Я попрощалась с Лили, пообещав, что приеду завтра. Мне нужно записать ее номер в новый телефон, ведь старого я лишилась. А еще сегодня Дилан должен был привести мой рюкзак. И это означает, что парень решит меня подвезти домой, ведь Дейв наверняка останется с Лили. Но мне необходимо немного времени в одиночестве. Совсем немного.
Спасибо Роуз, что она одолжила мне свою одежду. Верну ее завтра, а то… Никто не привезет мне мою. До сих пор не знаю, что с моей мамой. Где они с отцом? Наверняка она пыталась дозвониться. Места себе не находила. Надо будет позвонить ей, как окажусь дома. Но не сейчас. Роуз должна передать, что я решила прогуляться. Знаю, лучше было подождать, забрать вещи и ехать себе спокойно. Дело в том, что сегодня мне опять снился тот сон. И я тонула. Это окончательно выбило меня из колеи, поэтому сбежала. Да, сбежала, потому что мои руки до сих пор дрожат, а в темных коридорах больницы я чувствую на себе взгляд. Параноик, но не могу спать, не могу кушать, не могу закрывать глаза в душе, чтобы смыть шампунь. Мне не побороть это дерьмо внутри.
Не знаю, который час, сколько проходит времени с того момента, как покидаю больницу. Я сажусь на автобус до моей улицы, но не выхожу, доезжая до конечной. Затем пересаживаюсь, и вновь еду в другую сторону. Водитель смотрит на меня странно, но какое мне дело?
Сижу, виском прижавшись к не самому чистому стеклу, смотрю на дорогу, не давая шуму вокруг проникнуть в меня. Люди набиваются в салон, затем выходят. Каждый раз их все больше. И пахнут они отвратительно.
Морщусь, касаясь пальцами щеки, на которой еще можно нащупать корочку от раны. Хотелось бы мне сейчас быть похожей на Лили. Улыбаться, смеяться, но не чувствую, что получится. Я могу только изобразить всем знакомое равнодушие и сказать: «Я в порядке», — после чего спрятаться и перевести тему.
Думаю, чем скорее я вернусь в прежний ритм жизни, тем быстрее оправлюсь. Знаю, звучит ужасно, но мне нельзя сидеть дома. Нужно выходить и двигаться.
Напротив садится мужчина. Я складываю руки на груди, а ноги сжимаю. Непроизвольно. Смотрю в окно, понимая, что прошло достаточно времени, можно уже домой отправиться. Поднимаю взгляд на табло, где сверкают названия. Через три остановки. Опускаю голову, невольно останавливая внимание на мужчине, который внешне не может оттолкнуть. Выглядит опрятно, но…
Он улыбается и подмигивает мне. Остаюсь хмурой и смотрю в окно. Лучше выйду сейчас.
Неприязнь к противоположному полу — это нормально? После изнасилования Причардом я не ощущала отвращение настолько сильно. Сейчас это чувство сидит под кожей, оно стало кожей, неоспоримой частью меня. Поэтому я бежала из больницы. От врача, что прикасался ко мне. От Дилана, что постоянно наблюдает за мной. Знаю, у меня не должно быть причин опасаться их, ведь они не делают мне больно, но… Черт, это тяжело. Уверена, что со временем пройдет. А пока мне необходимо восстановиться. В одиночестве.
Иду по улице, сложив руки на груди. Не застегиваю кофту. Опять кофту О’Брайена. Хорошо, что мое отношение к его вещам не изменилось. Его одежда правда теплая. Как он сам, что стало для меня настоящим открытием. В тот момент, когда он помогал мне слезть с козырька. Его руки. Пальцы. Горячие. Или мне показалось? Если честно, все происходившее в тот день теперь кажется туманом. Практически ничего не помню в деталях. Только свое адское сердцебиение.
Осторожно глотаю холодный воздух, терплю порывы морозного ветра, что ерошат спутанные волосы. Справлюсь. Я справлюсь. Сама.
Иду по территории своего комплекса. Сворачиваю на свою улицу и сразу замечаю знакомый автомобиль. Он уже здесь? Черт, надо поторопиться, чтобы не отнимать его времени. Ускоряю шаг, сильнее противостою ветру, и щурю глаза под его давлением. Вижу О’Брайена. Он сидит на ступеньках крыльца моего дома. Курит. Выглядит хмуро, в принципе, ничего нового. Моргаю, сама заставляя себя хорошенько прокашляться, чтобы голос звучал уверенно и громко.
Парень переводит на меня взгляд, еле заметно прикусив сигарету зубами. Подхожу ближе, и ужасаюсь.
Не могу.
Поднять.
Глаза.
Смотрю на траву, еле вынуждая себя взглядом коснуться шеи Дилана, который, кажется, не меняется в лице.
