Но уже зайдя в лифт, стены которого, по традиции, были практически полностью исписаны, он опустил пакеты на пол, дождался, когда я нажму на нужный этаж, — девятый, — и почему-то виновато на меня посмотрел.

— Что ты хочешь на ужин? — поддавшись на встречу щенячьему взгляду, проворковал я, когда рука Джоша, так же по традиции, проскользнула на мою талию и нежным движением притянула мое обмякшее тело к его теплой груди.

— Хочу сказать спасибо… — уткнувшись носом в мое плечо, а в последствие и вовсе зарывшись где-то в воротнике моего пальто лицом, прошептал Джош.

— Но я еще ничего не приготовил, — поглаживая его по плечу, почему-то тоже прошептал я.

Но словно игнорируя мои слова, он крепче прижал меня к себе, боясь, что я начну отдаляться.

— Ч-то случилось? — пытаясь не паниковать, спросил я, когда Джош, наконец, дал волю своим эмоциям и позволил себе пустить слезу. — Джоши?..

Но он молчал, все также обнимая меня, словно любимого плюшевого медведя в детстве, словно что-то родное, словно то, без чего невозможно. Лифт давно остановился, двери со скрипом распахнулись и перед глазами встала пустая лестничная клетка. Но сдвинуться с места я себе не позволил, поэтому дотянулся до пульта управление и без каких-либо зазрений совести, как какой-то подросток, понажимал на все кнопки без разбора, поэтому лифт снова двинулся и еще минут десять нас возило туда-сюда.

— Я люблю тебя, — совсем неожиданно для меня сказал Джош и поднял покрасневшие от напряжения и слез глаза на меня.

Я просто не мог не расплакаться в ответ, потому что слышать подобные слова и чувствовать, что человек так яро в тебе нуждается и полностью тебе доверяет, за несколько лет я все еще не смог привыкнуть.

— И всегда буду, — продолжал он, протерев скатившуюся по моей щеке слезу, которая буквально стала выражением моей привязанности и благодарности к нему, — ты чудесный.

Я не мог остановить поток слез, — которые постепенно и вовсе встали пеленой перед глазами, — но хотя и понимал, что немного странно было бы увидеть двух обнимающихся и при этом рыдающих мужчин в лифте, перестать не мог: мне казалось, что мое сердце вновь совершило что-то необъяснимое, совершило двойной флип, а затем выпрыгнуло из груди и заставило меня влюбиться в этого странного паренька снова, как-то и случилось той холодной осенью в Гарленде.

— С-Спасибо, что остаешься со мной н-не смотря ни н-на что… — забыв про остановившийся в очередной раз лифт и про соленые от слез щеки, Джош, явно волнуясь, притянул меня в нежный поцелуй, окончательно смешав все чувства и эмоции между нами.

Ну, а я бесповоротно отдался моменту и, следуя примеру Дану, позабыл про окружающую обстановку и вложил всего себя в этот поцелуй, который стал отправной точкой в наших дальнейших жизнях. Поглаживая спину парня и иногда отстраняясь от таких родных губ, чтобы вдохнуть немного кислорода в легкие, я осознал, что теперь с Джошем все будет в порядке.

А если все в порядке с ним, значит и со мной тоже.

***

Всю ночь перед Рождеством продолжалась метель, поэтому к утру окна квартиры были залеплены снегом, из-за чего солнечный свет, играя с кристаллами снежинок, яркими лучами стелился по полу и стенам. Наблюдая за такого рода мозаикой, что красовалась на полупустой стене в кухне, я неспешно попивал свой кофе, сидя в кресле у окна, и поглаживал по шерстке рыжего кота, который мирно дремал на моих коленях, словно и не было тех недель, в течение которых этот комочек шерсти заработал в наших глазах репутацию игривого проказника: новые обои в гостиной были успешно использованы им в качестве когтекочки, а любимые кеды Джоша перестали быть любимыми с тех самых пор, когда рыжий Оливер принял их за лоток. Но несмотря на все эти сюрпризы, которые подготовил для нас новый, а совместительству и первый питомец, Джош был неимоверно рад, когда Олли начал мурлыкать в его руках.

Вспоминая историю Оливера и по-детски солнечную улыбку Джоша в тот момент, когда я в качестве подарка на его день рождения преподнёс ему кота в мешке (в прямом смысле), я не заметил, как позади меня оказался и сам «виновник торжества».

