– Рон, как ты не понимаешь, – пыталась урезонить его Гермиона, – Гарри почти лишился магии. Ему нужна спокойная обстановка, чтобы восстановить свой потенциал, а учебные тренировки этому никак не поспособствуют.

– Вот только не надо делать из Гарри тряпку и бабу! – зло взглянув на нее, вышел из себя Рон. – Ведь он же всего пару месяцев назад расправился с Волдемортом. Попьет зелья еще неделю-другую и будет в полном порядке.

– Ты настоящий эгоист, Рон! Раз Гарри сам говорит, что не сможет, значит, он действительно не сможет. Ты вот отказался идти в тот день на суд и не видел, в каком он был состоянии…

– Естественно, отказался! Избавил себя от такого унижения: мой лучший друг заступается за убийцу и Пожирателя смерти Снейпа, да за хорька с его папочкой! Тот еще, наверное, был аттракцион!

– Между прочим, этот самый «хорек» спас нам жизнь в Малфой-мэноре, – вмешался я в их перебранку. – Опознай он меня тогда, и Волдеморт изрезал бы нас всех на куски… А в Запретном лесу его мать намеренно солгала Темному Лорду, заявив, что я умер… Я, знаешь ли, никогда не был неблагодарной сволочью…

– Получается, про свои долги по отношению к гнусным Пожирателям ты помнишь, – побагровел Рон, – а как насчет долга перед друзьями? Перед Джинни? Или ты уже забыл, что обещал на ней жениться?

– Ничего подобного он ни разу не обещал, Рональд Уизли! – раздался звонкий девичий голос, и в палату вошла Джинни рука об руку с Дином Томасом. – Прости, Гарри, я долгое время считала, что люблю тебя, но оказалось, что я принимала детскую влюбленность за подлинное чувство. С Дином у меня – то самое, настоящее… Я догадываюсь, вам в ваших странствиях пришлось несладко… Я думаю – да нет, я уверена – вы находились в смертельной опасности. Джордж с Фредом… – она сглотнула, точно, произнеся имя погибшего брата, причинила себе физическую боль, – об этом постоянно твердили в «Поттеровском дозоре». Только ведь и нам тоже в Хогвартсе было… – Джинни закусила губу, подбирая правильные слова, – ужасно нам было. Кэрроу заставляли нас на уроках отрабатывать пыточное заклятие, а всех, кто противился им – избивали… У ребят то и дело пропадали родственники… Луна не вернулась после Пасхи, и ходили слухи, что ее убили… Мне было немыслимо страшно и одиноко… А Дин… Когда война закончилась, я буквально разваливалась на куски. Я впервые столкнулась со смертью так близко… Дин поддерживал меня. Не давал впасть в отчаяние… Он стал для меня всем. Я старалась быть сильной ради него! И не смотри на меня так, Рон! – прикрикнула она на брата. – Ты не представляешь, через что мы прошли! Не смей меня осуждать!

Рон молчал, явно не находя, что ей возразить. Я глядел на Джинни, такую красивую в своем гневе, с раскрасневшимися щеками и сверкающими глазами, и прекрасно понимал ее. Когда я поцеловал ее в Норе, в день свадьбы Билла и Флер, мне казалось, что мы прощаемся с ней навсегда. Я не знал, чем завершатся наши поиски, и кто из нас – Волдеморт или я – переживет решающую схватку. Поэтому-то я и отпустил ее.

– Я рад за тебя, Джин, – сказал я совершенно искренне, – вернее, за вас с Дином. Я уверен, вы будете очень счастливы вместе.

Рон открыл было рот, вероятно, чтобы выразить свое неодобрение, но Гермиона дернула его за рукав, и он поспешно выскочил из палаты, не простившись с ней и бросив мне лишь короткое:

– Пока!

– Не обращай на него внимания, Гарри! – смущенно произнесла Гермиона. – Рону приходится совсем непросто в последнее время. Я имею в виду после смерти Фреда.

– Лучше признай, что мой брат ведет себя как законченный придурок. И с тобой в том числе, – отрезала Джинни, гневно тряхнув головой. – Нам всем не хватает Фреда. И мне, и папе, и маме, и Биллу с Чарли, и даже Перси… А вообрази себе, что творится с Джорджем? Они с Фредом… Иногда казалось, что они были единым существом. Конечно, у него случаются срывы, но все же он не позволяет себе кидаться на людей, осуждать их по поводу и без, навязывать им свое мнение. Кстати, когда вы едете в Австралию возвращать память твоим родителям?