— Давно здесь? — Обязана говорить первой. Говорить много. Я в порядке.
— Минут двадцать, — он пускает дым, после чего с неприязнью щурится, потушив сигарету о свое запястье, и встает, взяв рюкзак, что лежал в ногах.
— Извини, что долго, — делаю шаг назад и немного в сторону, когда Дилан спускается вниз, встав напротив.
— Где ты была? — Я ожидала этот вопрос и свято верила, что готова к ответу, но, услышав его, поняла. Поняла, что вся ложь остается где-то в глотке, не давая вести себя нормально.
— Решила проветриться, — нахожу ответ, хоть и с опозданием.
— Одна? — Что за неверие в голосе? Не поднимаю глаза на лицо О’Брайена, поэтому мне сложно сказать, как именно он смотрит на меня. Скорее всего, не верит.
— И где ты «проветривалась»? — Допрос. С чего вдруг?
Нервно моргаю, сунув руки в карманы, чтобы скрыть внезапно потеющие ладони. Чувствую, что Дилан смотрит. Причем внимательно, будто желая вывести меня на чистую воду. Мне не нравится ощущать этот взгляд на себе. Невольно сравниваю его с Оливером. Знаю, ужасное сравнение. Но мне просто не хочется, чтобы кто-то смотрел на меня.
— Харпер, — Дилан обращается ко мне спокойно, а в моем горле встает ком. Мне не нравится быть такой эмоциональной. И меня злит, что сейчас причин для слез нет, но глаза предательски горят от соленой жидкости, от которой пытаюсь избавиться, моргая. Но глотать воздух уже сложнее.
— Что произошло в больнице? — О’Брайен. Тебя не должно это заботить. — Кто-то приставал к тебе?
— Господи, нет, — я слышу его тон, поэтому сразу же отрицаю, касаясь лба ладонью. Надеюсь, что его вопросы иссякнут, но нет.
— Я что-то не так сделал или сказал? — Знаю. Он хмур. По голосу слышно.
— Нет же, — мне хочется прикрыть глаза, но я просто отворачиваю голову, борясь с эмоциями, и тяжело вздыхаю через нос, чтобы хоть как-то перевести дух. Меня выматывает общение. Морально.
— Тогда почему ты не смотришь на меня?
Молчу. Моргаю. Не поднимаю глаз.
— Харпер, — требовательно. Не реагирую, боясь, что лишнее телодвижение станет моим концом. Не хочу рыдать перед кем-то.
— Мэй, посмотри на меня, — удар в подых. Дилан не шевелится, но я получаю пощечину. Он просит. Не приказывает, как поступает обычно.
Просит. Посмотреть. На него.
И мне становится еще хуже, ведь не могу. Сдерживать слезы трудно. Но справляюсь. Глубокий вдох. Выдох. Поворачиваю голову, взглянув на парня, но взгляд не устанавливает зрительный контакт. Смотрю куда-то сквозь него. И, думаю, О’Брайен видит это, поэтому немного раздраженно отводит взгляд, ладонью проводя по волосам. Протягивает мне рюкзак. Беру его. Молча. Опускаю глаза.
— Ты уверена, что готова находиться одна? — Необычный вопрос, ответ на который не обдумывала, но головой киваю. Дилан продолжает сверлить меня взглядом. Кивает:
— Окей, — вынимает ключи из кармана и, кажется, хочет что-то добавить, но закрывает рот, зашагав в сторону своего автомобиля.
Почему ты уходишь?
Недолго топчусь на месте. Впитываю звук шагов. Иду к двери, поднимаясь по ступенькам крыльца, и роюсь в рюкзаке дрожащей рукой, находя ключи.
Я не уверена, что готова к одиночеству, которого так желаю.
Слышу шум мотора за спиной.
Не уходи.
Вставляю ключ в замочную скважину. Пара поворотов — и дверь открыта, а мои глаза начинают болеть от слез. Оглядываюсь, но автомобиль уже уезжает, поэтому провожаю его взглядом, не борясь с чувством страха внутри.
Встречает темная прихожая. Нервно и быстро запираю дверь на все замки. От резких движений пальцев давление повышается и голова начинает кружиться, поэтому прижимаюсь лбом к железной поверхности, громко выдыхая. Комод, на который аккуратно кладу ключи, покрыт легким слоем пыли. Мне стоит перевести дух, но времени нет. Бросаю рюкзак на пол, быстро зашагав на кухню, чтобы найти домашний телефон. Светлые предметы кухни не наводят на положительное. Немного мнусь, хмуро уставившись на значок автоответчика. Не горит. Он мигает даже в случае пропущенных вызовов. А здесь ничего. Медлю. Вовсе останавливаюсь возле стола.