— О чем задумался? — пролепетал он в моё шею, склонившись над спинкой кресла и повиснув надо мной.

— Кофе будешь? — ухмыляясь, спросил я, пытаясь не разлить напиток, когда дыхание парня отдавалась щекоткой на моей коже.

— Можно мне лучше тебя? — лизнув кожу на моей ключице, он, явно желая разозлить меня, прикусил ее и, наконец, добивишись едва слышного стона, который слетел с моих губ, отступился и, погладив Оливера по голове, добавил: — Я бы хотел Мистера Дана на завтрак.

— Прекращай это, дубина, — не сдержав смех, произнес я, от чего котенок, протестуя внезапному землетрясению, спрыгнул с моих коленей и без энтузиазма поплелся в гостиную.

— Олли, дружище, спасибо, — проворковал Джош вслед рыжему и, притянув меня к себе, снова зарылся головой в моей шее.

— Ты можешь быть хоть немного серьезнее? — отбиваясь от чрезмерной ласки, возмутился я, больше в шутку, чем всерьез. — Хотя бы сегодня.

— Если об этом просит сам мистер Дан, то без проблем.

— Джоши, у нас много дел, поэтому на завтрак ты получишь в лучшем случае тост с джемом и омлет, — нахально игнорируя поцелуи парня, я пытался протиснуться к раковине, в то время как Джош, прилипнув к моей спине как пиявка в коже, тянул меня обратно в кресло, приследуя собственные цели. — Но если ты хорошо будешь вести себя сегодня за ужином, то, обещаю, отплачу тебе сполна.

— Обещаешь? — пробубнил он, а когда услышал утвердительный ответ, чмокнул меня в затылок и отстранился. — Тогда мне, пожалуйста, два тоста.

За привычными шутками и взаимными придирками и прошёл наш день. Я пришел к выводу: когда ты чем-то занят, не замечаешь, как быстро пролетает время, проскальзывая сквозь пальцы словно песок, — тем более, когда дело касается выбора праздничного меню и украшения ёлки. Договориться в первом случае удалось спустя двадцать минут метаний между запеченной курицей к жареной рыбой, а во втором благодаря «камень-ножницы-бумага», словно в подготовительной группе детского сада. Но так или иначе, ножницы победили бумагу, а поэтому ёлка была украшена попкорном и клюквой, как это обычно делалось в семье Джоша. Так, благодаря детской игре, улыбка не слетала с лица Джоша до самого вечера… До тех самых пор, когда в дверь не позвонила Эллисон.

Долго переглядываясь с Джошем, я все-таки решил взять инициативу в свои руки, понимая, как неловко и одновременно страшно ему было. Не скажу, что я не волновался вовсе, нет, это не так, — мне казалось, мои колени совсем скоро перестанут слушаться, ибо они не переставали дрожать. Но, наконец, взяв Дана за руку, чтобы доказать ему, что все в порядке, я подошёл к двери и с толикой сомнения взглянул в зрачок: немного уставшая улыбка на лице похудевшей Элли и спящий на её руках малыш. Отбросив все свои сомнения, я прикоснулся к дверной ручке, а когда уже собрался повернуть её, рука Джоша оказалась поверх моей: парень прикусил губу от волнения, но решил, что он способен справиться с этим.

Открытая дверь и немного забытые черты. Слёзы на её глазах и покрасневший от холода нос. Все было в ней прекрасно: и мешки под глазами, появившиеся из-за недосыпа, и уже русый цвет волос, который пришёл на замену когда-то розовому, и веснушки, которые никогда не покидали ее щёк и носа. Но самое прекрасное, что было у неё — это ребёнок.

— Это Тедди, — проворковала девушка, укладывая малыша на кровать в спальне.

— Уже такой взрослый, — заметил я, пораженный спокойности Элисон. Она очень хорошо управлялась с ролью матери, поэтому через несколько минут малыш Тедди был переодет в милое боди.

— Ему два с половиной, — пояснила она, улыбнувшись. — Совсем скоро он пойдёт в детский сад, и я наконец вздохну спокойно.

— Как… Как ты со всем справляешься? — пересилив себя, спросил Джош из-за моей спины. — Кажется, ты сильно устаешь.

— Когда на твоих плечах висит ответственность за кого-то, ты не считаешь времени и сил… — пояснила она, присев на край кровати, — ты просто пытаешься выкладываться так, как того требуют обстоятельства.