Луи возвышался над стеной подобно стальному колоссу. Его лицо, узкое и аристократичное, являло образец мужественного благородства кругоносца, а глубоко запавшие от недосыпа глаза и резко осунувшиеся черты придавали сурового аскетизма. Бывший барон был высок и статен, ни дыхание пустыни, ни груз лишений не смогли склонить его головы или заставить опустить широкие плечи. Его тяжелый плащ из нескольких слоев прочной ткани слабо трепетал на ветру, а котта, заклятая когда-то в мирных землях умелым магом, сохраняла слепящую белизну и золото святого круга. Готический доспех, покрытый светло-серой эмалью, ровно сиял сполохами багрового пламени там, где рассеянные солнечные лучи соприкасались с мелкими значками колдовской вязи. Доспех создавали для барона де Люмино в те времена, когда он еще не принял обета бедности и братства, превратившись в брата Луи. Массивные наплечники были украшены так, чтобы напоминать о старом и хранить главное. Правый, в честь родового зверя, был выполнен в виде скалящейся волчьей головы с окровавленными эмалью клыками. Левый нес массивный круг с рельефной виноградной гроздью Люзона – признак небесного Хозяина и земного сюзерена, за которым барон пришел на земли Веры. Нагрудник – произведение искусства из рук умелого мастера-артефактора, был способен выдержать удар клевца и даже камень из катапульты, он был украшен головой воющей гарпии, но ее скрывала благородная котта. А поверх туники был наколот пергамент с благочестивыми молитвами от скверны. Хмааларцы были известными чернокнижниками, их воинству сопутствовали демоны, ифриты, ночные гули и нечестивые колдуны. Но священные знаки, созданные могучими клириками похода и питаемые верой кругоносцев, оберегали воинов от скверны. Более мелкие пергаменты, укрепленные в специальные зажимы на наплечниках и латной юбке, трепетали на ветру, иссеченные злым песком, но не потерявшие силы. Если враг придет, никакие силы тьмы не помогут, драка будет идти честно, как и предписано божественными законами. Руки же воителя, командира проклятой сотни, опирались на массивный клинок, двуручный меч в три ладони шириной, по которому бежали синие искры, а огненные руны по обеим сторонам борозды кровостока сияли пламенем ночного костра. Этот клинок, «Страж пламени», был подарен брату Луи за доблесть самим магистром Ордена Красной Перчатки Бриамом де Фолькенрейстом.

Вскоре уединение рассветного стража стены было нарушено, сбоку, почтительно поклонившись, тем самым выражая уважение, но не раболепство – в Армии Веры все благородные братья были равны, подошел оруженосец. Верный Патрик, белобрысый, нескладный юноша лет шестнадцати. Если он каким-то чудом переживет это сражение, Луи вручит ему шпоры. За два года битв на Святой земле парень научился владеть оружием не хуже любого взрослого рыцаря далекой метрополии. А о благочестии оруженосца говорил хотя бы тот факт, что он отправился за патроном на эти ветхие стены, хотя имел право отказаться.

– Брат мой, – почтительно обратился Патрик, нервно теребя застежку плаща, выполненную в виде лика святого воителя Бернара. – Вы не сомкнули глаз, разумно ли это?

– Оставь, – рыцарь бережно принял из рук оруженосца ковш с теплой, полной песка водой, и припал губами, жадно, будто это было лучшее вино его родины. – Я вдоволь отосплюсь в новом рождении, если умру сегодня. Или в лазарете. Или в повозке для военнопленных у Рашида, если он столь жаден, как говорят.

– Не путай мальчонку. Еще подумает, что у него есть шанс не сдохнуть, – голос говорившего был густой и гулкий.

На стену взошел брат Эктор. Убеленный сединами широколицый алмарский ветеран. Его доспех был простым без эмали и заклятий, покрытым вмятинами и царапинами, плащ и сюрко – серыми от старости и гнева погоды, а борода и русые волосы – обильно посыпаны солью годов и тревог. Эктор был массивен как гетербаг, тяжел в кости и неповоротлив, вдвое превосходя Луи ростом, гигант бился огромным молотом, выкованным из холодного серебра. Барону де Люмино за свой доспех пришлось продать земли и замок. Эктору, ради этого молота из кладовых Ордена Бога-Воителя, пришлось принести вечный обет служения. Великан командовал тяжелой пехотой, всегда подтрунивал над франтом-командиром и был надежен как утес.

