— Откуда исходит звук? — спрашивает жестко, поэтому останавливаюсь на пороге, замявшись, ведь…

— Харпер, — он давит, поэтому начинаю ломаться, всхлипывая, заикаясь:

— Ото-всюду, — моргаю, подняв на Дилана мокрые глаза, полные растерянности. — Он везде, — еле справляюсь с онемевшим языком. О’Брайен даже не вздыхает. Он просто оглядывается по сторонам, прося:

— Попробуй прислушаться, ладно? Или подумай, откуда мог бы исходить звук, — он серьезно заинтересован или вынуждает себя? Смотрю на его профиль, но недолго, ведь пытаюсь подумать над его просьбой. Начинаю аккуратно вертеть головой в разные стороны, чтобы уловить, откуда исходит плач. С трудом сражаюсь с привычной для меня в таких ситуациях паникой, которая обычно и лишает способности анализировать, но сейчас, пока Дилан говорит со мной, разум ещё остается в сознании, поэтому я могу мыслить.

Парень терпеливо ждет, пока делаю шаг то в одну сторону, то в другую, нервно кусая ногти.

Давление возрастает. Мне тяжело сдерживаться, и буквально минуту спустя вновь начинаю всхлипывать, пальцами смахивая слезы с холодных щек.

— Успокойся, — О’Брайен притоптывает ногой, начиная предлагать. — Ванная? Где-то внизу? На чердаке?

Это только путает, поэтому ладонями грубо сжимаю уши, красными глазами смотря в пол. Громко и зло мычу на парня, который ругается под нос, переступая с ноги на ногу:

— Черт, хватит ныть, — слишком тихо произносит, поглядывая на меня. — У твоего брата была детская? — хмурюсь, слушая. — Может, звук исходит оттуда?

Зачем он хочет это выяснить? Как оно может помочь? Не понимаю… Это все в моей голове. Дилану никогда не услышать того, что вынуждена слышать я. Складываю руки на груди, чтобы хоть каким-то образом унять неприятную дрожь, и начинаю медленно крутиться на месте, слушая громкий плач ребенка. Оно эхом разносится по темному коридору, забиваясь в каждую щель в стене. Сглатываю, стараясь убрать ком в горле, и громко дышу, поддаваясь панике. Давление растет. Виски ноют. Голова пульсирует с такой силой, что, кажется, вот-вот должна разорваться на куски.

— Мэй, — Дилан хмуро следит за мной. — Соберись.

— Я не… — запускаю пальцы рук в волосы, сжимая влажные локоны. — Я не… — озираюсь с паникой. Ужас растет с детским криком в ушах. — Я не понимаю, я… — начинаю отступать назад, по коридору, в сторону лестницы, качая головой. — Я должна бежать… — напугано смотрю на парня, который вытягивает одну руку, осторожно шагая за мной, а оружие прячет за спину, зажав между тканью джинсов и ремешком:

— Ладно, всё, — уже без грубости, но поздно. Я отдаляюсь, плохо оценивая свои действия. В голове одна команда. Только бежать.

— Харпер, — Дилан ускорят шаг, а мне не удается даже извиниться. Разворачиваюсь, срываясь с места, и несусь вперед по коридору, задыхаясь собственным шепотом. Наверное, я ещё слишком наивная, раз понадеялась сбежать от человека, который лучше меня ориентируется в темноте, к тому же бегает быстрее, поэтому не могу заверить, что чувствую разочарование или удивление, когда у самых ступенек мои стопы отрывает от пола. От такой жесткой хватки под грудь меня буквально ломит на части, но эта физическая боль оказывается самым правильным из всего, что я могу ощущать в данный момент. Дилан поднимает меня, дергая назад от лестницы. Отпускает так же резко, позволив потерять равновесие и ладонями врезать по холодной стене. Оглядываюсь, с отвратительной нуждой уставившись на парня, будто он способен решить мою проблему раз и навсегда, но такого не случится, поэтому я должна…

— Не надо, — Дилан не дает мне рвануть дальше, когда делаю шаг в сторону, готовясь бежать. Парень всячески привлекает мое внимание, заставляет посмотреть на него, а не пялиться в пол:

— Извини, — за что? — Я не должен был давить, ладно? — пальцами крепко сжимает мое запястье, и я не ощущаю его дрожь. Её нет, поэтому поднимаю голову, взглянув на него с полной потерянностью, но не могу ничего молвить.