– Мы… – замялась Гермиона, – мы решили повременить с этим. Рон еще не готов сопровождать меня, а сама я боюсь не справиться.

Я заметил, что она сильно взволнованна и расстроена. У них с Роном явно не ладились отношения. Может, это происходило из-за его скорби по погибшему брату, а может, была и иная причина, которая пока ускользала от меня.

– Ты, наверное, устал, Гарри. Хочешь, я навещу тебя завтра? – спросила Гермиона, пристально глядя мне в глаза. Она намеренно сказала «я», а не «мы», и я понял – ей необходимо выговориться.

***

Впрочем, ни завтра, ни послезавтра посетителей ко мне не допустили. Вечером Сметвик принес очередную порцию зелий, проверил мое состояние и нашел его неудовлетворительным.

– Вы – самый несносный пациент, которого я когда-либо лечил, – с тяжелым вздохом посетовал он. – Вам же доступным языком объяснили: никаких волнений! Гарри, поймите, раз вам наплевать на свой магический потенциал, и вы так жаждете превратиться в сквиба, то я вообще не сумею ничем вам помочь. Чего вы, собственно, добиваетесь? Чтобы я посадил у двери палаты аврора и запретил пускать к вам ваших друзей? Мне доложили, что утром тут было не протолкнуться. Вы, разумеется, герой и все такое прочее, но здесь вы – лишь мой пациент! Орден Мерлина не убережет вас от потери магии. Не будете слушаться – посажу под замок до полного выздоровления.

– Послушайте, Сметвик, – я покорно выпил все три предложенные им снадобья, – я тут с ума сойду в одиночестве! Позвольте хотя бы мисс Грейнджер изредка навещать меня. Она невероятно дисциплинированна. Уверен, она окажет на меня самое благотворное влияние.

– Вы изъясняетесь как настоящий дипломат, – усмехнулся колдомедик. – Давайте договоримся так: завтра я проверю ваше состояние и, если найду его приемлемым, допущу к вам мисс Грейнджер. Но только ее одну!

***

Оставшиеся до моего восемнадцатилетия две недели Гермиона появлялась в палате чуть ли не ежедневно. Она в точности следовала предписаниям Сметвика, приходила без Рона и болтала со мной исключительно о всяких пустяках. Она развлекала меня последними сплетнями из раздела светской хроники, смеялась, шутила, а в ее глазах плескалась тоска. Я несколько раз пытался разговорить Гермиону, заставить объяснить, что происходит между ней и Роном, но она, видимо, не желая расстраивать меня, постоянно переводила беседу на другую, менее болезненную для нее тему.

Тридцать первого июля запрет на количество посетителей временно сняли. Джинни и Гермиона закатили в мою честь праздничную вечеринку с тортом и вкуснейшими пирожками от миссис Уизли. Рон и Дин тайком от целителей притащили полные карманы уменьшенных заклинанием бутылок сливочного пива.

Признаться, я очень надеялся, что улучшение моего самочувствия убедит Сметвика не возобновлять наложенные на меня ограничения, но он, в очередной (как мне казалось, тысячный) раз проверив мою магическую ауру, вынес безжалостный вердикт:

– Я весьма вами доволен, Гарри, но полагаю, что еще пару недель абсолютного покоя пойдут вам только на пользу.

Именно поэтому серьезный разговор с Гермионой пришлось отложить еще на некоторое время.

***

– Мы с Роном расстаемся, – Гермиона сидела на стуле напряженная, точно натянутая струна. Ее губы были плотно сжаты. На бледном лице застыло выражение отчаяния. – Как там выразилась Джинни? Я принимала детскую влюбленность за истинное чувство. Рон изменился… – она закусила губу. – Полностью изменился. Он словно превратился в другого человека. Замкнутого, мрачного. Я пыталась достучаться до него, но натыкалась на глухую стену. Уговаривала его сходить к целителям или к маггловскому психологу, но он лишь отмахивался. Иногда он напивался и говорил мне страшные, ужасные вещи. А три недели назад он отказался поехать со мной в Австралию. Мы уже обо всем условились, заказали межконтинентальный портал до Сиднея. Он пообещал сопровождать меня, а потом… потом вдруг неожиданно отказался. Заявил, что у него нет ни сил, ни желания помогать кому бы то ни было. Даже мне. Я вижу, как он отдаляется от меня. Ему неприятно мое общество. Он утверждает, что я… заумная и скучная. И… – она мучительно покраснела, – недостаточно страстная и раскрепощенная в постели… Однажды он ляпнул это, когда был пьян. Мне кажется, он больше совсем не любит меня. Возможно, мы просто переросли это…