– Сегодня надерем кому-то жопы! – Эктор ухмыльнулся в бороду и хлопнул командира по спине, раздался стальной гул. – А надо будет – и кости сложим. Не бзди, пацан, – он обернулся к Патрику, – в бою умирать не страшно. Опять же, к Единому отсюда близко.

– Побольше благочестия, брат, – голос следующего говорившего был негромким и сдержанным, но где-то в глубине звучал металл.

На стену поднялся и встал справа, чуть позади Луи, невысокий воин в красном. Как и у командира отряда, его одеяние отталкивало пыль и грязь. Широкий плащ цвета старой крови скрывал добротный, хоть и слишком легкий для рыцаря, доспех из эмалированных краской битвы стальных пластин, на сгибе локтя воин держал глухой шлем, украшенный драконом. Лицо, круглое и немного детское, пересекал глубокий шрам, удар сабли когда-то рассек хрящ носа и оставил борозду в скуле. На поясе говорившего висели ятаганы, которыми он мог орудовать с невероятной скоростью. На спине красный плащ его украшал белый круг, с красной же перчаткой в центре. Брат Микаэль принадлежал к Ордену Красной Перчатки, магистр которого по мере сил дал воинов каждому отступающему корпусу кругоносцев. Микаэль был честен, набожен и скуп на слова, он командовал легкой кавалерией и пехотой.

– Пред ликом Единого и перед врагом низко выказывать грубость, – он без стеснения взглянул на пыльное Солнце. – День битвы пришел.

Эктор ничего не сказал, лишь ухмыльнулся и сплюнул в пыль, Патрик сотворил знамение круга и зашептал молитву.

– Ну нахрена, в сотый раз спрашиваю, нахрена мы здесь? – Голос был надтреснутый, но при этом слишком мелодичный, неприлично мелодичный для мужчины.

На стену, ругнувшись в сторону проползшей по ступеням ящерицы, поднялся франт в красиво расшитом дублете с буфами, изумрудном берете с куцым пером, в узких рейтузах и растоптанных остроносых башмаках, на поясе у него висела рапира, на перевязи через плечо – десяток пистолей. А в особой кобуре – четырехзарядный гартарудский паровой монстр. В зеленых глазах Бернарда де Консорме, наемника, картежника и плута, крылась насмешка. Он командовал аркебузирами и парой кое-как привезенных в форт бомбард, с одним расчетом на обе. За золотистые локоны до середины спины и по-женски гладкое лицо, которое не испортили ни солнце, ни ветер пустыни, Бернарда прозывали «Красавчиком», а Эктор ласково величал «попудайцем». Де Консорме не принимал обетов, работал за звонкую монету и в форт пошел за лучшим другом – бывшим бароном де Люмино.

– Могли бы сейчас в обозе шлюх щупать, в карты играть, казенное вино разворовывать, – Бернард бесцеремонно оттеснил брата Микаэля, и приобнял командира отряда за шею. – Может, бросим все нах и сбежим?

– Кто-то должен умирать. Кто-то жить. Мы здесь за этим, а ты, дорогой Берни, – с затаенным смехом в голосе ответил Луи, – затем, что в противном случае я отрублю тебе ноги, стрелку они в бою ни к чему.

– Тогда сам потом потащишь меня безногого до лагеря этих чертовых беженцев в доспехах, – фыркнул де Консорме, убирая руку, – после того как мои девочки картечью принесут вам победу.

– Если твои девочки принесут нам победу, – весело откликнулся великан Эктор, – я сам буду тащить тебя всю дорогу до лагеря вместе с ногами и конем.

– Заметано! – подмигнул здоровяку наемник.

– Начинается, – бесстрастно произнес брат Микаэль, указуя перстом на север, где из пыльного, хищного марева темной полосой показалась нестройная орда легкой конницы эмира.

Оруженосец Патрик побледнел и выпрямился. Эктор лишь снова сплюнул под ноги. Бернард сокрушенно покачал головой.

– Воины! – взревел неожиданно громким, мощным баритоном брат Луи. – Время заставить этих неверных ублюдков сдохнуть за их безрадостного божка!

Чистая кровь