мой бывший декан, а ныне директор Хогвартса МакГонагалл тоже ожидала моего возвращения в школу.
Дней за десять до первого сентября она внезапно возникла на пороге моей уже порядком опостылевшей мне палаты, все такая же строгая и чопорная, только в обращенном ко мне взгляде светилось непривычное участие.
– Я проконсультировалась с главным целителем Сметвиком, мистер Поттер, – заявила она мне, усаживаясь на стул для посетителей. – По его словам, ваше состояние уже достаточно стабилизировалось, но все еще требует определенного контроля извне, который сложно обеспечить, если вы, к примеру, вернетесь в дом на площади Гриммо, 12. Зная ваш… характер, он опасается выписывать вас, справедливо полагая, что вы неминуемо начнете расходовать свой магический потенциал направо и налево и…
– Забавно, – горько усмехнулся я, – значит, целитель Сметвик вознамерился держать меня здесь до скончания века лишь потому, что считает меня придурком, способным навредить самому себе?
– Не кипятитесь, Поттер! – одернула меня МакГонагалл. – Я тоже не понаслышке знакома с вашей несколько неуемной тягой к приключениям. Я полагаю, будет очень разумным шагом, если вы возвратитесь в школу еще на год: получить диплом и полностью восстановиться после всего, что вы пережили. Постарайтесь принять взвешенное решение. Хогвартс в любом случае ждет вас.
– Хорошо, – вздохнул я, – обещаю подумать над этим предложением.
– Вот и правильно! – МакГонагалл одарила меня сдержанной улыбкой. – Да, целители отдали мне на хранение принадлежащие вам вещи: мантию, палочку Альбуса и небольшой черный камень, найденный в кармане ваших джинсов. Я не принесла их сюда. После выписки, продолжите ли вы обучение в Хогвартсе или нет, загляните ко мне, и я верну вам ваше имущество.
Я тепло поблагодарил ее, и мы расстались.
В тот момент я даже не осознал, что стал Повелителем Смерти.
========== Глава 3. Гарри ==========
Первый раз я увидел во сне дракона в ночь перед судом над Снейпом и обоими Малфоями. Он был ни капли не похож на то кошмарное страшилище – венгерскую хвосторогу, с которой мне пришлось сражаться в первом состязании Турнира Трех Волшебников. Нет, внешне он, конечно, выглядел весьма зловеще: громадное, покрытое чешуей тело; мощные лапы с острыми как бритва когтями; длинный, усеянный шипами хвост, одного удара которого хватило бы для того, чтобы раздавить противника в лепешку. В общем, все, что полагалось иметь жутчайшей и смертоноснейшей твари магического мира. Но было в этом драконе нечто совершенно неправильное. Глаза. Черные как ночь драконьи глаза с желтым вертикальным зрачком взирали на меня абсолютно осмысленным, человеческим взглядом, и в нем сквозило невероятное отчаяние. Он как будто попал в беду и молил о помощи. И самое странное: гигантская зубастая зверюга вызывала у меня бездну сочувствия. Приблизившись к нему, я понял причину: чудовище было намертво приковано к каменной стене. Толстые стальные цепи, оканчивающиеся ошейником и неким подобием кандалов, практически не давали дракону возможности пошевелиться. Чем больше я на него смотрел, тем сильнее сжималось сердце от жалости к этому страдающему существу. Дракон с трудом поднял огромную голову, открыл пасть, и до меня, словно вздох, донеслось: «Гарри…»
Я проснулся с бешено колотившимся сердцем и еще целую вечность лежал с закрытыми глазами, тщетно пытаясь восстановить сбившееся, как от долгого бега, дыхание. Я не представлял, почему вид плененного дракона вызывал во мне такое неистовое желание ринуться ему на помощь, ведь, в отличие от Хагрида или того же Чарли, я никогда не питал к этим монстрам нежных чувств, а уж после личного знакомства с венгерской хвосторогой – и подавно. Иногда я жалел, что не владею даром разгадывать сны, особенно те, которые повторялись снова и снова.
Видения о прикованном драконе преследовали меня до самой моей выписки из Святого Мунго, но в последнюю ночь, проведенную мной в больнице, сон неожиданно изменился. До этого момента я ничего не предпринимал, чтобы хоть как-то облегчить участь несчастного чудовища. Стоило ему позвать меня, как видение сразу же обрывалось, и я не успевал даже выхватить волшебную палочку. И вот теперь я с изумлением наблюдал за собственными жалкими и бесплодными потугами освободить зверя. Я раз за разом направлял на оковы свою палочку, но Релашио (1) и Диффиндо (2), нацеленные на кандалы и цепи, не срабатывали. Заклятия просто отскакивали от них, не нанося ни малейшего вреда. В отчаянии я опустился на каменный пол, привалившись спиной к огромной лапище. Я ощущал себя никчемным и сломленным. Может быть, именно поэтому, пользуясь моей минутной слабостью, в голове вдруг зазвучал ненавистный мне голос:
– Брось свои глупые попытки, Поттер! Тебе не удастся помочь ему! Он проклят и останется здесь навечно.
***
Я надеялся, что странные, тревожившие меня сны сами собой прекратятся в Хогвартсе, но в первую же ночь мои надежды разбились в прах, и я снова очутился в похожей на тюремную камеру комнате, один на один с драконом. Более того, в этот раз пленнику, судя по всему, надоело безропотно сидеть на цепи. Он неистовствовал и буйствовал, рыча и извергая пламя, которое так же, как и жалкие остатки моей магии, не могло освободить его от оков. Видеть его таким было еще невыносимее. Я ломал голову, почему все мои заклинания отказываются работать в этом проклятом месте, и злился на себя за то, что не способен помочь загадочному чудовищу с совершенно человеческим взглядом.
Измученный и разочарованный, я с неимоверным трудом поднимался по утрам и иногда даже опаздывал на уроки. Профессора проявляли ко мне снисходительность (хоть какие-то привилегии полагались победителю Волдеморта!) и баллов не снимали. Я был им благодарен: не хватало еще, чтобы Гриффиндор оказался в хвосте соревнования за Кубок Хогвартса из-за чересчур эмоционального старшекурсника-переростка!
На следующий день после моего приезда МакГонагалл, как и обещала, вернула мне Воскрешающий камень, Бузинную палочку и Мантию-невидимку. Так как другой палочки у меня теперь не было, а пользоваться той, что все привыкли видеть в руках Дамблдора, я счел бестактностью, я заказал себе новую у старика Олливандера. В этот раз мне, как ни странно, подошла палочка с сердцевиной из сердечной жилы дракона. Олливандер долго охал и ахал по этому поводу, но объяснить эту странность так и не сумел. К сожалению, мой магический потенциал еще не восстановился должным образом, и я не мог в полной мере испытать свою обновку. Мне все время казалось, что слушается она меня гораздо хуже, чем палочка с пером феникса или та, что я отвоевал у Волдеморта, но я твердо решил без крайней нужды не брать в руки «Жезл судьбы». Из трех Даров Смерти я оставил себе лишь мантию-невидимку, отправив два прочих на дно сундука вместе с другими своими вещами, которыми любезно обеспечил меня Кричер.
