В глазах плыло, в ушах звенело, а сердце норовило выпрыгнуть из груди. Гоцман тяжело прислонился к стене и сам не заметил, как сполз на пол. Ощущение было такое, будто его втянули в Сумрак и протащили по всем слоям несколько раз. Волна жара сменилась ледяным холодом, пот, едва успевший выступить горячей испариной, тут же стал холодным и липким, перед глазами плясали разноцветные круги. Губ коснулось что-то прохладное и гладкое. Гоцман сделал глоток и только потом понял, что ему поднесли пить. В первые секунды ему показалось, что он глотнул спирта: пищевод обожгло, в висках застучало, сердце пропустило удар. Однако почти сразу в голове прояснилось, а во рту не появилось привкуса алкоголя. Гоцман понял, что пьет обычную воду. Нет, разумеется, не обычную — заговоренную. Сделав усилие, он опустошил стакан до дна.

— Вот на кой вы сами туда полезли? — зудел над ухом Якименко.

Кажется, большую часть его гневного монолога Гоцман пропустил, а оставшуюся слушать не собирался. Туман рассеивался, хаос в голове обретал некое подобие порядка. Сердце все еще бешено колотилось, но теперь его стук стал ритмичным и не напоминал танец обезумевшего чечеточника.

— Я молодым мозги строю, а вы тут такое откалываете…

— Ша, — раздался негромкий, но твердый голос у самого уха Гоцмана.

Как ни странно, Якименко замолчал, бросил в их сторону недовольный взгляд, махнул рукой и удалился к своим. Гоцман покосился на сидевшего рядом Фиму, все еще державшего в одной руке пустой стакан, другой проводившего короткие пасы. Поймав его взгляд, Фима на секунду замер.

— Шо? Он, на секундочку, прав. Вот объясни мне, шо тебе так медом было намазано в этой псиной берлоге? Зачем ты туда полез вперед паровоза?

Гоцман, конечно, мог бы объяснить, но разве Темный поймет?

Война потрепала всех, кого-то больше, кого-то меньше, но не было такого человека или Иного, кого бы она обошла стороной. А больше всего пострадала страна и любимый Гоцманом город. Одессе, конечно, досталось меньше, чем некоторым другим, но и на то, что сталось с ней, смотреть без слез было трудно. Люди потихоньку восстанавливали город, Иные помогали, как могли. На фоне разрухи и упадка особенно мерзко было наблюдать шайки нечисти, наводнившие город. За годы войны всякой швали развелось видимо-невидимо. Дозорам было трудно контролировать оборотней и вампиров, да и более важных дел хватало, так что низшие Темные вдоволь глотнули свободы. Война закончилась, а толпы нежити, привыкшей жить на широкую ногу, остались. И конечно, они стекались туда, где теплее и сытнее — на юг, в Одессу.

Стаю залетных оборотней Ночной Дозор выслеживал не первую неделю. Своих Гоцман знал всех наперечет, кое-кого даже уважал — герои войны как-никак — и прощал мелкие нарушения. Приезжие — совсем другое дело. Они вели себя нагло, регистрационных печатей не носили, охотились без лицензий, а главное — отбивали у местных территорию, утверждая свое право творить беспредел.

Нынешней ночью, после довольно долгой подготовки, Дозор наконец устроил облаву. Однако все пошло не так гладко, как Светлые рассчитывали. Некоторых оборотней взяли, но один ушел, попутно порвав кого-то из ребят. Гоцману стоило больших усилий, чтобы не придушить беглеца на месте, но раскрытие всей стаи было важнее. В итоге беглец привел его в дом, где оборотни отдыхали в человеческом обличие. Не настоящее логово, но уже кое-что.

Да, Гоцман поступил не слишком разумно, сунувшись в пасть к оборотням в одиночку. На что он рассчитывал? В первую очередь — на внезапность, во вторую — на силу. В конце концов, он — Светлый маг второго ранга, и, на минуточку, боевой маг. Пусть и молодой, по меркам Иных, но уже достаточно опытный, прошедший войну, сражавшийся и умеющий убивать как магией, так и своими руками.

Собственно, оборотни это поняли — что-что, а опасность они чуять умеют — и не рыпались, пока не прибыла подмога. Темное заклятье прилетело Гоцману в спину, когда он сдавал стаю Якименко. Не будь рядом Фимы, неизвестно, чем бы это закончилось.

— Взяли его? — спросил Гоцман, усаживаясь удобней.

— Кого? — уточнил Фима, все еще водя руками у его головы.