— Погнали вместе отсюда, — предлагает вполне серьезно. Стучу зубами, стиснув их во рту, и еле киваю, постоянно сражаясь с растущим комком боли в горле. Что-то неразборчивое мычу в ответ, пытаясь сосредоточиться на прикосновении. Дилан кивает головой, говоря медленно, видимо, чтобы до меня доходило каждое его слово:

— Сначала оденемся, хорошо? — делает шаги обратно, в сторону комнаты для гостей, и тянет меня за собой. Поддаюсь не сразу. Кое-как следую за ним, чувствуя, как осторожно парень перебирает пальцами, опускаясь ниже по кисти, и сжимает мою влажную, ледяную ладонь. Где реакция? Где его дрожь? Где? Подходим обратно к комнате. О’Брайен переступает порог, хлопнув по выключателю оружием, чтобы помещение озарил холодный свет. Иду следом, морщась, ведь в спину вдруг бьет крик, заставляющий резко обернуться назад. Напротив. Моя комната напротив. Хмурюсь, замерев на месте и почувствовав, как Дилан отпускает мою руку, начав ходить по комнате, собирая свои вещи. Продолжаю сверлить взглядом поверхность темной давно запертой двери. Он плачет. Джемми плачет там.

С этой мыслью хочу рвануть туда, помчаться, словно обезумевшая. В никуда, но отрезвляющий голос О’Брайена отдергивает от этого желания. Поворачиваюсь к нему лицом, взглянув в глаза. Он натягивает свою кофту, смотрит в ответ:

— Ты собираешься? — его голос звучит в моих ушах эхом, поэтому мне труднее понять, что он говорит, но читаю по губам, часто заморгав при слабом кивке головой. Сжимаю губы, обняв себя руками, иду к столу, чтобы взять свои джинсы. Мои движения настолько медленные, тело вдруг заметно ослабевает, а тянущая сознание боль превращается в усталость. Всё это лишает меня сил. И я не имею представления, как буду справляться дальше. Самостоятельно.

Уже все звуки слышу приглушенно, будто нахожусь в водном пространстве. Даже плач. Даже свои мысли. Даже Дилана, который ходит позади в поисках своего мобильника. Кое-как надеваю джинсы, справляюсь со шнурками на кедах. Кажется, я вожусь больше часа в состоянии полной отрешенности от реального мира, и оно не отпускает меня, когда оборачиваюсь, видя, что О’Брайен давно стоит, спрятав ладони в карманы кофты. Смотрит на меня. Молчим. Он только наклоняется, подняв с пола куртку, и подходит ближе, протягивая мне. Беру. Не торопит. Медленно натягиваю рукава, застегивая, и проверяю наличие телефона. Того нет. Плевать.

Заканчиваем собираться. Дилан надевает рюкзак, вновь спокойно взяв меня за руку, будто это ничего ему не стоит. Словно он всегда так делал и делает. Идет вперед, потянув за собой. Следую за ним, полностью подчиняясь. Шагаем медленно, не торопясь, хотя всем своим существом хочу скорее выбраться из дома, который покидаем только спустя бесконечную минуту. Ледяной до ужаса ночной мороз. Я цепенею буквально сразу, как оказываюсь по другую сторону порога. Крепче сжимаю ладонь Дилана, пока тот закрывает дверь на ключ, после спускается вниз по ступенькам крыльца. Спешу за ним, спотыкаясь о сугробы снега.

В салон автомобиля влезаю первой. О’Брайен ставит машину прогреваться, а сам остается на темной улице курить. Курит много и долго. Тепло распространяется по салону, но оно не способно остановить мою судорогу, ведь весь холод заключен внутри. Сжимаю ладони, стараясь унять дрожь. Не смотрю на Дилана, когда тот садится сбоку за руль, хлопнув дверцей. Хочу спросить, куда мы поедем, но язык ещё не слушается, поэтому остаюсь молчаливой, пока автомобиль трогается с места, выезжая на темную дорогу между спящими домами.

Смотрю в одну точку на протяжении всего пути. В тишине. Сжимая и разжимая холодные ладони.

Всё верно, иногда мне кажется, что мои кошмары и бредни — они временны, ничто иное, как простой эмоциональный сдвиг, но… Они не прекращаются, а лишь усиливаются. Каждое проявление мощнее предыдущего, имеет огромное воздействие на мой мозг. И меня пугает тот факт, что я не могу остановить это или каким-то образом контролировать. Темнота и холод — они часть меня. Тяжесть увеличивается. Она душит, и когда-нибудь я больше не смогу дышать, поэтому пора позволить ей сдавить мне глотку сейчас, иначе ожидание убьет меня.