— Темного мага, который меня отоварил.

— А не было никакого мага. Только оборотни.

— И шо, оборотни так умеют?

— Я тебя умоляю, если бы они так умели, твой Ночной Дозор давно бы умылся кровавыми слезами.

— Тогда шо это было?

— Это я и пытаюсь понять.

Ну да, Фима его не лечил, он исследовал темное заклятье, поразившее Гоцмана.

***

Война подкосила не только людей, но и Иных. В некоторых городах Дозоры приходилось собирать с нуля, в некоторых остался лишь костяк сторожил. В Одессе дела обстояли получше, и в ближайшее время планировалось совсем исправить ситуацию. Например, буквально вчера откуда-то с Дальнего Востока прибыл новый целитель. Сейчас он внимательно осматривал Гоцмана сквозь Сумрак. Тот в свою очередь изучал его. Разумеется, он доверял врачу, сам привык убивать, так что к тем, кто спасает жизни, относился с уважением и трепетом, но нового сотрудника стоило узнать поближе. Доктор был немолодым, при том как внешне, так и реально. Ранг имел четвертый, но, судя по глубоким мудрым глазам, это с лихвой компенсировалось опытом.

Фима расхаживал по комнате как у себя дома, порой отпуская замечания, порой заглядывая целителю через плечо и что-то добавляя. Взял с тумбочки книгу, удивленно посмотрел на Гоцмана и одобрительно покивал. Тот сделал вид, что не заметил. Книгу ему дал Андрей Остапыч, когда Гоцман вернулся в Дозор после окончания войны. С тех пор прошел год, а он так ни разу ее не открыл. Не было в ней ничего особенного — история Дозоров разных стран.

— Не думаю, что дело такое серьезное, чтобы привлекать Темного наблюдателя, — наконец сказал целитель.

— Наблюдателя? — Фима сделал вид, что оскорблен до глубины души. — Довожу вам до ушей, если не дошло в мозг. Я таки не состоял и не буду состоять в Дозоре. А на шо мне этот геморрой, когда у меня есть свой? Вам показать? Ну шо вы, мне не сложно! Гоцман мне друг, брат и товарищ, шо бы вы себе ни думали.

Гоцман хмыкнул, но кивнул целителю, подтверждая слова Фимы: он частное лицо, и Гоцман дает свое разрешение на его присутствие. Правда, верить словам Фимы, что он тут ради Гоцмана, можно так же, как если бы оборотень заявил, что охотится только на капусту. Единственный человек, который когда-либо по-настоящему волновал Фиму, это он сам. И здесь он не ради здоровья Гоцмана (ну, может быть, чуть-чуть), а потому что ему интересно исследовать темную магию, которой припечатали Гоцмана.

Справедливости ради, Гоцман ничего не имел против такого расклада, да и, к чести Фимы, тот действительно помогал и ему, и Дозору.

По меркам Иных, Фима был очень молод, однако такого искусного Темного мага трудно было сыскать во всей Одессе. Покойный глава Дневного Дозора, пусть Сумрак будет ему прахом, что только не делал, чтобы завлечь Фиму в Дозор. Ничего не действовало. Фима заявлял, что лучше сдохнет свободным, чем будет на чьем-то поводке. Война его сильно изменила. Теперь он активно лез в дела Дозоров. Вот только в основном в дела Ночного Дозора, чем нехило бесил как Темных, так и Светлых.

— Ну шо, доктор? — не выдержал Гоцман. — Скока мне осталось?

— Не волнуйтесь, — целитель сделал несколько пасов рукой. — Вам повезло, заклинание зацепило не сильно.

— Да шо вы говорите? Ему повезло иметь рядом кое-кого, кто знает за темную магию, — вмешался Фима.

— Это он снял проклятье, — пояснил Гоцман.

— Не до конца снял, — заметил целитель и поднял руку, намереваясь развеять остатки проклятья.

— Погодьте, — вмешался Фима. — Я хоть и Темный, но думаю-таки не только о себе. Вы гляньте на чары.

Доктор еще раз прищурился. Гоцман последовал его примеру, хотя изучать чары, наложенные на самого себя, весьма сложно. Он видел переплетение линий силы, узлы и блестящие точки заклинаний. Чары били хитрые, и новичку понятно. Гоцман хоть и имел второй ранг, но сам не смог бы ни сплести, ни распутать такие. Впрочем, он был боевым магом и чары привык не распутывать, а разрушать. Правда, изучить их после этого уже не представлялось возможным.